Сергей Толстой - Собрание сочинений в пяти томах (шести книгах). Т.1

Послесловие составлено Н. И. Толстой

Жизнь и творчество С. Н. Толстого и его автобиографическая повесть «Осужденный жить»

Сергей Николаевич Толстой родился в 1908 году, в дворянской семье, у Марии Алексеевны (урожденной Загряжской) и Николая Алексеевича Толстых, 25 сентября (8 октября н. ст.), в день Преподобного Сергия Радонежского, в Москве, в доме графа Салтыкова (Б. Никитская, 68 — Скарятинский, 8 — М. Никитская, 41)[114], в котором его дед по матери арендовал квартиру.

Историю этого дома и судьбу его обитателей спустя 30 лет автор расскажет в поэме «Московский особняк»:

Стоял за оградой запущенный сад,Гардины на окнах висели,В лепных завитках вылезал фасад,Аканфы, пилястры, панели…Старый дом, казалось, пустой,Был известен под номером «восемь»,Над ним в дождях плыла над МосквойОчередная осень…

Крестили мальчика в церкви Святого Великомученика Георгия Победоносца на Всполье, за Никитскими воротами близ Кудрина, в которой находился придел Сергия[115]. «Образок Сергия Радонежского, с сердитым строгим лицом, в синей блестящей одежде, висит над моей головой», — прочитаем мы в написанных в 1933 году «Разговорах с Чертиком». День крестин описан во II части автобиографической повести: «Почему-то решили идти пешком… Пошли через поле…» Или это фантазия автора, или действительно здесь в 1908 году были незастроенные места[116]. А совсем рядом, на Спиридоновке,[117] стояла Церковь Спиридония, Епископа Тримифундского, на Козьем болоте, в которой находился его чудотворный образ с частицей мощей Святого — покровителя рода Толстых, легенда о котором рассказана в первой части повести. Наверняка Толстой бывал в этом храме и в начале века, когда приезжал в Москву с родителями, и будучи взрослым (до 1933 года — потом церковь сломали). Икону перенесли в Церковь Воскресения Словущего на Успенском вражке,[118] и, когда в 60–70-х годах писатель жил в Угловом переулке, он был прихожанином именно этого храма.

Первые два месяца жизни Сергей Николаевич находился в Москве, в Скарятинском переулке и с 1924 года и до своей кончины прожил в столице. Все творчество С. Н. Толстого буквально пронизано Москвой, и нет почти ни одного произведения, в котором так или иначе не встречалось бы упоминание о ней:

…Я здесь рожден. Мы москвичи… Мы здесь,Наш путь твоими вехами означен,Столица гордая. Мы в мире что-то значим,Пока ты есть. Где б ни были. Везде…

Потом его отвезли в имение Новинки Тверской губернии[119], где он жил десять лет — с 1908 по 1918 год. Первые годы детства ему было «суждено вспоминать как чудесную сказку». Здесь он получил прекрасное домашнее образование. Основная заслуга в этом принадлежала его отцу, Н. А. Толстому (1856–1918), который воспитание своих пятерых детей: Николая, Веры, Ивана, Алексея и Сергея (дочь Мария умерла в младенчестве) считал главным в жизни и стремился заложить в них «основы порядочности», которые считал «единственно ценными».

Отец Сергея Николаевича тоже вырос в Новинках, но родился он в Москве, в особняке на Тверском бульваре, 25 (ныне здание Литературного института), окончил Тверскую гимназию и Аракчеевский кадетский корпус в Нижнем Новгороде, много путешествовал за границей. В имении же он поселился окончательно и жил безвыездно лишь когда женился на своей троюродной сестре М. А. Загряжской, с которой познакомился в доме на Тверском, принадлежавшем его бабушке, Анне Николаевне Козловой (урожденной Кротковой). Его купил для нее в 1834 году ее отец, Николай Николаевич Кротков, друг детства поэта Федора Глинки. Яркий эпизод их пребывания во дворце Екатерины II, когда они были пажами, Толстой описал в первой части повести.

