Эрнест Хемингуэй - Зеленые холмы Африки
— А кого?
— He знаю, но запах очень сильный. Вы его не чувствуете?
— Нет.
— Спросите у Друпи.
Друпи кивнул, и усмехнулся.
— Местные жители нюхают табак, — сказал Старик. — Так что не знаю, могут ли они слышать звериные запахи.
Тут тростник был выше человеческого роста, и мы шли с величайшей осторожностью, бесшумно, точно во сне. Теперь я уже все время чуял запах каких-то неизвестных животных совершенно явственно, но он становился то сильнее, то слабее. Мне это очень не нравилось: мы шли у самого берега, а след уводил прямехонько в длинное болото, поросшее еще более высоким тростником, чем тот, сквозь который мы продирались.
— Я чувствую, что они совсем рядом, — шепнул я Старику. — Серьезно! Можете мне поверить.
— Да я верю! — ответил Старик. — Может, нам лучше подняться на берег и поверху обойти это место?
— Пожалуй.
Когда мы взобрались наверх, я сказал:
— Этот высокий тростник меня в ужас приводит. Не хотелось бы мне охотиться там!
— А что, если бы вам пришлось охотиться в таком тростнике на слона?
— Нет, на это я бы не решился.
— Неужели на слонов охотятся в таких высоких зарослях? — спросила Мама.
— Бывает, — ответил Старик. — И тогда, чтобы стрелять, залезаешь к кому-нибудь на плечи.
«Есть же такие молодцы! — подумал я. — Но это не по мне».
Мы двинулись по правому берегу, через открытое место, огибая болото с высоким сухим тростником. На другом берегу росли могучие деревья, а над ними высилась крутая стена ущелья. Ручей был скрыт от нас. Справа громоздились холмы, местами поросшие кустарником. Впереди, за болотом, русло ручья суживалось и ветви деревьев почти смыкались над ним.
Вдруг Друпи схватил меня за плечо, и мы оба присели. Он сунул мне в руки двустволку, а сам взял спрингфилд, потом указал вперед, и за излучиной я увидел голову носорога с великолепным длинным рогом. Голова поворачивалась из стороны в сторону, и мне удалось разглядеть настороженно шевелившиеся уши и маленькие, как у кабана, глазки. Я отвел предохранитель и знаком приказал Друпи лечь. Но тут М'Кола сказал: «Того! Того!» — и вцепился мне в руку. Друпи тоже быстрым шепотом твердил: «Манамуки! Манамуки! Манамуки!» — оба они умоляли меня не стрелять, так как это была самка с детенышем. Когда я опустил ружье, она фыркнула и побежала прочь через тростник. Детеныша я так и не увидел. Заметно было, как колышется тростник там, где оба зверя продирались сквозь него, потом все стихло.
— Экая досада! — пробормотал Старик. — А какой рог!
— Я чуть ее не ухлопал, — отозвался я. — Не разглядел, что это самка.
— М'Кола видел детеныша.
М'Кола что-то шептал Старику и выразительно кивал головой.
— Он говорит, что там есть еще один носорог, — объяснил Старик. — Он слышал фырканье.
— Поднимемся выше, оттуда будет видно, если они вылезут, и швырнем что-нибудь в тростник.
— Неплохо придумано, — согласился Старик. — Быть может, там и самец.
Мы прошли берегом чуть повыше, откуда можно было оглядеть заросли тростника. Старик держал ружье наготове, я тоже взвел курок, после чего М'Кола швырнул палку туда, где услышал шум. Ответом было звучное фырканье, но тростник не дрогнул, не шелохнулся. Затем вдали раздался треск и тростник заколыхался, — наверное, какой-то зверь бежал к противоположному берегу, но какой именно, мы не видели. Через минуту мне удалось разглядеть черную спину и широко раскинутые, остроконечные рога буйвола, взбегавшего на крутой берег. Он двигался быстро, вытянув шею и подняв увенчанную рогами голову, холка его напряглась, как у разъяренного быка. Я прицелился, но Старик неожиданно остановил меня.
— Это мелкий буйвол, — сказал он тихо. — На вашем месте я не стал бы его убивать — разве только на мясо.
Но мне казалось, что буйвол очень большой. Он стоял боком, повернув голову в нашу сторону.
— У меня лицензия еще на трех буйволов, а там, куда мы скоро переберемся, они не водятся, — возразил я.
— Мясо-то у него превкусное, — буркнул Старик. — Ну что ж, стреляйте. Но будьте начеку, после выстрела из тростника может выскочить носорог.
