Эмиль Золя - Западня
Госпожа Лорийе не спускала глаз с ног Жервезы.
— Тут, право, нечего обижаться, сударыня, — сказала она с любезной улыбкой, — но вам следовало бы осмотреть свои подошвы.
И Жервеза, густо покраснев, снова села и подняла ноги: пусть убедятся, что к подошвам ничего не пристало. Купо распахнул дверь и вышел, сердито крикнув: «Прощайте!» Он позвал Жервезу из коридора. Тогда вышла и она, пробормотав несколько любезных слов: она надеется, что они скоро встретятся и сумеют поладить. Но Лорийе уже снова были поглощены работой в своей мрачной норе-мастерской, где только горн светился, как догорающий уголь в черной, пышущей жаром печке. Жена, в спустившейся с плеча рубашке, озаренная красным отблеском раскаленных углей, тянула новую нить, и от натуги на шее у нее вздувались толстые, как веревки, жилы. А муж склонился над верстаком, в зеленоватом свете водяного шара, и начал новую цепочку: он сгибал щипчиками колечко, раскрывал, вставлял в предыдущее и снова раздвигал клинышком — и так без конца, механически повторяя все те же движения, не отрываясь даже, чтоб отереть пот с лица.
Когда Жервеза вышла из длинного коридора на площадку седьмого этажа, она не сдержалась и воскликнула со слезами на глазах:
— Право, это не сулит нам счастья!
Купо яростно затряс головой. Он еще попомнит Лорийе этот вечер. Бывают же такие скареды! Боятся, что у них утащат три пылинки золота! И ведь все это только от жадности. Сестра его, видно, надеялась, что он никогда не женится и она вечно будет наживать четыре су на его обеде! Так нет же. Свадьба назначена на двадцать девятое, и все. А на них ему плевать.
Но Жервеза спускалась по лестнице с тяжелым сердцем, ее охватил глупый страх, она с тревогой всматривалась в удлиненные тени перил. В этот час опустевшая лестница спала, освещенная лишь газовым рожком на третьем этаже, и прикрученное пламя тихо мерцало в глубине темного колодца, как далекая лампада. За запертыми дверями нависла тишина; наевшись, люди заснули тяжелым сном, который валит с ног рабочий люд. Однако из комнаты гладильщицы доносился приглушенный смех, да из замочной скважины мадемуазель Реманжу просачивался лучик света и слышалось тихое пощелкивание ножниц: она кроила газовые платьица для своих грошовых кукол. Внизу, у г-жи Годрон, все еще плакал ребенок, и в густом безмолвном мраке гнилостный дух помоек казался еще зловоннее.
Стоя во дворе, пока Купо нараспев вызывал привратницу, Жервеза повернулась и снова взглянула на дом. Он казался еще выше в темном безлунном небе. Серые стены словно очистились от проказы, стертой вечерним сумраком; они тянулись вверх, молчаливые, еще более голые и плоские, с тех пор как жильцы убрали сушившиеся на солнце тряпки. Закрытые окна спали. Только изредка кое-где вспыхивал огонек, будто они на миг открывали глаз и косились в темные углы. Над входными дверями и на площадках всех семи этажей горел тусклый свет, сливаясь в узкий белесоватый столб. Из картонажной мастерской на третьем этаже вырывался тонкий луч, он прорезал мрак, окутавший мастерские внизу, и ложился желтой полоской на мощеный двор. И где-то в глубине этого мрака, в самом сыром углу двора, из плохо прикрученного крана мерно падали капли воды, и этот звук звонко отдавался в наступившей тишине, Жервезе снова почудилось, что дом нависает над ней, тяжелый, холодный, и давит ей на плечи. То был все тот же глупый страх, ребячество, над которым она сама же смеялась.
— Осторожно! — крикнул ей Купо.
Чтобы выйти за ворота, ей пришлось перескочить через широкую лужу, набежавшую из красильни. На этот раз лужа была синяя, глубокого синего цвета, как летнее небо, и от фонарика привратницы в ней зажигались яркие звезды.
IIIЖервеза не хотела справлять свадьбу. К чему тратить деньги? Вдобавок ей было немножко стыдно; незачем трубить об этом на весь квартал. Но Купо заупрямился: нельзя же так взять да пожениться и даже не выпить с друзьями. Что ему за дело до пересудов в квартале! Конечно, все будет очень скромно, они прогуляются всей компанией, а потом зайдут в какую-нибудь харчевню и закусят без затей. Ясно, что у них не будет музыки за десертом и никаких кларнетов, под которые дамы любят трясти юбками. Просто соберутся все вместе, чокнутся, а потом разойдутся по домам и мирно лягут спать.
