Джек Керуак - Пик (это я)
У старика были яркие голубые глаза, я заметил это, когда мы проезжали мимо. Потом мы встретились еще раз, расскажу тебе как-нибудь при случае.
Мы промчались по улицам Нью-Джерси, запруженных народом, выехали на шоссе и увидели знак, на котором было написано «Юг» со стрелкой, указывающей налево, и «Запад» со стрелкой вниз. Мы выбрали стрелку вниз и покатили на Запад. Темнело, все вокруг становилось похоже на деревню, и скоро начались холмы.
До Пенсильвании, куда нас вез наш водитель, мы ехали довольно долго, и в Гаррисберг, штат Пенсильвания, где он жил, приехали, наверно, часов через пять. В дороге я немного поспал. Дождь все еще шел, а в кабине было тепло и уютно. Пока все складывалось отлично, и Шнур сказал, что мы не сильно отстаем от Шейлы.
В полночь в Гаррисберге водитель сказал: чтобы мы не теряли времени, он высадит нас за городом на развязке, — и на ходу показал где. Развязка эта была безлюдная, мокрая от дождя и такая темная, что я не удержался и всхлипнул; тогда водитель сказал: ладно, он еще немного нас подвезет, чтобы убедиться, что мы на правильном пути в Питтсбург, и показал на запад, а потом добавил, что знает короткую дорогу через центр. Да, это самый удобный путь. В Гаррисберге повсюду огни отражались в лужах, город выглядел тихим и унылым. Под большими серыми мостами текла река Саскуэханна, а на главной улице люди ждали полуночного автобуса.
Когда наш трейлер притормозил на красном, водитель повторил свои наставления, Шнур его сердечно поблагодарил, и мы выпрыгнули из кабины. И побрели под дождем по городу к другому шоссе в надежде, что там нас подберут.
— Нам повезло, — сказал Шнур. — Будь я один, ничего бы не вышло. Такому малышу, как ты, все сочувствуют, надеюсь, и дальше будем двигаться в том же темпе. Ты мой талисман, Пик. Что ж, потопали, старина…
Дома в Гаррисберге очень старые, еще времен Джорджа Вашингтона, как сказал Шнур. В одной части города — все кирпичные, с покосившимися трубами, какие-то старомодные, но очень аккуратные. Шнур сказал, что город держится столько лет, потому что стоит на берегу великой старой реки.
— Ты когда-нибудь слышал про Саскуэханну, Дэниэла Буна[12], Бенджамина Франклина и войны с французами и итальянцами? В те времена кого здесь только не было, многие приезжали из Нью-Йорка, как и мы с тобой. Люди тащились на телегах, запряженных волами, по тем же холмам, по которым сегодня грохотал наш грузовик, под дождем и под солнцем, страдая и умирая в дороге. Это было началом великого переселения в Калифорнию. Теперь, зная, за сколько мы доехали сюда на машине, ты можешь подсчитать, сколько времени требовалось волу. Когда доберемся до Сан-Франциско, скажешь, что у тебя получилось. Я тебе напомню, когда будем проезжать над каньоном в Неваде. В тех местах есть каньон, там когда-то был целый океан, но он высох; чтобы измерить его дно, уйдет целый месяц. И ни капли воды ты там уже не увидишь. И никто не увидит.
Мы все еще не ушли от Саскуэханны, а проголодались так, будто уже были в Неваде. Шнур сказал, что сейчас мы съедим по Хот-догу Номер Два, Номер Три и, может быть, даже Номер Четыре. Мы зашли в закусочную и слопали их все, а потом еще закусили бобами с кетчупом и запили кофе. Шнур сказал, что я должен научиться пить кофе — в дороге очень согревает. Он подсчитал деньги, сообщил, что у нас осталось сорок шесть баксов восемьдесят центов, а потом полез в чемодан за одеждой на случай, если дождь припустит сильнее. Брат очень наделся, что мы быстро словим тачку и я смогу поспать до самого Питтсбурга, а оттуда мы, вместо того чтобы спать, сразу двинем дальше.
— Уверен, впереди, в Иллинойсе и Миссури, светит солнце, — сказал он.
Опять мы двинулись в ночь. Шнур купил на сорок центов две пачки сигарет, и мы пошли на край города. Народ поглядывал на нас с любопытством, гадая, куда мы идем. Ничего не поделаешь — это жизнь. «Человек должен жить и идти вперед», — любил повторять Шнур. «Жизнь — это чох и ветер врасплох», — говорил он. Сзади приближалась машина, сидевший в ней мужчина явно спешил с работы домой, но Шнур все равно выставил палец и громко свистнул сквозь зубы, а когда увидел, что водитель и не думает останавливаться, топнул ногой и, подтянув штаны, сказал:
— Пожалей хотя бы девчонок на дороге.
Это он так шутил.
