Франсуа Фенелон - Французская повесть XVIII века
Основательно порасспросив хозяина, господин и слуга уселись за стол поужинать. Во время трапезы Мельхиор спросил у графа, не достаточно ли сведений, полученных сейчас от хозяина, чтобы он незамедлительно повернул обратно в Толедо.
— Каюсь, — ответил дон Энрике, — большего и впрямь не понадобится. Да, дорогой Мельхиор, ты больше не станешь корить меня за безрассудную любовь. Я удалюсь и от Элены, и от арагонского двора. Какого горя мне бы это ни стоило, отвечаю тебе за свою твердость.
Эти слова графа привели наперсника в восторг.
— Сударь, — вскричал он, — узнаю вас в столь мужественном решении! Я и сам полагал, что рано или поздно ваш здравый разум одолеет эту сумасбродную страсть. Я счастлив, что вы приняли такое решение, и хотел бы, чтоб уже наступил завтрашний день и вы начали осуществлять свое намерение.
Затем, нуждаясь в отдыхе, они кончили ужинать и разошлись по двум отдельным комнатам, не имея даже малейшего подозрения насчет опасности, подстерегавшей их в этой гостинице.
Едва только они легли, как хозяин — мы уже говорили, что он их узнал, — сказал самому себе: «Тут меня ждет немалая выгода. Надо мне поскорее бежать в Бельчите и предупредить хозяйку замка, что у меня остановились убийцы ее мужа, что они сейчас в гостинице. Я уверен, что она пожелает отомстить и щедро наградит меня за то, что выдам ей ее врагов. Большого дурака я сваляю, если не воспользуюсь таким замечательным случаем».
Он им и воспользовался, отправившись тотчас же в Бельчите верхом на лошади дона Энрике и сам перед собой похваляясь совершаемым злодеянием. Он прибывает в замок, стучится в ворота и заявляет, что ему надо поговорить с госпожой. Ему отвечают, что она спит.
— Так разбудите ее! — восклицает он. — Узнав, что я намерен ей сообщить, она не посетует на то, что нарушили ее отдых.
Служанки доньи Элены подумали, что и впрямь доставлена, видимо, очень важная весть, раз требуется разбудить госпожу в середине ночи. Они решили разбудить ее и привели к ней прибывшего.
— Сударыня, — сказала Розаура, — это хозяин гостиницы из соседнего села, он прибыл по важному делу, о котором, говорит он, вас надо известить немедленно.
— Что же это за весть, друг мой? — вскричала не без волнения вдова Перальте.
— Сударыня, — ответил хозяин гостиницы, — я приехал предупредить вас, что сегодня у меня остановились два всадника. В них я узнал двух людей, которые попросили у меня ночлега два года назад и убили вашего супруга, дона Гаспара.
— Что вы говорите?! — с волнением перебила его дама. — Можно ли вам поверить? Граф де Рибагоре сейчас у вас?
— Да, госпожа, — ответил хозяин гостиницы. — Он там, и вместе с ним всадник, сопровождавший его тогда и тоже бывший в крестьянском платье.
Новость эта ужасающе разбередила душу доньи Элены.
— Слава господу! — сказала она. — Итак, исполнилось заветнейшее мое желание! Как пламенно хотела я заполучить в полную свою власть убийцу дона Гаспара, и вот он как бы сам предает себя моему мщению. Подожди, супруг мой, — продолжала она, взывая к дону Перальте, — я принесу тебе в жертву врага, предательски лишившего тебя жизни. Поднять живо всех моих слуг! Вооружить их шпагами и пистолетами! Пусть проникнутся они моей яростью и готовы будут служить ей! А вы, друг мой, — обратилась она к владельцу гостиницы, — проводите нас в свой дом и выдайте нам графа де Рибагоре. Не сомневайтесь, что когда кровь его прольется и гнев мой будет утолен, вы будете щедро вознаграждены.
С этими словами она поспешно встала с постели, и, пока две из ее прислужниц торопливо одевали ее, другие побежали будить слуг и военную охрану замка. Вскоре все уже были на ногах, и, узнав, что дело идет о мщении за смерть их господина, каждый выказал самое пылкое желание нанести первый удар.
Поскольку предприятие это требовало быстроты, вдова Перальте не теряла ни мгновения. Она велела оседлать и взнуздать всех лошадей и мулов, какие только имелись в ее конюшнях, стала во главе своей вооруженной дворни и двинулась по направлению к Романе, ведя при этом речи, которые только разжигали ее ярость, вместо того чтобы умерять.
— Рибагоре, — говорила она, — настолько дерзостен, что осмеливается появляться в окрестностях моего замка. Видно, ни во что ставит он мой гнев, если бросает мне такой вызов.
