Иван Гончаров - Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах. Том I.
513
1 Рукопись повреждена .
[Гродецкая А. Г.] Примечания к тексту ‹Хорошо или дурно жить на свете?› // Гончаров И. А. Полн. собр. соч. и писем: В 20 т. СПб.: «Наука», 1997. Т. 1. С. 804-811.
‹ХОРОШО ИЛИ ДУРНО ЖИТЬ НА СВЕТЕ?›
(С. 507)
Автограф (ИРЛИ, ф. 166, № 1367 (а)) – с заглавием: «Хорошо или дурно жить на свете» и подзаголовком: «Философско-эстетический этюд», написанными на обложке неизвестной рукой.
Впервые опубликовано: за границей – Ляцкий. Роман и жизнь. С. 119-127 (с неточностями); в России – Цейтлин. С. 445-449 (также с неточностями и с ошибочным указанием собрания, в котором находится автограф, – собр. А. Ф. Кони вместо собр. Л. Н. Майкова).
В собрание сочинений включается впервые.
Печатается по автографу.
Датируется периодом не ранее последних чисел августа 1841 г., когда вышел из печати т. IX посмертного издания «Сочинений» А. С. Пушкина (см.: Пушкин в печати за сто лет: (1837-1937) / Сост. К. II. Богаевская; Под ред. М. А. Цявловского. М., 1938. С. 26), в котором впервые были опубликованы цитируемые Гончаровым «Стихи, написанные ночью во время бессонницы» (см. ниже, с. 807, прим. к с. 507), – первой половиной 1842 г. Очерк мог быть создан и в 1842 г. до наступления каникулярного времени в Екатерининском институте (каникулы продолжались с 23 июня до 1 августа – см.: Воспоминания воспитанницы XVIII выпуска Софии Черевиной, по замужеству Родзянко, от декабря 1847 по конец февраля 1853 г. СПб., 1898.
804
С. 2),1 во всяком случае не позднее 19 августа, когда упоминаемые в тексте среди постоянных посетителей Екатерининского института Николай Аполлонович и Аполлон Майковы уехали в Италию (дата их отъезда уточнена по неопубликованному «Дневнику» А. Н. Майкова («Порядок путешествия беспорядочных путешественников») – ИРЛИ, № 17305, л. 2; другая дата отъезда – 29 июня 1842 г. – указана в изд.: Златковский М. Л. Аполлон Николаевич Майков. 1821-1897: Биогр. очерк. 2-е изд., значит. доп. СПб., 1898. С. 21; Языков Д. Д. Жизнь и труды А. Н. Майкова: Материалы для истории его литературной деятельности. М., 1898. С. 28; Баевский В. С. А. Н. Майков // Русские писатели. 1800-1917: Биогр. словарь. М., 1994. Т. 3. С. 454).
Поводом для написания «этюда», судя по его содержанию, послужило «посвящение» в «тесный кружок» участников «пятниц» в Екатерининском институте (Женский педагогический институт ордена св. Екатерины; основан в 1798 г.) Владимира Андреевича и Владимира Аполлоновича Солоницыных; оба они легко угадываются за иносказаниями Гончарова (см.: наст, том, с. 510-511). Однако установить точную дату «посвящения» не представляется возможным.2
В начале 1840-х гг., а возможно и ранее, Гончаров вместе со старшими и младшими Майковыми, дядей и племянником Солоницыными и другими участниками майковского кружка регулярно посещал «пятницы» в Екатерининском институте. Старшей классной дамой при пениньерках3 с октября 1839 г. в институте состояла Наталья Александровна Майкова,4 по воспоминаниям А. В. Старчевского, «дама превосходно образованная и воспитанная, одаренная внешними прекрасными качествами и остроумием» (ИВ. 1886. № 2. С. 376). В гончаровском «этюде» она предстает «стройно-величавой женой».
С посещениями Екатерининского института помимо «‹Хорошо или дурно жить на свете?›» непосредственно связан и написанный Гончаровым в декабре 1842 г. и также изображающий не без шутливой иронии институтский быт и нравы очерк «Пепиньерка» (см. ниже).
Любопытные сведения о «пятницах» в институте, о любви и ревности, о «буре сердец», которой вместе со всеми был захвачен и Гончаров, содержат письма Майковых и их ближайших друзей 1842-1843 гг., адресованные Николаю Аполлоновичу и Аполлону во Францию и Италию. Институт называется в них «раем», «жилищем ангелов», «островами блаженных», «империей цветов», пепиньерки – «ангелами»,
805
посетители института мужчины – «блаженными», т. е. так или почти так, как они названы в обоих публикуемых очерках Гончарова.5
Гончаровский «этюд» имеет несомненную документальную ценность, поскольку за аллегорическими персонажами-масками легко угадываются реальные лица, характер их взаимоотношений, общая атмосфера «кипящей» в кружке Майковых жизни, которая будет любовно воссоздана» писателем значительно позднее – в некрологе Н. А. Майкова (1873). Особое значение имеют реалии, связанные с В. Андр. Солоницыным, биографические сведения о котором крайне скудны. Его образ, вырисовывающийся из писем и немногих мемуарных свидетельств, в гончаровском «этюде» дополняется рядом выразительных черт (к примеру, свидетельством о его «эпикуреизме» – см.: наст. том, с. 510), соотносимых с образом Петра Ивановича Адуева, чьим прототипом Солоницын-дядя справедливо считается (см.: Гончаров в воспоминаниях. С. 55). Не менее выразительна в «‹Хорошо или дурно жить на свете?›» и автохарактеристика Гончарова.
