Гарольд Роббинс - Камень для Дэнни Фишера

Я снова медленно поцеловал ее. Почувствовал, что она тесно прижимается ко мне, и у меня забурлила кровь. В висках у меня застучало. Я быстро оттолкнул ее.

— Тогда пойдем домой, Марджори-Энн, — серьезно сказал я. — Ничего другого мне не надо.

Отец окликнул меня, когда я поднимался по лестнице. Я вернулся назад:

«Да, папа?»

На лице у него было смущенное выражение. Он посмотрел на мать, но та читала вечернюю газету и даже не подняла головы. Он остановил взгляд где-то на полу и кашлянул. — Ты впервые уезжаешь, Дэнни, — робко проговорил он.

— Да, папа.

Теперь он смотрел в потолок, тщательно избегая моих глаз. — Ты уже большой мальчик, Дэнни, и есть такие вещи, которые мы с матерью должны тебе сообщить.

Я ухмыльнулся. — Насчет девочек, папа? — спросил я.

Он с удивлением посмотрел на меня. Мать отложила газету и теперь тоже смотрела на меня.

Я улыбнулся. — Ты немного опоздал, папа. Теперь этому учат в школе.

— Неужели? — изумился он.

Все еще ухмыляясь, я кивнул. — Если ты что-нибудь хочешь узнать, папа, не стесняйся. Просто спроси.

На губах у него появилась улыбка облегчения.

— Видишь, Мэри, — сказал он. — Я же говорил, что ему не надо ничего рассказывать.

Мама с сомнением посмотрела на меня.

Я ободряюще улыбнулся ей. — Не беспокойся, мама, — заверил я ее. — Я могу о себе позаботиться.

Подымаясь по лестнице, я все еще улыбался. Они просто не знают, с кем имеют дело. Я же ведь эксперт в девочках. Разве я не доказал это только что, сегодня вечером?

Глава 10

— Она дает, Дэнни? — Я с отвращением посмотрел на пацана. Лицо у него было возбужденное, а глазами он следил за девушкой, всходящей на крыльцо.

Я потянулся вниз и запер прилавок, только потом ответил ему. С тех пор, как я приехал сюда, я слышал этот вопрос и не раз, и не тысячу. Уже третье лето я провожу в гостинице «Монт-Ферн» и в загородном клубе.

— Да все они такие, — небрежно ответил я. — Какого черта, ты думаешь, они приезжают сюда подышать свежим воздухом, да позагорать?

Все остальные ребята у прилавка дружно рассмеялись, но он все еще смотрел на нее. — Мужики, — сказал он с ужасом в голосе, — есть все-таки что-то такое у дамочек в брюках!

— А кто смотрел на брюки? — небрежно бросил я. — Я лично смотрю только на блузку. Я начал запирать шкаф, а они все еще смеялись. Эти официанты и посыльные никогда не тратили ни цента. Они и приезжали сюда за несколькими долларами да юбкой. Они даже работали кое-как, но руководству гостиницы было все равно. От них лишь требовалось, чтобы постояльцы были довольны, а постояльцами были в основном дамы, так что всех устраивало такое положение.

Ребята высыпали на веранду, а я посмотрел им вслед. Большинство из них было старше меня, но я считал их малышами. Я чувствовал себя бывалым.

Может быть, благодаря росту, — во мне было пять футов одиннадцать дюймов — или может просто оттого, что я провожу здесь уже третье лето. Я взял ведомость дневного поступления и стал подводить итоги. Сэм любил, чтобы счета были в порядке.

Я вспомнил свое первое лето здесь. Я был тогда совсем еще зеленым.

Это было сразу после моего Бар-Мицва. Я был тогда просто сосунком и надеялся, что Готткин зачислит меня в футбольную команду по осени. Какая же была все это чепуха!

Готткин так и не вернулся в школу. В первый же вечер он обчистил хозяйку в крэп. А на следующий день был уже в деле. Не прошло и недели, как он решил не возвращаться назад.

— Вот это по мне, — помнится, говаривал он. — Пусть кто-то другой вытирает сопли малышне.

Вместо того, чтобы работать в гостинице, я помогал ему, а у него все ладилось. Зимой он съездил в Майами-Бич, а на следующее лето взял в аренду как эту гостиницу, так и следующую по дороге. Этим летом у нас их уже было пять. Пару ребят в каждой точке, а ему лишь оставалось появиться там раз в день да собрать деньги. Он больше не довольствовался «фордом», а ездил на «пиерс» родстере с опускающимся верхом.

Но то первое лето было трудным. Все меня считали желторотым. Не было такой шутки, которую бы не сыграли со мной ребята, а девушки дразнили меня до одурения. Сэму в конце концов пришлось приказать им отцепиться от меня.

Он опасался, что они выведут меня из себя, и я отлуплю одного из них.

На следующее лето я не хотел ехать, но когда Сэм приехал к нам домой и сказал, что арендует вторую точку, управлять которой буду я, согласился.

Нам нужны были деньги. У отца дела шли хуже некуда. К концу лета я собрал пятьсот долларов.

