Михаил Булгаков - Том 9. Мастер и Маргарита
Канделаки. Погоди!..
Сталин. Они должны доказать ему, что сплоченная рабочая масса непобедима. Мы должны знать, что для нас уже нет шагов назад и не может быть, потому что если мы сдадимся, сделаем этот роковой шаг отступления, это будет непоправимой ошибкой. От своих требований не отступать.
Голоса. Правильно!
Сталин. Теперь о завтрашнем дне: первое, что нужно сделать… (Осторожно закуривает.)
Илларион (появляется из-за памятника). Кто говорил про дисциплину? Кто? А ты сам первый ее нарушаешь… Я говорил Канделаки, что был городовой! А если полиция спросит: что, у тебя покойники курят? Посетители не курят. Кто курит?
Сталин. Я окурок к карман положу…
Илларион. Не надо мне карман! Вы огонь зажигаете на кладбище ночью!
Сталин. Извини, пожалуйста, ты прав… Первое, что нужно сделать, это точно назначить, кто будет завтра и о чем говорить, потому что, конечно, всем он вам кричать не даст, да этот крик и бесполезен. Но зрелище, которое он увидит, ему должно быть полезно. До утра надо принять все меры, чтобы завод пришел весь до последнею человека. Это пусть он увидит. Это ему полезно.
Голоса. Верно!
Канделаки. Это мы сделаем.
Сталин. Итак, первое требование, как известно, заключается в том, чтобы вернули на завод всех триста восемьдесят девять уволенных. До единого человека. И конечно, всем им уплатили бы за прогул. Кто же будет говорить по этому вопросу?
Порфирий. Я предлагаю Теофила.
Канделаки. Кто-нибудь против этого есть?
Голоса. Нету.
Сталин. Следующее требование — сбавить штрафы. Кто по этому вопросу?[9]
Канделаки. Все пункты.
Сталин. Нет, я предлагаю еще один пункт. Вот какой: когда рабочие работают…
Голоса. Что? Что работы нет, а жалованье идет?!
Теофил. Помилуй, Сосо, что ты говоришь! Да ни за что в жизни они не примут такое требование…
Пошел дождь.
Сталин. И я знаю, что такое требование они не примут. Но все-таки нужно, чтобы оно было предъявлено. И вот почему. Ведь это же право всякого животного. И надо, чтобы вы показали им, что рабочие это понимают. Скажите им, что когда лошади стоят в конюшне, их все-таки кормят. А вы им скажите, что вы люди!
Теофил. Я скажу!
Илларион. Пора вам расходиться. Мне эта ночь не правится. Лучше от греха расходитесь. Все сказали?
Сталин. Все. Ну, товарищи, пожелаем же друг другу, чтобы мы победили в этих грядущих боях.
Канделаки. Расходитесь.
Расходятся.
Сталин (Иллариону). До свидания, товарищ. Очень приятно было познакомиться. Скажи, ты, наверное, сам некурящий?
Илларион. Некурящий.
Сталин. Так я и думал. А я, понимаешь ли, никак не могу отвыкнуть. Прямо не могу работать без папироски. Говорят, что конфеты надо есть…
Илларион. И конфеты нельзя есть, потому что бумажками насорят и следы все равно будут.
Сталин. Я в данном случае не про кладбище говорю, а вообще про курение.
Илларион. А вообще кури сколько угодно!
Сталин. До свидания.
Илларион. До свидания.
Илларион один на кладбище. Идет в сторожку, там вспыхнула на короткое время свечка. Потом погасла. Дождь то накрапывает, то прекращается. Потом вспыхнул электрический фонарь, погас. Наконец показывается околоточный и городовые. Околоточный стучит в сторожку.
Илларион. Кто там? Что тебе нужно ночью?
Околоточный. Ну, открывай, открывай! Нечего!
Илларион (выходит, кутаясь в одеяло). Что случилось? Кто помер?
Околоточный. Ты что же это, спишь?
Илларион. Конечно сплю. Все люди ночью снят.
