Рэй Брэдбери - У нас всегда будет Париж
Я сложил это вместе и поразился.
— Как такое могло случиться, Джеральд? — взвился я, стараясь не повышать голос. — Как?
Его хватило только на то, чтобы дернуть подбородком в сторону изножья постели.
Я откинул одеяло — и не поверил своим глазам.
Его ноги были примотаны клейкой лентой к основанию кровати.
— Вот, — прошелестело на выдохе. — Не мог… — выдавил он, — позвонить!
Телефонный аппарат стоял справа от него, чуть дальше вытянутой руки.
Размотав скотч, я снова наклонился, чтобы продолжить расспросы.
— Ты меня слышишь?
Голова у него дернулась. Он шепотом выпалил:
— Да. Блэр… — судорожный вдох, — намерен… — он немного успокоился, — жениться… — у него опять перехватило дух, — на… старом… священнике. — Тут слова хлынули потоком: — Мудрейшем из мудрых!
— То есть как?
— Жениться, — взорвался старик, — на мне!
— Погоди! — Я был ошарашен. — Жениться?
Яростный кивок, а после — дикий приступ хохота.
— Он, — прошептал Джеральд Весалиус. — На мне.
— Господи! Вы с Блэром? Должны пожениться?
— Именно так. — Голос Джеральда окреп и перестал дрожать. — Именно так.
— Быть такого не может!
— Может! Может!
Меня стал душить смех, но пришлось сдержаться.
— Не хочешь ли сказать… — начал я.
— Тише ты, — без запинки произнес Джеральд. — А не то он услышит и тебя… — у него опять перехватило дыхание, — вышвырнет!
— Джеральд, это же незаконно! — вскричал я шепотом.
— Законно, — прошептал он в ответ. — Все будет законно, шумиха, газеты!
— Боже мой!
— Да, вот так!
— Но зачем это ему?
— Ему, — сказал Джеральд, — плевать. Но слава! Он считает, что дело того стоит, — хочет прославиться и как можно больше от меня получить.
— Нет, в самом деле, Джеральд, как это понять?
— Хочет забрать надо мною власть. Такая уж… — выдавил Джеральд, — у него… — он поперхнулся, — натура.
— Ничего себе! — сказал я. — Бывает, что в браке женщина всецело отдает себя во власть мужчине или мужчина всецело отдает себя во власть женщине.
— Вот-вот, — подтвердил Джеральд. — Этого он и добивается! Он влюблен, но у него помрачение рассудка!
Джеральд застыл, смежил веки, а потом добавил слабым, срывающимся голосом:
— Хочет подчинить себе мой ум!
— Из этого ничего не выйдет!
— Уж он расстарается. Хочет стать величайшим философом в мире.
— Сумасшедший!
— Да! Хочет писать книги, ездить по свету, читать лекции — хочет стать мною. Думает, если я буду принадлежать ему, он займет мое место.
Послышался какой-то шорох. Мы затаили дыхание.
— Идиотизм какой-то! — прошептал я. — Видит Бог!
— Бог, — фыркнул Джеральд, — этого… не видит…
Как ни странно, у Весалиуса вырвался смешок.
— Не важно!
— Шшш, — предостерег Джеральд.
— Он с самого начала таким был, уже когда поступил к тебе на службу?
— Вероятно. Только не до такой степени.
— И ты не противился?
— Не про… — пауза, — …тивился.
— Но ведь…
— С годами он забирал все больше си… си… силы.
— Пользуясь твоими же деньгами?
— Нет, — желчная усмешка, — моими мыслями.
— Он крадет твои мысли?
Джеральд сделал судорожный вдох и выдох.
— Представь себе!
— Но твои мысли уникальны!
— Скажи… скажи… скажи это ему.
— Вот паразит!
— Нет, ревнивец, завистник, властолюбец, поклонник, полузверь, а порою — настоящий зверь! — Джеральд выкрикнул эту тираду отчетливо, но не за один раз.
— Черт побери, — возмутился я. — Почему же мы теряем время на разговоры?
— А куда деваться? — прошептал Весалиус. — Помоги. — Тут он улыбнулся.
— Как мне тебя отсюда вытащить?
Весалиус посмеялся.
— Просчитаем возможности.
— Черт побери, сейчас не до шуток!
Джеральд Весалиус сглотнул.
— Такое уж… у меня особое… — он запнулся, — чувство юмора. Итак!
Мы оба замерли. Где-то скрипнула дверь. Шаги.
— Может, вызвать полицию?
— Нет. — Пауза. У Джеральда сорвался голос. — Это акция, спектакль, ему на руку.
— Акция?
— Слушай меня, иначе все пропало.
Я наклонился, и он сбивчиво заговорил.
Шепотом, шепотом, шепотом.
— Уяснил? Попытаешься?
— Попытаюсь! — ответил я. — Ах ты, черт, черт, черт!