Гончаровский «этюд» – вольная стилизация, построенная, как и его ранние повести, на игре разнообразнейшими стилевыми приемами, на столкновении демонстративных «поэтизмов» и не менее демонстративных «прозаизмов» (чисто разговорные обороты, канцеляризмы, грубоватые каламбуры). Здесь иронически обыгрываются характерные для сентименталистов и романтиков оппозиции идеала – существенности, поэзии – прозы, сердца – ума, трафаретная поэтическая фразеология 1820-1830-х гг., в текст умело вплетаются многочисленные для небольшого произведения цитаты и реминисценции из Жуковского, Крылова, Грибоедова, Пушкина. Все это говорит об известной «выработанности» литературного почерка автора, приметами которого и в дальнейшем будут обильная цитатность, разнообразные приемы стилизации, жанрового и стилевого пародирования.
Шутливый «философско-эстетический этюд» теснейшим образом связан с произведениями зрелого Гончарова; в нем, как отметил Е. А. Ляцкий, «намечаются зародыши тех дуалистических представлений о „материальном” и „идеальном” и тех образов, характеризующих душевные движения и состояния, которые впоследствии разовьются и станут типичными выразителями гончаровской мысли. На первом плане, конечно, предпочтение, оказываемое Гончаровым эстетической половине жизни перед другой – скучно деловой; затем идут другие, часто повторяемые впоследствии выражения – игра ума и чувств, бури души, освежающие тяготу вялого существования, музыка сфер – все это разобьется потом на производные образы и замелькает в стиле Гончарова – в описательных сценах, как и в речах героев» (Ляцкий. Роман и жизнь. С. 118-119).
Показательно позднейшее автоцитирование, говорящее об устойчивости системы образно-поэтических средств писателя. Так, цепь вопросов, открывающая описание «пространной залы» в институте («Где мы? Что за славное такое место? тепло, светло, отрадно» – наст. том, с. 509) отчасти повторится в опубликованном в 1849 г. «Сне Обломова» («Где
806
мы? В какой благословенный уголок земли перенес нас сон Обломова? Что за чудный край!»). Образ спящего царства, один из ключевых в творчестве писателя, вновь возникнет во «Фрегате „Паллада”», «Обломове», «Обрыве», где, однако, будет соотнесен с фольклорным, а не с литературным источником, как в раннем «этюде» (см. ниже, примеч. к с. 508). В спящем царстве (женском, что также симптоматично) происходит спасительное пробуждение героев гончаровского этюда от «обморока», «томительного сна» деятельной, «скучно-полезной» жизни. Парадоксальность, объясняемая здесь игровым контекстом, сохраняется и в романах Гончарова – в загадочной двойственности каждого из членов оппозиции «сон-бодрствование». Рассуждения об «идеальных радостях» и «презренной пользе» нашли отражение в диалогах Александра и Петра Адуевых в «Обыкновенной истории» (часть вторая, гл. II), Обломова и Штольца в «Обломове» (часть вторая, гл. IV). Идеей несовместимости «двух различных половин жизни», практической и идеальной, определяется тип сознания гончаровских героев-романтиков – Адуева, Обломова, Райского.
С. 507. …обязан принести, для общей пользы, каплю своего меда… – Реминисценция басни И. А. Крылова «Орел и Пчела» (1812). Та же басенная аналогия возникает в «Обыкновенной истории» (см. выше, с. 775, примеч. к с. 340).
С. 507. ..мышьей беготни… – Заимствование из пушкинских «Стихов, написанных ночью во время бессонницы» (1830), опубликованных впервые в посмертном издании его «Сочинений» под названием «Ночью, во время бессонницы» (Пушкин А. С. Соч. СПб., 1841. Т. IX. С. 163). У Пушкина: «…жизни мышья беготня… / Что тревожишь ты меня?». Тот же образ используется во «Фрегате „Паллада”» (том второй, гл. I) и в «Обрыве» (часть четвертая, гл. IV).
С. 508. …то здание строгого стиля с колоннадою… – Здание Екатерининского института (Фонтанка, 36), построенное в 1804-1807 гг. архитектором Д. Кваренги в классическом стиле (ныне в нем размещается ряд отделов Российской Национальной библиотеки).
С. 508. …с одной стороны спесиво и широко раскинулись чертоги нового Лукулла… – Рядом с Екатерининским институтом расположен принадлежавший графам Шереметевым дворец усадебного типа («Фонтанный дом»), построенный в 1720-1840-х гг. неизвестным архитектором и перестроенный в 1750-1755 гг. С. И. Чевакинским при участии Ф. С. Аргунова (Фонтанка, 34). О Лукулле см. выше, с. 796, примеч. к с. 490. Упоминая под именем Лукулла гр. Н. Д. Шереметева, Гончаров мог иметь в виду пушкинскую сатиру «На выздоровление Лукулла. (Подражание латинскому)» (1835).
