Льюис Кэрролл - Аня в Стране чудес
Шляпник торопливо покинул залу, оставив башмаки.
— И обезглавьте его при выходе, — добавила Королева, обращаясь к одному из стражников; но Шляпник уже был далеко.
— Позвать следующего свидетеля, — сказал Король. Выступила Кухарка Герцогини. Она в руке держала перечницу, так что Аня сразу ее узнала. Впрочем, можно было угадать ее присутствие и раньше: публика зачихала, как только открылась дверь.
— Дай свое показанье, — сказал Король.
— Не дам! — отрезала Кухарка.
Король в нерешительности посмотрел на Кролика; тот тихо проговорил: «Ваше Величество должно непременно ее допросить».
— Надо так надо, — уныло сказал Король, и, скрестив руки, он угрюмо уставился на Кухарку, так насупившись, что глаза его почти исчезли. Наконец он спросил глубоким голосом: — Из чего делают пирожки?
— Из перца главным образом, — ответила Кухарка.
— Из сиропа, — раздался чей-то сонный голос.
— За шиворот его! — заорала Королева. — Обезглавить его! Вышвырнуть его отсюда! Подавить! Защипать! Отрезать ему уши!
В продолжение нескольких минут зал был в полном смятении: выпроваживали Соню. Когда же его вывели, и все затихли снова, оказалось, что Кухарка исчезла.
— Это ничего, — сказал Король с видом огромного облегчения. — Позвать следующего свидетеля.
И он добавил шепотом, обращаясь к Королеве: «Знаешь, милая, ты бы теперь занялась этим. У меня просто лоб заболел».
Аня с любопытством следила за Кроликом. «Кто же следующий свидетель? — думала она. — До сих пор допрос ни к чему не привел».
Каково же было ее удивление, когда Кролик провозгласил высоким, резким голосом:
— Аня!
Глава 12. ПОКАЗАНИЕ АНИ
— Я здесь! — крикнула Аня, и, совершенно забыв в своем волнении о том, какая она стала большая за эти несколько минут, она вскочила так поспешно, что смахнула юбкой скамейку с присяжниками, которые покатились кувырком вниз, прямо в толпу, и там, на полу, стали извиваться, что напомнило Ане стеклянный сосуд с золотыми рыбками, опрокинутый ею как-то на прошлой неделе.
— Ах, простите меня! — воскликнула она с искренним огорчением и стала подбирать маленьких присяжников, очень при этом торопясь, так как у нее в голове мелькало воспоминанье о случае с золотыми рыбками. И теперь ей смутно казалось, что если не посадить обратно на скамеечку всех этих вздрагивающих существ, то они непременно умрут.
— Суд не может продолжаться, — сказал Король проникновенным голосом, — пока все присяжные не будут на своих местах. Все, — повторил он и значительно взглянул на Аню.
Аня посмотрела на скамейку присяжников и увидела, что она впопыхах втиснула Яшу-Ящерицу вниз головой между двух Апрельских Уточек, и бедное маленькое существо только грустно поводило хвостиком, сознавая свою беспомощность.
Аня поспешила его вытащить и посадить правильно. «Впрочем, это имеет мало значенья, — сказала она про себя. — Так ли он торчит или иначе — все равно особой пользы он не приносит».
Как только присяжники немного успокоились после пережитого волнения и как только их доски и карандаши были найдены и поданы им, они принялись очень усердно записывать историю несчастья — все, кроме Яши, который, казалось, слишком потрясен, чтобы что-либо делать, и мог только глядеть в потолок, неподвижно разинув рот.
— Что ты знаешь о преступленьи? — спросил Король у Ани.
— Ничего, — ответила Аня.
— Решительно ничего? — настаивал Король.
— Решительно ничего, — сказала Аня.
— Это очень важно, — проговорил Король, обернувшись к присяжникам. Те было начали заносить сказанное, но тут вмешался Кролик.
— Неважно — хотите сказать, Ваше Величество? — произнес он чрезвычайно почтительным голосом, но с недобрым выражением на лице.
— Неважно, да, да, конечно, — быстро поправился Король и стал повторять про себя: «Важно — неважно, неважно — важно», — словно он старался решить, какое слово звучит лучше.
Некоторые из присяжников записали «важно», другие — «неважно». Аня могла заметить это, так как видела их доски. «Но это не имеет никакого значенья», — решила она про себя.
В эту минуту Король, который только что торопливо занес что-то в свою записную книжку, крикнул: «Молчанье!» — и прочел из этой же книжки следующее:
«Закон сорок четвертый. Все лица, чей рост превышает одну версту, обязаны удалиться из залы суда».
