Марк Твен - Том 12. Из Автобиографии. Из записных книжек 1865-1905. Избранные письма
Я тебя так люблю и мне так больно сообщать тебе подобные новости, когда ты далеко и одна среди чужих людей! Я люблю тебя всем своим существом.
Сэмюел.
50
ОЛИВИИ КЛЕМЕНС
«Плейерс», 15 февраля 1894 г., 11.30 вечера.
Ливи, родная!
Вчера я обсудил с мистером Роджерсом все мои разнообразные дела, и мы решили, что я вполне могу выехать в Европу 7 марта из Нью-Йорка. Поэтому его личная секретарша мисс Гаррисон письмом заказала мне билет, и я, не тратя времени, телеграфировал тебе, что буду в Саутгемптоне 14 марта, а в Париже — 15-го. Как у меня забилось сердце при мысли, что я скоро увижу тебя!.. Ну, не буду отвлекаться. Сегодня после бильярда я впервые со всеми подробностями обрисовал мистеру Роджерсу катастрофическое положение Уэбстера. Мне было крайне неприятно обременять всем этим его доброе сердце и переутомленный мозг, но он сам вызвался взяться за это дело и сказал, что оно его нисколько не обременит, что работать для своих друзей — не труд, а удовольствие. Мы обсуждали эту задачу со всех сторон и убедились, что решить ее но так-то просто, но он думает, что утро вечера мудреней и что, может быть, взвесив все хорошенько, он завтра найдет какой-нибудь выход.
Только не думай, что я бываю груб с мистером Роджерсом, это не так. Он слеплен не из простой глины, но из прекрасного и тонкого материала, — а такого роди поди не вызывают проявлений грубости, скрытой в людях моего типа. Я не боюсь, что вдруг его чем-то обижу, и мне не приходится следить за собой в этом отношении. С ним всегда легко и просто.
Он хочет побывать в Японии — это его мечта, и хочет поехать туда вместе со мной (его семья и наша), забыть на время обо всех делах и как следует отдохнуть. А в отдыхе он очень нуждается. Но этой мечте, как и любой мечте делового человека, суждено остаться только мечтой.
Как ты, вероятно, заметила, я могу писать о нем без конца. Это очень приятная тема. Когда я приехал сюда в сентябре, до чего же черным представлялось мне будущее — и безнадежным, непоправимо безнадежным! Уэбстеру и К* грозило неминуемое банкротство, хотя выручить их могла весьма небольшая сумма. Я бросился в Хартфорд — к моим друзьям, но их это не тронуло, не заинтересовало, и мне было очень тяжело, что я туда поехал. Деньги, которые меня спасли, я получил от мистера Роджерса, человека тогда мне совсем постороннего. Л потом, — хотя мы были еще едва знакомы, — он взял на себя труд привести в порядок мои финансовые дела, и притом так (этого требовала его врожденная деликатность), чтобы я не почувствовал, что мне оказывается одолжение, благодеяние; и он привел их в порядок ценой трехмесячных скучных и утомительных хлопот. Он подарил мне это время — время, которое никому не удалось бы купить даже по цене сто тысяч долларов за месяц и даже втрое дороже.
И вот в самый разгар этой благородной борьбы, этой долгой и блистательной борьбы, ко мне является Джордж Уорнер и говорит:
«Я могу предложить вам замечательно выгодное дело. Я знаю человека — очень видного человека, — написавшего книгу, которая разойдется в одну минуту; в ней разоблачаются мерзавцы из «Стандард Ойл», и каждый из них лично получает полную меру. Вот книга, которую вам стоит издать, она принесет вам богатство, и я в любую минуту могу связать вас с ее автором».
Я хотел было ему ответить:
«Единственный человек в мире, который мне дорог, единственный человек, за которого я готов дать ломаный грош, единственный человек, который, не жалея ни сил, ни труда, старается спасти меня и моих близких от нищеты и позора, — это мерзавец из «Стандард Ойл». Если вы меня знаете, вы поймете, нужна мне эта книга или нет».
Однако этого я не сказал. Я сказал, что мне вообще не нужны никакие книги, так как я хочу покончить с издательской деятельностью, да и вообще со всякой финансовой деятельностью, что ради этого я сюда и приехал и буду этого добиваться всеми силами.
Ну, пожалуй, и довольно. К трем часам я усну, а долго спать мне незачем: последнее время я чувствую себя очень свежим и не устаю. Милая, милая Сюзи — мне становится стыдно за свое здоровье, когда я думаю о ней и о тебе, моя родная.
Сэмюел.
51
ОЛИВИИ КЛЕМЕНС
22 апреля 1894 г.
Родная моя!
Мы все считаем, что кредиторы разрешат нам возобновить наше дело, — тогда мы выпутаемся и заплатим все долги. Я страшно рад, что мы заключили соглашение о цессии. И так же рад, что мы не заключили его раньше. Раньше у нас был бы довольно жалкий вид, а теперь мы выйдем из положения с честью.