Околоточный. Пусти-ка! (Зажигает фонарь, входит с городовым в сторожку.)
Илларион. Что такое? Я не понимаю!
Околоточный. А то, что караулишь плохо! Вот что!
Илларион. Я караулю плохо? Пожалуйста, пересчитайте: все на месте! Никто не воскрес, ни одного не украли. Я не понимаю, что вы хотите? Почему будите меня?
Околоточный. Ты смотри у меня! У тебя ходят тут по ночам!
Илларион. Этого не может быть! В такой компании живу, где один я могу ходить. Остальные не способны. Что вы меня под дождем держите! (Поворачивается и уходит в сторожку, хлопнув дверью.)
Околоточный. Дурак!..
Занавес
Картина пятая
Полусгоревший цех на заводе Ротшильда Толпа рабочих. Отдельно полицеймейстер, Трейниц, Ваншейдт, Околоточный и Кякива.
Губернатор (Смагин). Здравствуйте, господа!
Полиймейстер (Ловен). Здравия желаю, ваше превосходительство!
Губернатор. Это что же? Целая толпа, как я вижу?..
Полицеймейстер вздыхает.
Губернатор. Безобразие… Здравствуйте, рабочие!
Молчание.
Безобразие! (Увидев Кякиву.) Это кто такой?
Трейниц. Переводчик при жандармском управлении, ваше превосходительство.
Кякива. Кякива, ваше превосходительство.
Смагин. Безобра… А, хорошо!.. Вы будете им… это… будешь, любезный, им… вы будете переводить… Ну-с, выпустите вперед главных!
Толпа (на грузинском и русском языках): «У нас нету главных! Мы все тут главные, все одинаково терпим! Все!»
Кякива (Губернатору). Они, ваше превосходительство, говорят, что нету главных… Все одинаково, говорят…
Губернатор. Что это значит — одинаково?
Кякива. Что значит?! (Кричит по-грузински.)
Губернатор. Не могут же объясняться сразу полторы тысячи человек!
[Кякива. Не могут, ваше превосходительство].
Губернатор. Так пусть выпустят вперед тех, кто изложит их желания.
Кякива переводит толпе эти слова. Выходят Геронтий и Порфирий.
Губернатор. Попробую воздействовать на них мерами кротости.
Полицеймейстер вздыхает.
Губернатор. Ну, вот так-то лучше. Потолкуем, разберемся в ваших нуждах…
Кякива. Так лучше. Да.
Губернатор (Геронтию). Ну говори, что у вас тут? Чем это вы недовольны? И я приму все меры… э… Поставь нас, так сказать, в курс событий, объясни суть дела.[10]
Геронтий. Первое, чтобы всех уволенных обратно. Второе: плохо живем, очень плохо живем. Мучаемся.
Кякива. Очень плохо, говорит, живут.
Губернатор. Я понимаю…
Толпа: «Живем плохо, плохо живем. Плохо живем!»
Полицмейстер. Тише вы! Один будет говорить.
Геронтий. Из сил мы выбились. Не может человек работать по шестнадцать часов в сутки!..
Смагин. Но, позволь… сколько же времени вы хотели бы работать? Э…
Геронтий. Десять часов.
Толпа: «Десять часов» Гул.
Губернатор. Как это десять?
Кякивa (по-грузински). Как это так десять? (По-русски.) Почему десять?
Губернатор. Но впрочем, дальше, излагай ваши требо… желания.
Геронтий вынимает бумагу. Трейниц внимательно косится на эту бумагу.
Геронтий. Накануне праздничных дней работу заканчивать в четыре часа пополудни…
Губернатор. Гм…
Геронтий. Всем поденным рабочим прибавить двадцать копеек.
Ваншейдт (полицеймейстеру). Вы слышали — двадцать копеек!
Полицмейстер вздыхает.
Геронтий. Не штрафовать без разбору. Штрафуют! Штрафы не должны превышать трети жалованья!
Кякива переводит.
Толпа: «Замучили штрафами! Замучили!»
Полицмейстер. Тише!