Все уставились на Аню.
— Превышаешь! — молвил Король.
— И многим, — добавила Королева.
— Во всяком случае, я не намерена уходить, — сказала Аня. — А кроме того, это закон не установленный, Вы сейчас его выдумали.
— Это старейший закон в книге, — возразил Король.
— Тогда он должен быть законом номер первый, а не сорок четвертый, — сказала Аня.
Король побледнел и захлопнул записную книжку.
— Обсудите приговор, — обратился он к присяжникам, и голос его был тих и трепетен.
— Есть еще одна улика, — воскликнул Белый Кролик, поспешно вскочив. — Только что подобрали вот эту бумажку.
— Что на ней написано? — полюбопытствовала Королева.
— Я еще не развернул ее, — ответил Кролик. — Но, по-видимому, это письмо, написанное подсудимым… к… к кому-то.
— Так оно и должно быть, — сказал Король. — Разве только, если оно написано к никому, что было бы безграмотно, — не правда ли?
— А как адрес? — спросил один из присяжников.
— Адреса никакого нет, — сказал Кролик. — Да и вообще ничего на внешней стороне не написано. — Он развернул листок и добавил: — Это, оказывается, вовсе не письмо, а стихи.
— А почерк чей, подсудимого? — спросил вдруг один из присяжников.
— В том-то и дело, что нет, — ответил Кролик. — Это-то и есть самое странное.
Присяжники все казались озадаченными.
— Он, должно быть, подделался под чужой почерк, — решил Король. Присяжники все просветлели.
— Ваше Величество, — воскликнул Валет, — я не писал этого, и они не могут доказать, что писал я: подписи нет.
— То, что ты не подписал, ухудшает дело, — изрек Король. — У тебя, наверное, совесть была нечиста, иначе ты бы поставил в конце свое имя, как делают все честные люди!
Тут раздались общие рукоплесканья: это была первая действительно умная вещь, которую Король сказал за весь день.
— Это доказывает его виновность, конечно, — проговорила Королева. — Итак, отруб…
— Это ровно ничего не доказывает, — перебила Аня. — Вы же даже не знаете, о чем говорится в этих стихах.
— Прочесть их, — приказал Король.
Белый Кролик надел очки.
— Откуда, Ваше Величество, прикажете начать? — спросил он.
— Начни с начала, — глубокомысленно ответил Король, — и продолжай пока не дойдешь до конца. Тогда остановись.
В зале стояла мертвая тишина, пока Кролик читал следующие стихи:
При нем беседовал я с неюО том, что он и ей, и мнеСказал, что я же не умеюСвободно плавать на спине.
Хоть я запутался — не скрою, —Им ясно истина видна;Но что же станется со мною,Когда вмешается она?
Я дал ей семь, ему же десять,Он ей — четыре или пять.Мы не успели дело взвесить,Как все вернулись к нам опять.
Она же высказалась даже(Пред тем, как в обморок упасть)За то, что надо до продажиЕй выдать целое, нас часть.
Не говорите ей об этомВо избежанье худших бед.Я намекнул вам по секрету,Что это, знаете, секрет.
— Вот самое важное показание, которое мы слышали, — сказал Король. — Итак, пускай присяжные…
— Если кто-нибудь из них может объяснить эти стихи, я дам ему полтинник, — проговорила Аня, которая настолько выросла за время чтения, что не боялась перебивать. — В этих стихах нет и крошки смысла — вот мое мнение.
Присяжники записали: «Нет и крошки смысла — вот ее мненье», но ни один из них не попытался дать объяснение.
— Если в них нет никакого смысла, — сказал Король, — то это только, знаете, облегчает дело, ибо тогда и смысла искать не нужно. Но как-никак, мне кажется, — продолжал он, развернув листок на коленях и глядя на него одним глазом, — мне кажется, что известное значенье они все же имеют. «Сказал, что я же не умею свободно плавать на спине». Ты же плавать не умеешь? — обратился он к Валету.
Валет с грустью покачал головой.
— Разве, глядя на меня, можно подумать, что я хорошо плаваю? — спросил он. (Этого, конечно, подумать нельзя было, так как он был склеен весь из картона и в воде расклеился бы.)
— Пока что — правильно, — сказал Король и принялся повторять стихи про себя: «…Им ясно истина видна» — это, значит, присяжным. «…Когда вмешается она…» — это, должно быть, Королева. «Но что же станется со мною?» …да, это действительно вопрос! «…Я дал ей семь, ему же десять…» …ну, конечно, это насчет пирожков.
