Испанский садовник. Древо Иуды - Арчибальд Джозеф Кронин
Николас радостно перевел дыхание и некоторое время лежал, наслаждаясь этой доброй улыбкой, которая вновь восстановила утраченную, как он боялся, дружбу, а затем взял с пледа, укрывавшего его колени, бумажку и медленно ее развернул. На ней толстым карандашом, округлым неровным почерком было написано:
Амиго мио!
У тебя в голове больше ума, чем у Хосе! Я бы до такого не додумался. Пиши еще – от этого никому обиды не будет. Работа ерунда! Ты же знаешь, что я силен, как андалузский осел, а они самые сильные. И потом, я смогу хорошо отдохнуть на рыбалке в воскресенье. Вот если бы ты пошел со мной на Аренго! Мои сестры, слава Богу, здоровы, а старый Педро съел много форели. Ты и вправду скучаешь по мне, малыш? Это придает мне силы.
Хосе.
Николас крепко зажмурился, будто пытаясь удержать перед глазами эти чудесные слова. Хосе его не забыл! От счастья все существо мальчика словно озарило золотым сиянием. Он вдруг громко рассмеялся, сел прямо и схватил карандаш.
Как же ты можешь быть андалузским ослом, если ты лучший игрок в пелоту в Сан-Хорхе? И еще – ты мой лучший друг. У меня никогда раньше не было друга, так что это не слишком большая похвала. Ха-ха! Почему ты не смажешь эту старую тачку? Она ужасно скрипит. Мне-то ничего, для меня это лучше всякой музыки, потому что я знаю, что ты рядом. Смеюсь и не могу остановиться. Я так счастлив.
Николас.
Записка отправилась в тачку, а через пару минут прилетела обратно на плед.
Пусть тачка скрипит – так каждый будет знать, что ленивый садовник работает. Но если ты любишь музыку, я как-нибудь сыграю тебе на кларнете. От каталонских мелодий ты будешь прыгать и плясать. Та-ра, та-ра, те-да, бум, бум. Для этого нам вовсе не нужно разговаривать. А еще мы можем молча играть в мяч. Видишь, я не так уж глуп.
Осел Хосе.
А в ответ:
Если ты осел, мне придется быть оводом. Тогда я смогу летать за тобой, и никто меня не увидит. И подпрыгивать высоко-высоко! Но предупреждаю: если не станешь со мной дружить, я тебя укушу!
Овод Нико.
Когда Хосе снова прошел мимо, он не улыбался, и, развернув записку, Николас прочитал:
Умоляю, будь осторожен. В патио Гарсиа. Он ничего не видел, но лучше нам сегодня больше не переписываться. Я думаю о тебе,
Хосе.
Николас застыл на месте, как одно из тех нежных морских растений, которые при первом же признаке опасности прекращают шевелить отростками, перед тем как отдернуть их. С большой осторожностью он спрятал записку под рубашкой. Правильнее было бы – он читал об этом в книгах – прожевать и проглотить ее. Но листок был слишком велик, и Николаса могло стошнить. А кроме того, он очень хотел сохранить записку. Лежа с полуопущенными веками, он с удовольствием ощущал прикосновение к коже жестковатого края бумаги, шевелящейся от его дыхания и спокойных ударов сердца.
Глава 8
Глядя, как заметно осунувшийся Хосе безмолвно движется туда и обратно, выполняя назначенное им задание, консул даже присвистнул от удовольствия. Жаль, конечно, что рокарий почти готов. Едко усмехнувшись, он тут же рассудил, что пора подумать о новых серьезных преобразованиях в саду, рассчитанных на напряжение мышц и активную подвижность конечностей. Он не успокоится, пока не смирит этот заносчивый, бунтарский дух.
По мере того как усиливалась его враждебность к каталонскому юнцу, Брэнд ощущал прилив глубокого внутреннего удовлетворения. Давненько он не чувствовал себя так хорошо: он был в отличной физической и умственной форме, короче говоря – жизнь в нем бурлила. Ему нравилась теплая ясная погода, он как нельзя лучше адаптировался к этому пылающему весеннему солнцу. В офисе – вовсе не того уровня, которого Брэнд достоин, – тем не менее все наконец-то шло гладко; рукопись о Мальбранше находилась в завершающей стадии редактирования.
Но самую большую радость доставляло Брэнду послушание сына. После нескольких дней капризной угрюмости тот перестал дуться и снова стал любящим и послушным ребенком. В последнее время Николас действительно заметно повеселел: он громко смеялся, что хотя и вынуждало отца грозить ему пальцем, тем не менее служило доказательством того, что досадный инцидент больше его не тревожит.
До чего же приятно было чувствовать кипение жизни! Консула переполняло ощущение собственного превосходства и могущества – он будто помолодел! Будущее снова казалось ему прекрасным, это волновало кровь и заставляло расширяться его узкие ноздри. Неужели вечно хмурая фортуна наконец-то ему