Вскоре они достигли ворот гостиницы, но, прежде чем войти, дама собрала вокруг себя всех своих людей и так заговорила с ними:
— Друзья мои, вы знаете, что мы явились сюда, чтобы покарать убийцу господина вашего, дона Гаспара. Но пора вам узнать, каким образом, я считаю, должна совершиться эта кара. Только моя рука должна нанести удар. Только я одна должна испытывать блаженство отнять жизнь у предателя, сразившего моего мужа. Я вооружилась этим стальным клинком, — добавила она, доставая из-под платья кинжал, — чтобы самой осуществить свое намерение. Доведите меня до комнаты, где спит граф, я бесшумно зайду в нее и при тусклом свете потайного фонаря, который взяла с собой, вонжу клинок в сердце врага. А вы все, держа оружие наготове, ждите за дверью: если понадобится ваша помощь, я позову. Такова моя воля. И если не хотите рассердить меня, ни слова не возражайте.
Все слуги изумились властному решению госпожи. Трудно было согласовать его с обычной кротостью и прелестной внешностью этой дамы. Тем не менее они не посмели ослушаться. Хозяин провел ее до комнаты, где спал дон Энрике, тихо открыл дверь и удалился, испытывая некоторые угрызения совести оттого, что явился причиной трагического события, которое должно было произойти в его доме. Мстительница Элена проникла в комнату, держа в одной руке потайной фонарь, а в другой — кинжал. Так как она в лицо Рибагоре не знала, а от ненависти к нему представляла его себе ужасным и безобразным, то, подобно Психее, думала увидеть нечто вроде чудовища.{30} Каково же было ее удивление, когда при свете фонаря взору ее предстал юный кавалер весьма привлекательной наружности. Он спал глубоким сном, а длинные кудри его беспорядочно рассыпались по обнаженной груди. Вместо того чтобы поспешно наброситься на него и вонзить в эту грудь кинжал, она не смогла не задержать взора своего на этом юном сеньоре. И чем дольше глядела на него, тем — как она сама чувствовала — больше слабела ее решимость. Под конец любовь отвергла мщение, и власть того, кого она созерцала, оказалась настолько сильна, что, внезапно утратив всякую жажду мщения, она забыла о смерти супруга. Она превратилась в рабу его убийцы, даже не поразмыслив, что подумают ее слуги, ожидавшие за дверью после проявленного ею мужества какого-нибудь кровавого деяния. Она так длительно созерцала дона Энрике, что он, внезапно пробудившись и увидев рядом с собой свет фонаря, но не видя той, кто держала фонарь, сразу подумал о предательстве. Он потянулся за шпагой, но дама, сразу же завладев ею, позвала слуг, велела им схватить графа, доставить в замок Бельчите и запереть в башню. Что и было тотчас же исполнено, притом весьма грубо. Такая же судьба постигла и Мельхиора, подобно своему господину отнюдь не ожидавшего такого неприятного пробуждения.
Завладев таким образом ими обоими, вдова дона Гаспара велела заковать их в цепи, приставила к ним стражу, но отнюдь не покушалась на их жизнь, хотя делала вид, что ничего так не жаждет, как их смерти. Если зародившаяся в ней новая любовь заставляла ее тайно щадить дона Энрике, то забота о своей доброй славе вынуждала ее по крайней мере скрывать свою слабость, после того как она открыто выражала столь неуемное желание заклать графа как искупительную жертву памяти супруга. Перед своими людьми она говорила только о предназначенной ему жестокой каре, а про себя раздумывала лишь о том, как бы спасти его, не повредив своему доброму имени.
Вот уже целую неделю граф Рибагоре, готовый к ожидающей его участи, ждал в своей темнице, что ему объявят приговор, когда он узнал от одного из своих стражей, что король вместе с принцессой Леонор охотится в окрестностях Бельчите и что нынче вечером они прибудут в замок к ужину, что бывало всякий раз, когда они развлекались в этих местах охотой. Новость эта отнюдь не обрадовала дона Энрике — напротив, он усмотрел в ней дурное предзнаменование. «Если король, — рассуждал он про себя, — узнает о моем самовольном и тайном возвращении в его владения, он усмотрит в этом преступление еще менее простительное, чем смерть Перальте. Донья Элена уже наверное сообщит ему об этом и потребует правосудия. Видимо, таково ее намерение, недаром она все время откладывает мою казнь».
Дама же, со своей стороны, тоже была в немалом смущении. Она недоумевала, надо ли ей скрывать от короля, что она держит в заключении графа де Рибагоре. Зная вспыльчивый нрав государя, она опасалась, как бы он сразу же не повелел отрубить этому сеньору голову, как только узнает, что тот находится в замке. А продолжая держать его под замком, она смогла бы устроить ему возможность побега, как только для этого наступит, по ее мнению, подходящий момент. Ибо, изображая себя его смертной врагиней, она во что бы то ни стало стремилась сохранить ему жизнь.