Я помню, какое лицо было у матери, когда я выложил бабки на кухонный стол и сказал, что это все ей. На глазах у нее были слезы, она повернулась к отцу, стараясь скрыть их от меня. Губы у нее дрожали, но я расслышал, как она сказала: «Русачок мой». Вот и все.

Отец и сам очень растрогался. С каждым днем в аптеке становилось все хуже и хуже. Деньги доставались туго. Но губы у него сжались в горделивом упрямстве. — Положи их в банк, Дэнни, — сказал он тогда. Они тебе понадобятся для учебы в колледже.

Я же только улыбнулся. Уж он-то меня не надует, я сам с усами.

— Можно израсходовать бабки теперь, — заявил я с непреложной логикой. — У меня до колледжа еще два года. Вот тогда и подумаем об этом.

Отец, казалось, очень долго смотрел на меня. Затем он протянул дрожащую руку и взял деньги.

— Хорошо, Дэнни, — сказал он тогда. — Но мы запомним это. Когда дела поправятся, ты получишь их обратно.

Но уже тогда мы все понимали, что деньги ушли. Дела вовсе не шли на поправку, а становились хуже. Они шли туда же, куда шло все: псу под хвост. Но теперь было последнее лето, а я уже распрощался с бабками. Этим летом Сэм пообещал мне лишнюю сотню, если я увеличу выручку по сравнению с прошлым годом. Я подсчитал сумму в ведомости и подбил итог за сезон. В эти последние несколько недель сезона мне нужен был перерыв, а я был занят.

Времени оставалось только-только на то, чтобы искупаться перед обедом.

Я запер шкаф и вышел на веранду. Какая-то новая шалава и пацан с большими глазами играли в настольный теннис. Техника у девушки была ничего, но отмашку можно было бы подправить.

Я подошел к ней сзади и взял ракетку у нее из рук. — Слабо, детка, слабо, — уверенно заявил я. — Смотри-ка. У тебя все слишком сковано.

Большеглазый сердито посмотрел на меня и швырнул в меня шарик. Я легко его отбил. Он снова стрельнул в меня. И снова я отпарировал. Играл я хорошо и знал об этом. В следующий раз я крутанул шарик слегка по-английски, и он резко ушел в сторону от его отчаянного удара.

Я улыбнулся девушке. — Видишь, детка, все просто.

— То, как ты это делаешь, — она осыпала меня улыбками, — но не для меня.

— И для тебя, — небрежно ответил я. — Сейчас покажу.

Я вложил ракетку ей в руку и стал сзади нее. Потянулся и взял ее за руки сзади. Медленно я протянул ее правую руку на левую сторону почти у самого плеча. Она прижалась ко мне спиной, когда наши руки скрестились.

Она ничего не могла поделать, я связал ее. Предплечьем я чувствовал ее грудь и понимающе улыбнулся большеглазому. Тот бушевал от гнева, но не смел даже вякнуть. Я был слишком велик для него.

Я дал ей время прочувствовать это и глядел, улыбаясь, вниз. — Разве это сложно? — любезно осведомился я.

У нее стало краснеть лицо. Я видел, как краска поднимается от горла.

Она попыталась незаметно высвободиться. С таким же успехом она могла бы попробовать взлететь. Не смогла. Я был слишком силен для нее. Она ничего не смела сказать, потому что все парни смотрели на нас, и ее потом заклеймили бы недотрогой.

— Нет, пожалуй нет, — наконец ответила она.

Я ухмыльнулся и отпустил ее. Этот урок настольного тенниса она не скоро забудет. И ребята его тоже не забудут. Я видел, как они смотрели на меня с завистью в глазах. Здесь ценились не доллары, а дамочки, никто из них теперь и не подумает, что я провожу здесь лето только из-за денег.

— Тренироваться надо, детка, — сказал я и продефилировал с веранды очень довольный собой.

Я пересек игровое поле в направлении казино. У нас с Сэмом был на двоих небольшой однокомнатный домик позади него. В первый год здесь мы спали в комнате над казино и никак не могли как следует отдохнуть. В этом году Сэм поселился в домике, который служил нам и складом, и спальней. Сэм даже провел сюда телефон, так что у нас была связь с другими гостиницами.

Я отпер дверь, вошел в домик и с отвращением осмотрелся. Такой беспорядок. По всей комнате валялись коробки и ящики. У меня как будто не хватало времени навести здесь порядок. С веревки над кроватью я снял выцветшие габардиновые плавки и надел их. Осторожно ступая между ящиками, я прошел к двери и вышел на улицу. Я пообещал себе привести комнату в порядок после обеда. Тщательно запер дверь и пошел в бассейн.

В бассейне было как раз так, как мне нравилось — пусто. Я любил плавать свободно. Поэтому я приходил сюда утром, а постояльцы редко показывались здесь до полдника. Я посмотрел на старое объявление над входом в бассейн и прошел под ним. Это объявление выработало у меня привычку. В начале лета оно было ярко красного цвета, когда его только что покрасили, а теперь оно выцвело и остался от него только нежный шепоток.