Смотритель. Барчестерские башни - Энтони Троллоп
– А ежели бы ты меня спросил, – продолжал Хенди, – я бы тебе сказал не писать свое имя, а поставить крест, как все.
Тень на челе Скулпита начала понемногу рассеиваться.
– Мы все знаем, что ты можешь, – добавил Хенди, – но вдруг тебе неохота над нами заноситься.
– Да, крестик всяко лучше, – согласился Скулпит. – Одно имя, а все остальные крестики, это ж плохо будет выглядеть, верно?
– Хуже некуда, – подтвердил Хенди, и ученый грамотей, склонившись над петицией, нарисовал большой крест в строке, оставленной для его подписи.
– Ну вот, так-то славно, – сказал Хенди, триумфально убирая петицию в карман, – а старый Банс и его подпевалы…
Однако, ковыляя к двери с костылем в одной руке и палкой в другой, он едва не натолкнулся на Банса.
– Ну, Хенди, что должен сделать старый Банс? – осведомился седовласый великан.
Хенди что-то пробормотал и попытался улизнуть, однако новоприбывший загородил ему выход.
– Не с добром ты сюда приходил, Эйбл Хенди, – сказал тот, – уж это-то мне ясно. Да и вообще мало чего в жизни сделал доброго.
– Я здесь по своей надобности, мастер Банс, – пробормотал Хенди, – и тебе до нее дела нет. А что ты ходишь и вынюхиваешь, так от того теперь никому ни жарко ни холодно.
– Полагаю, Джоб, – продолжал Банс, оставляя последние слова без внимания, – ты все-таки подписал их петицию.
У Скулпита лицо стало такое, будто он готов провалиться сквозь землю от стыда.
– А тебе какая печаль, чего он подписывает? – вмешался Хенди. – Ежели мы решили получить свое, то не должны спрашивать твоего разрешения, мастер Банс, а вот что ты пришел вынюхивать к Джобу в комнату, когда он занят и когда тебя никто не звал…
– Я знаю Джоба Скулпита шестьдесят лет, – сказал Банс, глядя на того, о ком говорил, – то есть с самого его рождения. Я знал его мать, когда мы с нею были совсем крошки и рвали маргаритки вон там у собора. Я прожил с ним под одной крышей десять лет. После этого я могу входить в его комнату, когда вздумаю, и никто не скажет, будто я чего-то вынюхиваю.
– Можешь, конечно, мастер Банс, – вставил Скулпит. – В любой час дня и ночи.
– И я ровно так же волен сказать ему, что думаю, – продолжал Банс, глядя на одного и обращаясь к другому. – И я говорю ему, что он поступил глупо и дурно. Он отвернулся от лучшего друга и пошел на поводу у тех, кому на него плевать, бедного или богатого, больного или здорового, живого или мертвого. Сотня в год? Да вы что, совсем простофили, коли поверили, будто кто-нибудь даст по сотне в год таким, как вы? – Он указал на Билли Гейзи, Сприггса и Крампла. – Да заслужил ли кто из нас хоть половину этих денег? Разве нас для того сюда взяли, чтобы сделать джентльменами? Когда все от нас отвернулись и мы не могли больше зарабатывать себе на хлеб? И разве вы по-своему не так же богаты, как он по-своему? – И оратор махнул в сторону смотрительского дома. – Разве вы не получаете все, на что надеялись, да еще то, на что и надеяться не могли? Разве каждый из вас не отдал бы правую руку, чтобы сюда попасть? И где теперь ваша благодарность?
– Мы хотим получить то, что оставил нам Джон Хайрем, – сказал Хенди. – Мы хотим то, что наше по закону, и не важно, чего мы ждем. Что наше по закону, должно быть нашим, и мы его получим, хоть тресни.
– По закону! – презрительно повторил Банс. – По закону! Да когда вы видели, чтобы бедняки получали что хорошее от закона или законника? Будет ли Финни заботиться о тебе, Джоб, как заботился тот человек? Придет ли он к тебе, когда заболеешь, утешит ли, когда тебе будет худо?
– А тебе он не нальет стаканчик портвейна холодным вечерком, да? – парировал Хенди, и, расхохотавшись над этой остроумной шуткой, он и его сторонники удалились, унося с собой подписанную петицию.
Бесполезно плакать над пролитым молоком. Мистеру Бансу осталось лишь вернуться к себе, горюя о слабости человеческой натуры. Джоб Скулпит почесал голову, Джонатан Крампл повторил: «Сотня в год дело, конечно, хорошее», а Билли Гейзи вновь потер глаза и прошептал, что не знает…
Глава V. Архидьякон посещает богадельню
Хотя в груди нашего бедного регента теснились сомнения, его доблестный зять был чужд подобным слабостям. Как петух перед боем точит шпоры, топорщит перья и расправляет гребень, так архидьякон без страха и колебаний готовил оружие к грядущей битве. Пусть никто не усомнится в искренности его чувств. Многие могут сражаться храбро, но при этом ощущать смутные укоры совести. Доктор Грантли не из таких. В святость церковных доходов он верует не менее твердо, чем в Евангелие. В борьбе за жалованье нынешнего и будущих барчестерских регентов его одухотворяло то же сознание высшей цели, какое придает силы африканскому миссионеру или помогает сестре милосердия оставить мирские удовольствия ради служения раненым. Он собирался уберечь святая святых от нечестивца, отстоять цитадель церкви от злейшего врага, облечься в доспех для праведной брани и сберечь, если удастся, преимущества своей веры для будущих поколений духовенства. Заурядной мощью в подобном деле не обойтись, но архидьякон обладал мощью незаурядной. Такая задача требует кипучей отваги и радости сердечной в трудах; отвага архидьякона кипела, а сердце было исполнено радостью.
Он знал, что не сможет зажечь тестя своим чувством, но мысль эта его не смущала. Доктор Грантли хотел принять всю тяжесть боя на себя и был уверен, что смотритель покорно вверится его заботам.
– Итак, мистер Чедуик, – сказал он, входя к управляющему через день или два после событий, описанных в последней главе, – есть сегодня известия от Кокса и Камминса?
Мистер Чедуик протянул письмо, которое архидьякон прочел, задумчиво поглаживая обтянутую гетрами икру. Господа Кокс и Камминс сообщали только, что противная сторона пока к ним не обращалась, что они не рекомендуют что-либо сейчас предпринимать, но, буде дело дойдет до иска со стороны пансионеров, советовали бы заручиться помощью юридического советника короны, сэра Абрахама Инцидента.
– Совершенно с ними согласен, – произнес доктор Грантли, складывая письмо. – Абсолютно согласен. Инцидент – вот кто нам нужен. Настоящий человек церкви, стойкий консерватор, во всех отношениях самый подходящий человек. И к тому же член парламента, что тоже очень существенно.
Мистер Чедуик согласился.
– Помните, как он совершенно уничтожил этого мерзавца Хорсмана в деле о доходах епископа Беверли, как он разгромил