Я присел, ощущая в руках непривычную тяжесть двустволки, прицелился буйволу под лопатку, нажал на спуск, но выстрела не последовало. У спрингфилда спуск легкий, безотказный, а тут мне показалось, будто курок заклинился. Это было похоже на кошмарный сон, когда пытаешься выстрелить и не можешь. Мне не удалось выжать спуск, но я справился с собой, затаил дыхание и снова потянул спуск. Внезапный рывок — и ружье выпалило с оглушительным грохотом. Однако буйвол и не думал падать, он кинулся влево, вверх по склону. Тогда я выстрелил из второго ствола, и у задних ног буйвола брызнули каменные осколки. Прежде чем я успел перезарядить ружье, он был уже вне выстрела. И тут-то мы услышали фырканье и треск — это еще один носорог выскочил из дальнего конца тростниковых зарослей и кинулся к высоким деревьям на нашем берегу, лишь на секунду мелькнув у нас перед глазами.
— Это самец, — сказал Старик. — Он ушел вниз по ручью.
— Ндио. Думи! Думи! — настойчиво твердил Друпи, подтверждая, что это самец.
— А ведь я ранил проклятущего буйвола, — сказал я. — Не знаю только куда. Ох, уж эти мне двустволки! Слишком тугой спуск.
— Из спрингфилда вы убили бы его, — заметил Старик.
— Или, по крайней мере, знал бы точно, куда попала пуля. Я-то думал, что из двустволки либо уложу его наповал, либо промахнусь. А оказывается, я его только ранил.
— Далеко ему не уйти, — сказал Старик. — Выждем.
— Боюсь, что я прострелил ему брюхо.
— Как знать! Хоть он и мчался что есть духу, но мог свалиться через какую-нибудь сотню шагов.
— Проклятое ружье! Не умею я стрелять из него. Спуск действует, как консервный ключ, когда открываешь коробку сардин.
— Пойдемте, — сказал Старик. — Здесь бродит уйма носорогов.
— А как же буйвол?
— Никуда не денется. Пусть потеряет силы и свалится где-нибудь.
— Вообразите, вдруг мы оказались бы внизу, когда все эти звери выскакивали из тростника!
— М-да, — хмыкнул Старик.
Все это говорилось шепотом. Я взглянул на жену. У нее был такой вид, словно она наслаждалась интересным спектаклем.
— Ты не заметила, куда он ранен?
— Не заметила. Как ты думаешь, в тростнике прячется еще кто-нибудь?
— Их там тысячи. Ну так как же, Старик?
— Может, ваш буйвол лежит где-нибудь за излучиной. Пойдем, поищем его.
Мы зашагали берегом, взвинченные до крайности, и когда подошли к узкому краю тростниковых зарослей, услышали, что какой-то грузный зверь продирается среди высоких стеблей. Я вскинул ружье и ждал его появления. Но он не показывался, только тростник все колыхался. М'Кола сделал мне знак не стрелять.
— Это детеныш, — сказал Старик. — Должно быть, их было два. Но куда же запропастился чертов буйвол?
— Откуда вы знаете, что это детеныш? Ведь его не видно.
— Сужу по треску в зарослях.
Мы стояли, оглядывая воду, тенистый берег с высокими деревьями и уходящее вдаль русло ручья, как вдруг М'Кола указал на холм справа от нас.
— Фаро, — пробормотал он и протянул мне бинокль.
Там, на скате холма, подняв голову, глядя в нашу сторону, насторожив уши и поводя мордой, стоял носорог. В бинокль он показался мне огромным. Старик тоже разглядывал его в свой бинокль.
— Он не лучше того, которого вы убили раньше, — сказал он тихо.
— Сейчас я могу всадить ему пулю прямо в шею!
— Вы имеете право убить еще только одного, — возразил Старик. — И вам нужен хороший экземпляр.
Я протянул Маме бинокль, но она не взяла его.
— Мне и так хорошо видно. Экая громадина!
— Как бы он на нас не бросился, — сказал Старик. — Тогда уж вам волей-неволей придется стрелять.
Тем временем из-за большого дерева с кудрявой верхушкой показался еще один носорог. Этот был чуточку поменьше.
— Ей-богу, детеныш, — сказал Старик. — А вон то самка. Хорошо, что вы не выстрелили. Она наверняка бросилась бы на нас.
— Неужели опять та же самка?
— Нет. У той был здоровенный рог.
Нами овладело нервное возбуждение, какая-то почти хмельная веселость, как всегда при виде чрезмерного до нелепости обилия дичи. Такое чувство может появиться у человека в любую минуту, когда редкий зверь или рыба вдруг попадается в невероятном количестве.
— Поглядите на нее. Она подозревает неладное, хотя не видит и не чует нас.
— Так ведь она слышала выстрелы.
— Она уже догадывается, что люди близко, но не может понять где.
Самка, такая большая и потешная, что ею можно было залюбоваться, стояла на самом виду, и я прицелился ей в грудь.
— Вот бы сейчас выстрелить!
— Еще бы, — согласился Старик.