Дом на Тверском бульваре, названный «Домом Герцена» (хотя Александр Иванович прожил в нем всего несколько месяцев в младенческом возрасте) в свое время был знаменит Свербеевскими пятницами, когда в нем собирался весь цвет литературной Москвы. В то время владелицей этого дома, часть которого арендовал Н. Д. Свербеев, и была А. Н. Козлова, прабабушка С. Н. Толстого, в гостях у которой часто бывал О. И. Сенковский (известный барон Брамбеус), а Карл Брюллов рисовал здесь акварель «Сенковский в доме Козловой»[120]; она часто принимала у себя А. В. Дружинина, автора знаменитой «Поленьки Сакс», отсюда вела переписку со знаменитым астрономом Фламмарионом, здесь Антон Рубинштейн «проигрывал» свои новые вещи, и в этом доме гостили близкие друзья прадеда С. Н. Толстого, Николая Николаевича — декабристы И. И. Пущин, С. П. Трубецкой, Н. М. Муравьев, И. Д. Якушкин, Ф. Н. Глинка и другие.[121]

Нетитулованная тверская ветвь Толстых, к которой принадлежал Сергей Николаевич, сравнительно мало известна, хотя она пересекалась со множеством известных дворянских фамилий — «Толстые и Кротковы, Загряжские, Лунины, снова Загряжские и Жеребцовы, Козловы, Матюнины, и опять и еще Загряжские» («Осужденный жить»). На протяжении столетий ее уважаемые представители были предводителями дворянства, сенаторами, имели генеральские чины и многочисленные награды. Ветвь начала формироваться самостоятельно во второй четверти XVIII века. В XVII веке Иван Петрович Толстой, их предок, был стольником и получил большие земли в Осташковском уезде, на озере Селигер; его сын был женат на Екатерине Алексеевне Загряжской («три века трижды Толстые женились на Загряжских»), Это тот самый Яков Иванович[122], что «вчерась во дворце удостоин был милости получить сию дулю (грушу. Прим. авт.) и гроздь из собственных ручек государыни нашей, ее величества Елизавет Петровны…» («Осужденный жить»). Именно он начал строить на Селигере большое и богатое имение Новые Ельцы.

Имение было майоратным и после смерти родителей должно было перейти к старшему в семье. Прадед С. Н. Толстого Николай Николаевич[123] был младшим братом, а старшим — знаменитый Яков Николаевич Толстой, друг молодости Пушкина (которому поэт посвятил два стихотворения), литератор, впоследствии тайный советник российского правительства в Париже. Но в связи с его сложной судьбой имение перешло среднему брату, Ивану Николаевичу Толстому, сенатору, ревизовавшему Сибирь в то время, когда там находились друзья братьев — декабристы. Историю о том, почему Иван и его младший брат Николай, офицеры-семеновцы, прошедшие войну 1812 года, не оказались с ними на Сенатской площади, рассказывал маленькому Сергею отец, читая главы «Семейной хроники», и потом тот повторит их в своей повести «Осужденный жить».

Прадед автора, Николай Николаевич, получив за женой Елизаветой Алексеевной Загряжской имение Новинки, которое досталось ей от прадеда Дмитрия Даниловича Загряжского, стольника царицы Прасковьи Федоровны, «за многие раны и увечья, полученные им в Азовском походе», построил здесь дом, руководствуясь воспоминаниями о большом толстовском родовом гнезде и образцами хозяйственных строений имения матери своей жены, Екатерины Афанасьевны Загряжской, урожденной Луниной, «Селихово Новоторжского уезда той же Тверской губернии с чудными громадными каменными службами, каменными сараями, амбарами с засеками и подъемными воротами… Имение Новинки было хотя и не так капитально, как Ельцы и Селихово, но, тем не менее, представляло из себя маленький городок».[124] Дед Сергея Николаевича — Алексей Николаевич Толстой[125] родился уже здесь.

Фраза, когда-то сказанная отцом: «Надо знать своих предков не для того, чтобы ими гордиться, а чтобы стать их достойными» («Осужденный жить») станет для Сергея Николаевича программной. Он не только увековечит их память, но восстановит разорванные страшным временем, в котором ему пришлось жить, генеалогические связи, объединив их в единую мощную историческую цепь, открыв тем самым огромный пласт русской культуры.

Систематизируя огромный семейный архив и знакомя мальчика не только с историей рода, но и с историей России, отец сумел вложить в его душу ответственность перед предками за свое Отечество и ее культурное богатство: «Это ведь даже не наше. Это общее, русское прошлое, то, которым Россия и впредь будет жить…» («Осужденный жить»)… «Шесть сундуков… таких, что в каждом из них, согнувшись, мог бы жить человек. Все они набиты плотно. Здесь столетняя переписка многих семейств. Документы и ценнейшие материалы о войне 12-го года, декабрьском бунте, подлинные, никому не известные. Дальше Севастополь, освобождение крестьян, Бакунин и Герцен, даже Карл Маркс, в его связях с Россией. Сюда, в кабинет отца, иногда проникали приезжие историографы и поражались… Письма Сенковского, Глинки, Листа и Рубинштейна… рисунки и письма Брюлловых, Боровиковского, Венецианова и Трубецкого. Письма Волконских и Вяземских…» («Осужденный жить»).