Было холодно и сыро, но нам — хорошо, как дома. Иногда, правда, я вспоминал, где мы, и переживал, найдем ли мы себе угол в Калифорнии, волновался за Шейлу, боялся, что я выбьюсь из сил и скисну — ведь чем дальше, тем становилось темнее, но Шнур шагал рядом и помогал мне отгонять эти мысли.
— Единственный способ жить, — сказал Шнур, — это не умирать. Иногда мне даже охота помереть, но пока я решил еще подождать. Я даже не боюсь отморозить несколько пальцев на ногах — нога ведь от этого не отвалится. Господи, Ты не дал мне денег, но право жаловаться дал. Ха-ха! Жаловаться на левую руку, не замечая, что повисла плетью правая. Ну да ладно, скоро у меня будет ребенок, сколько-то времени я еще продержусь, посмотрю, какой стала Калифорния, огляжусь вокруг и загляну внутрь себя. Бьюсь об заклад, так оно и будет. Буду тыкаться туда-сюда — искать свою колею. Присматривай за своим чадом, Господи.
Шнур всегда беседовал с Богом в таком духе. Мы с братом уже хорошо узнали друг друга, и много разговаривать между собой нам было необязательно.
— Раз, два, три, — считал я шаги.
— По сторонам смотри! — рассеянно ответил Шнур. Видно, он думал о чем-то другом.
А мне было весело и хорошо.
Когда-нибудь, дед, я заработаю для нас с тобой много денег, но даже без них буду радоваться жизни не меньше, чем Шнур, у которого нет ни гроша.
Мы пересекли город и довольно скоро оказались на шоссе, рядом с которым важно текла река Саскуэханна, вода в ней была черная и, сколько ни текла, не издавала ни звука.
Со стороны реки бодро шагал человек с маленьким чемоданчиком. Завидев нас, он помахал рукой и, не останавливаясь, крикнул:
— Поторопитесь, если хотите идти со мной! Я спешу в КАНАДУ и не намерен терять ни минуты. — Так он говорил, хотя сам пока еще шел позади, но нас вскоре перегнал и, оглянувшись, прокричал: — Не отставайте, ребятки, не отставайте!
Мы с братом поспешили за ним.
— Куда вы идете? — спросил Шнур, и человек, который оказался маленьким белым бедно одетым старичком, принялся рассказывать:
— Я спешу в верховья реки, но сначала нужно перейти мост. Я состою в организациях «Ветераны зарубежных войн США» и «Американский легион», а Красный Крест в этом городе ломаного гроша мне не дал. Когда я прошлой ночью прилег поспать на путях, пришли какие-то и светом от фонаря мне прямо в лицо. Я им сказал: «Ноги моей в вашем городе больше не будет». Последний раз я хорошо позавтракал на прошлой неделе в Мартинсберге, Западная Виргиния: оладьи с сиропом, бекон, тосты, два стакана молока и еще полстакана, шоколадный батончик «Марс». Люблю запасаться впрок, как белка на зиму. Две недели назад в Гиппенсберге поел овсянку и мозги, и этого хватило на три дня.
— Вы имеете в виду Гаррисберг?
— Гиппенсберг, сынок, Гиппенсберг, штат Пенсильвания. В конце месяца в Канаде у меня встреча с партнером, мы заключаем сделку по продаже урана. Я еще покажу этим нью-йоркским! — крикнул он и кому-то погрозил кулаком.
Ужасно забавный был старичок: тщедушный, низенький, со сморщенным лицом и длинным крючковатым носом. Под своей большой шляпой он выглядел совсем крохотным и неприметным.
— Быстрее! — крикнул он нам, обернувшись. — Три года назад на этой же дороге я повстречал одного вроде вас! Лентяи! Копуши! Не отставайте!
Мы прибавили шагу.
Прошли еще мили две.
— Куда мы идем? — спросил Шнур.
— Знаете, как я поужинал в Гаррисберге вчера вечером? Лучше не бывает, уж вы поверьте! Свиные ножки, сладкий картофель с бобами, сэндвич с ореховым маслом, две чашки чаю и желе с фруктами. Угостил меня повар, ветеран зарубежных войн. А двенадцатого числа я принял контрастный душ в отеле «Камео» — не скажу где, портье там у них Джим, тоже ветеран зарубежных войн, а после этого душа я простудился и потом долго чихал.
— Вы и вправду быстро идете, папаша.
— Старик с мешком, седой такой, которого я повстречал час назад, не смог за мной угнаться. Я спешу в Канаду. Вот в этой сумке у меня вещи. — У него не сумка была, а истрепанный лист картона, обмотанный длинным ремнем, и он все время конец этого ремня дергал. — Даже красивый новенький галстук есть. Секундочку, сейчас я вам его покажу.
Мы остановились перед пустой бензозаправочной, и он, присев на корточки, принялся развязывать узел.
Я сел, чтобы ноги немного отдохнули, и стал разглядывать старичка. Очень уж он был забавный — потому Шнур и пошел за ним и дружески с ним болтал. Брат любил, когда попадались интересные попутчики, а старичка, вроде этого, конечно, не мог пропустить.