Кровельщик балагурил, хохотал и наконец убедил Жервезу, пообещав ей, что никакого кутежа не будет. Он сам берется следить за тем, чтобы никто не перепился. Он решил устроить маленький пикник в складчину, по пяти франков с носа, у Огюста, в «Серебряной мельнице», на бульваре Ля Шапель. В заднем помещении этого недорогого ресторана, выходившем во дворик с тремя акациями, устраивались вечеринки с танцами. Им будет чудесно там на втором этаже. Дней десять Купо подбирал желающих участвовать в пикнике среди жильцов дома сестры, на улице Гут-д’Ор; он пригласил г-на Мадинье, мадемуазель Реманжу, г-жу Годрон с мужем. Ему даже удалось уговорить Жервезу пригласить двух его товарищей: Бурдюка и Биби. Бурдюк, по правде говоря, любит хватить лишку, но зато он такой обжора, что его всегда приглашают на вечеринки: уж больно весело глядеть на рожу хозяина, когда этот крокодил заглатывает булку за булкой. А Жервеза, со своей стороны, обещала привести г-жу Фоконье и Бошей — они очень славные люди. Всего набралось пятнадцать человек. Больше и не надо. Когда набьется слишком много народу, дело всегда кончается ссорой.
У Купо не было ни гроша за душой. Да он и не собирался пускать пыль в глаза, а только хотел, чтобы все было прилично. Он занял пятьдесят франков у своего хозяина. Первым делом он купил обручальные кольца; они стоили двенадцать франков, но Лорийе достал за девять, по фабричной цене. Затем Купо заказал себе сюртуки, брюки и жилет у портного на улице Мирра, но внес пока только задаток в двадцать пять франков; его лакированные башмаки и шляпа еще вполне могли сойти. Когда он отложил десять франков на пикник за себя и Жервезу — дети в счет не шли, — у него осталось ровно шесть франков на венчанье в самой захудалой церкви. Купо терпеть не мог попов, и у него сердце переворачивалось при одной мысли, что придется бросить шесть франков этому жадному воронью, ведь попы и так живут припеваючи. Но что ни говорите, а свадьба без венчанья в церкви — это не свадьба! Он сам отправился в церковь и битый час торговался со священником, старым попиком в грязной сутане, плутоватым, как базарная торговка. У Купо так и чесались руки дать ему по шее. Но он принялся балагурить и спросил, не найдется ли у них в лавочке небольшой мессы, по случаю, дешевой, но ни слишком подержанной, которая еще может послужить нетребовательной парочке. Старый попик, ворча, что богу не доставит никакого удовольствия благословить такой союз, в конце концов согласился обвенчать их за пять франков. Ну что ж, Купо выторговал один франк — и то хлеб. Теперь у него осталось ровно двадцать су.
Жервеза тоже хотела, чтобы все было прилично. Как только назначили день свадьбы, она стала работать по вечерам, всячески изворачиваться и кое-как скопила тридцать франков. Ей очень хотелось купить шелковую пелеринку за тринадцать франков, выставленную в магазине на улице Фобур-Пуассоньер, и она решилась на этот расход. Затем у мужа недавно умершей прачки, которая раньше работала в заведении г-жи. Фоконье, Жервеза купила за десять франков ярко-синее шерстяное платье и переделала его по своей фигуре. Оставшиеся семь франков она истратила на бумажные перчатки, на розу для парадного чепчика и на башмаки своему первенцу — Клоду. К счастью, рубашки у ребят еще кое-как держались. Четыре ночи она приводила в порядок свое белье и перештопала каждую дырочку на чулках и сорочках.
В пятницу вечером, накануне торжественного дня, Жервеза и Купо, вернувшись с работы, провозились до одиннадцати часов. Перед тем как разойтись и лечь спать, они еще посидели часок в комнате Жервезы, довольные, что всей этой суете скоро конец. Хотя они и решили не обращать внимания на пересуды в квартале, однако под конец стали принимать все эти хлопоты близко к сердцу и старались изо всех сил. Когда они наконец разошлись, пожелав друг другу спокойной ночи, оба просто засыпали на ходу. И все же у них вырвался вздох облегчения. Теперь все было улажено. Купо договорился, что с его стороны свидетелями будут г-н Мадинье и Биби Свиной Хрящ; Жервеза пригласила Лорийе и Боша. Решили пойти в мэрию и в церковь попросту, вшестером, чтобы не тащить за собой целый хвост гостей. Сестры жениха даже заявили, что они вообще останутся дома, коли их присутствие на церемонии не обязательно. Но мамаша Купо расплакалась и сказала, что в таком случае она заранее проберется в церковь и спрячется где-нибудь в уголке; пришлось обещать, что ее возьмут с собой. Остальное общество должно было собраться в «Серебряной мельнице» ровно к часу. Затем все отправятся в Сен-Дени, чтобы нагулять аппетит; туда поедут поездом, а обратно вернутся пешком по проезжей дороге. Пикник обещал быть очень приятным: не какая-нибудь попойка с мордобоем, а веселая скромная пирушка.