Я встречаю множество людей, и все сердечно жмут мне руку и говорят:
«Я с большим сожалением услышал об этой цессии и в то же время очень обрадовался, что вы на нее пошли. Давно уже ходили слухи, что положение вашего издательства очень непрочно, и все ваши друзья опасались, что вы опоздаете с цессией».
Джон Маккей зашел ко мне и сказал:
«Пусть это вас не волнует, Сам. Нам всем приходится рано или поздно на это идти. Тут стыдиться нечего».
Какой-то незнакомый человек, проживающий в штате Нью-Йорк, прислал мне доллар, предлагая устроить подписку в мою пользу — по доллару с человека. Тут же я получил письмо от Пултни Биглоу со вложением чека на тысячу долларов. Последнее время я каждый день встречался с ним в клубе, и он нравился мне все больше и больше. Денег его я, разумеется, не взял, но от всего сердца поблагодарил его за доброе намерение.
Милейшие и добрейшие Джо Твичел и Сюзи Уорнер частенько подбодряют меня: «Не надо унывать», а от других друзей мне то и дело приходится слышать: «Я очень рад, что вы так удивительно бодры и так мужественно переносите это»; и никто из них не подозревает, какой камень свалился с моей души, какая беззаботная веселость преисполняет меня. Но не когда я думаю о тебе, сердце мое, — тогда мне не до веселья; мне кажется, что я вижу, как ты горюешь и стыдишься смотреть людям в глаза. Ведь в гуще боя нетрудно обрести бодрость, но ты далеко, и не слышишь барабанов, и не видишь перестраивающихся полков. Тебе кажется, что ты видишь поражение, паническое бегство и влекомые по грязи обесчещенные знамена, — а на самом деле ничего подобного нет. Поражение лишь временное, оно не принесло бесчестья, и мы еще перейдем в наступление. Чарли Уорнер сказал сегодня: «А, чепуха! Ливи вовсе не волнуется. Пока ты и дети с ней, все хорошо, — остальное ее не тревожит. Она знает, что эти дела ее не касаются». Однако меня его слова не успокоили.
До свидания, родная моя. Я люблю тебя и девочек, и можешь сказать Кларе, что я вовсе не серый котенок, который выгнул спину и шипит,
Сэмюел.
52
Г. Г. РОДЖЕРСУ
(1895)
Дорогой мистер Роджерс!
Я получил ваше письмо от 21 декабря, содержащее обращение к акционерам, н полагаю, что фирма прекратит свое существование, — по-видимому, другого разумного выхода нет.
Только одно мешает мне трезво признать, что моя десятилетняя мечта действительно лопнула, как мыльный пузырь, — тот факт, что это противоречит моему гороскопу. Пословица гласит: «Родился счастливым — всегда будешь счастлив», а я очень суеверен. Когда я был мальчишкой, я прославился своим счастьем. У нас считалось обычным, чтобы один-два мальчика (в год) тонули в Миссисипи или в Медвежьей речке, но меня, прежде чем я научился плавать, девять раз вытаскивали из воды на две трети захлебнувшимся, так что во мне начали подозревать переодетую кошку. Когда «Пенсильвания» взлетела на воздух и в газетах появилось сообщение, что мой брат (и еще шестьдесят человек) смертельно ранены, а обо мне там не упоминалось, мой дядя сказал моей матери: «Значит, Сэма там не было, хотя он прослужил на этом пароходе полтора года, — он родился счастливчиком». И действительно, меня там не было. Я настолько суеверен, что всегда боялся вступать в деловые отношения с некоторыми друзьями и родственниками, потому что они люди невезучие. Всю мою жизнь мне подвертывались всевозможные счастливые случайности, обещавшие очень много, и если из них ничего не выходило, виной была только моя собственная глупость или легкомыслие. Вот почему я был убежден, что в конце концов машина окажется козырным тузом. Она причиняла мне разочарование за разочарованием, но я слишком привык верить в свое счастье.
Ну, и ведь все, что мне удастся выручить за обломки кораблекрушения, будет следствием большой удачи,— не займись вы этим делом, не осталось бы никаких обломков, и разорение было бы полным.
Как жаль, что вы не участвовали в этом предприятии с самого начала, тогда мы быстро и благополучно высадились бы на берег.
Мисс Гаррисон видела сон, пророчащий мне солидный счет в банке, и я хочу попросить ее не останавливаться на этом и увидеть этот сон еще два раза, чтобы наверняка обеспечить исполнение пророчества.
Я придумал первоклассный сюжет для книги. Из-за него я не спал всю ночь и разработал его в уме до конца. Как только кончу «Жанну», сразу возьмусь за эту книгу.