В коридоре — шаги. Мне послышался чей-то крик.
Я схватил телефонную трубку. Набрал номер.
Потом выбежал через ту же застекленную дверь, обогнул дом и оказался на тротуаре.
Невдалеке завыла сирена, потом вторая, третья.
К тротуару подкатили сразу три пожарно-спасательные бригады — в такой час у них обычно бывает затишье. Девять бойцов-спасателей, соскучившихся по настоящей работе, бросились к дому.
— Блэр! — завопил я во все горло. — Я тут! Проклятье. Дверь случайно захлопнулась! Там, за углом! Старик умирает. За мной!
Я бросился бежать. Спасатели, одетые в черную форму, устремились следом, не разобравшись, что к чему.
Мы распахнули застекленную дверь. Я указал пальцем на Весалиуса.
— Выносите его! — скомандовал я. — В больницу Бротмана! Скорее!
Джеральда уложили на каталку и без промедления вывезли через ту же дверь.
У нас за спиной раздавались истерические вопли Блэра.
Джеральд Весалиус тоже их услышал; он весело помахал рукой и стал выкрикивать:
— Пока-пока, счастливо оставаться, прощай, всех благ, будь здоров, не поминай лихом!
А мы между тем бежали к санитарному транспорту.
Джеральд заходился смехом.
— Юноша!
— Что, Джеральд?
— Ты меня любишь?
— Конечно, Джеральд.
— Но ты ведь не намерен забирать надо мной власть?
— Нет, Джеральд.
— А над моими мыслями?
— Ни в коем случае.
— А над моим телом?
— Ни за что, Джеральд.
— Пока смерть не разлучит нас?
— Пока смерть не разлучит нас.
— Хорошо.
Бегом, бегом, вперед, вперед, через газон, по дорожке, к санитарной машине.
— Юноша.
— Да?
— В храме веданты?
— Да-да.
— В прошлом году?
— Да-да.
— Проповедь на тему «Величие всеобъемлющего смеха»?
— Я на ней присутствовал.
— Момент настал!
— Ну да, ну да.
— Хохотать до упаду?
— Хохотать до упаду.
— Взахлеб, от души?
— Господи, конечно, взахлеб и от души!
Тут в груди у Джеральда рванула бомба, а из гортани хлынула взрывная волна. Мне ни разу в жизни не доводилось слышать такого взрыва ликования; меня самого душил смех, но я бежал рядом с каталкой, которую без промедления толкали вперед и вперед.
Мы улюлюкали, вопили, орали, задыхались, втягивали в себя и выдыхали фейерверки веселья, как мальчишки в забытый богом летний денек, когда можно упасть на тротуар и содрогаться в притворных корчах, изображая разрыв сердца или приступ удушья, жмуриться от громового «ха-ха-ха» и «ох-хо-хо» и умолять: «Кончай, Джеральд, я сейчас сдохну, ха-ха, ох-хо-хо, господи, ха, хо», и опять «ох-хо-хо», пока не охрипнешь до шепота.
— Юноша?
— Что еще?
— Фараон Тутанхамон.
— Ну?
— Его мумию нашли в гробнице.
— Ну.
— У него губы изогнуты в улыбке.
— С чего бы это?
— А между передними зубами…
— Что?
— Застрял черный волос.
— И что из этого?
— А то, что человек перед смертью всласть покушал. Ха-ха!
Ха-ха, о господи, хо-хо, скорей, бегом, скорей, бегом.
— И последний вопрос.
— Ну, что еще?
— Ты готов со мной сбежать?
— Куда?
— К пиратам.
Мы наконец-то добрались до машины «скорой помощи», и Джеральда вкатили в распахнутые двери.
— К пиратам! — громогласно повторил он.
— Ладно, Джеральд, хоть бы и к пиратам — я с тобой!
Двери захлопнулись, взвыла сирена, заурчал двигатель.
— К пиратам! — прокричал я вслед.
Летняя пиета
— Скорей бы, — сказал я.
— Да уймись ты, а? — отмахнулся мой брат.
— Не могу заснуть, — твердил я. — Завтра тут такое будет — прямо не верится. Два цирка в один день! «Братья Ринглинг» приедут на длиннющем поезде в пять утра, а через полчаса и «Братья Дауни» прикатят — на грузовиках. Я лопну.
— Знаешь что, — сказал мой брат, — давай-ка спать. Завтра подъем в полпятого.
Перевернувшись на другой бок, я все равно не смог уснуть: шутка ли дело — я так и слышал, как в нашу сторону движутся сразу два цирка, которые перевалили через горизонт и уже начали подниматься вместе с солнцем.
Как-то совсем незаметно стрелки часов подкрались к четырем тридцати, и мы с братом спустили ноги в холодную тьму, оделись, схватили по яблоку вместо завтрака, выскочили на улицу и помчались под горку в сторону железнодорожной станции.
