Том 8. Театральный роман. Роман, пьеса, либретто. «Мастер и Маргарита» (1937–1938 гг.) - Михаил Афанасьевич Булгаков
— Я знаком с королевой, — каким-то пустым бескрасочным голосом, как будто простучал, отозвался Абадонна, — правда, при весьма прискорбных обстоятельствах. Я был в Париже в кровавую ночь 1572-го года.
Абадонна устремил черные пятна, заменяющие ему глаза, на Маргариту, и той показалось, что в спальне потянуло сыростью.
— Ну вот и все, — говорил Воланд, морщась, когда Гелла особенно сильно сжимала колено, — общество, как изволите видеть, небольшое, смешанное и бесхитростное. Прошу любить и жаловать...
Он замолчал и стал поворачивать перед собою какой-то диковинный глобус на ножке. Глобус, представляющий точную копию земного шара, сделанную столь искусно, что синие океаны на нем шевелились и шапка на полюсе лежала, как настоящая ледяная и снежная.
На доске тем временем происходило смятение, и Маргарита с любопытством наблюдала за живыми шахматными фигурками.
Совершенно расстроенный и испуганный король в белой мантии топтался на клетке, в отчаянии вздымая руки... Три белые пешки, ландскнехты с алебардами, растерянно глядели на офицера, размахивающего шпагой и указывающего вперед, где в смежных клетках, белой и черной, сидели черные всадники Воланда на двух горячих, роющих копытами клетки, конях.
Кот отставил от глаз бинокль и тихонько подпихнул своего короля в спину. Тот, одною рукою придерживая зубчатую корону, а другою поднимая полу мантии, в ужасе оглядываясь, перебрался с черной на соседнюю белую клетку.
Воланд, не спуская глаз с глобуса, коснулся черной шеи одного из коней. Всадник поднял лошадь на дыбы, перескочил через клетку, взмахнул мечом, и белый ландскнехт упал.
— Шах, — сказал Воланд.
Маргарита, увлеченная живыми фигурками, видела, как белый король в отчаянии закрыл лицо руками.
— Дельце плоховато, дорогой Бегемот, — сказал Коровьев.
— Положение серьезное, но отнюдь не безнадежное, — отозвался Бегемот, — больше того: я вполне уверен в победе. Стоит хорошенько проанализировать положение.
Анализ положения он начал проводить довольно странным способом, именно стал кроить какие-то рожи и подмигивать белому своему королю.
— Ничего не помогает, — ядовито заметил Коровьев.
— Ай! — вскричал Бегемот, — попугаи разлетелись, что я и предсказывал! — Действительно, где-то в отдалении послышался шорох и шум крыльев. Коровьев и Азазелло бросились вон.
— А черт вас возьми с вашими бальными затеями! — буркнул Воланд, не отрываясь от своего глобуса.
Лишь только Коровьев и Азазелло скрылись, мигание Бегемота приняло усиленные размеры. Король вдруг стащил с себя мантию, бросил ее на клетку и убежал с доски и скрылся в толпе убитых фигур. Слон-офицер накинул на себя королевскую мантию и занял место короля.
Коровьев и Азазелло вернулись.
— Враки, как и всегда, — бурчал Азазелло.
— Мне послышалось, — сказал кот, — и прошу мне не мешать, я думаю.
— Шах королю! — сказал Воланд.
— Я, вероятно, ослышался, мой мэтр, — сказал кот, глядя в бинокль на переодетого офицера, — шаха королю нет и быть не может.
— Повторяю: шах королю!
— Мессир! Молю вас обратить внимание на себя, — сказал в тревоге кот, — вы переутомились: нет шаха королю.
— Король на клетке g2, — сказал Воланд.
— Мессир! Я в ужасе! — завыл кот, изображая ужас на морде, — вас ли слышу я? Можно подумать, что перед собой я вижу одного из сапожников-гроссмейстеров!
— Что такое? — в недоумении спросил Воланд, обращаясь к доске, где офицер стыдливо отворачивался, прикрывая лицо мантией.
— Ах ты, подлец, — задумчиво сказал Воланд.
— Мессир! Опять обращаюсь к логике, — заговорил кот, прижимая лапы к груди, — если игрок объявляет шах королю, а короля, между тем, нету и в помине, шах признается недействительным?
— Ты сдаешься или нет! — вскричал страдальчески Воланд.
— Разрешите подумать, — ответил кот, положил локти на стол, уткнул уши в лапы и стал думать.
Думал он долго и наконец сказал:
— Сдаюсь.
— Убить упрямую сволочь! — шепнул Азазелло.
— Да сдаюсь, — сказал кот, — но сдаюсь исключительно потому, что не могу играть в атмосфере травли со стороны завистников.
Он встал, и фигурки полезли в ящик.
— Гелла, пора, — сказал Коровьев.
Гелла удалилась.
— Охота пуще неволи, — говорил Воланд, — нога разболелась, а тут этот бал.
— Позвольте мне, — тихо шепнула Маргарита.
Воланд пристально поглядел на нее и пододвинул к ней колено.
Горячая как огонь жижа обжигала руки, но Маргарита не морщась, стараясь не причинить боли, ловко массировала колено.
— Близкие говорят, что это ревматизм, — рассказывал Воланд, — но я сильно подозреваю, что эта боль в колене оставлена мне на память одною очаровательнейшей ведьмой, с которой я близко познакомился в 1571 году в Брокенских горах на Чертовой Кафедре.
— Какая негодяйка! — возмутилась Маргарита.
— Вздор! Лет через триста это пройдет. Мне посоветовали множество лекарств, но я придерживаюсь бабушкиных средств по старинке, не любя современных патентованных лекарств... Кстати: не страдаете ли вы чем-нибудь? Быть может, у вас есть какая-нибудь печаль, отравляющая душу, — спрашивал Воланд, глядя на огни свечей, — тоска? Я бы помог вам... Поразительные травы оставила в наследство поганая старуха бабушка...
— Я никогда не чувствовала себя так хорошо, как у вас, мессир, — тихо отвечала умная Маргарита, — а предчувствие бала меня волнует...
— Кровь, кровь... — тихо сказал Воланд.
После молчания он заговорил опять:
— Я вижу, вас интересует мой глобус?
— О, да.
— Очень хорошая вещь. Она заменяет мне радио. Я, откровенно говоря, не люблю последних новостей по радио. Сообщают о них всегда какие-то девушки, говорящие в нос и перевирающие названия мест. Кроме того, каждая третья из них косноязычна, как будто таких нарочно подбирают. Если же к этому прибавить, что они считают обязательным для себя о радостных событиях сообщать мрачным до ужаса тоном, а о печальных, наоборот, игриво, можно считать эти их голоса в помещении по меньшей мере лишними.
А при помощи моего глобуса можно в любой момент знать, что происходит в какой хотите точке земного шара. Вот например... — Воланд нажал ножку шара и тот медленно повернулся... — видите этот зеленый кусок, квадратный кусок, бок которого моет океан? Глядите... глядите... вот он наливается огнем, как будто светится изнутри. Там началась война. А если вы приблизите глаза и начнете всматриваться, то увидите и детали...
Маргарита, горя от любопытства, наклонилась к глобусу и увидела, что квадратик земли расширился, распался многокрасочно и
