Джон Пристли - Добрые друзья
Они молча побрели по унылому переулку. С безжалостной категоричностью хлопнула дверь театра. Откуда-то издалека донеслось хриплое пение одинокого гуляки:
Хоть ты мне дружок,Прикрой свой роток,Уж больно ты много болтаешь!
Молчание нарушил мистер Окройд, который впервые серьезно задумался о событиях этого безумного вечера.
— Ишь ты, как вышло! — начал он. — Кто б мог подумать…
Но договорить ему не дали.
— Ах, не надо! — поспешно выпалила Сюзи. — Лучше помолчи, малой! Это ужас, тихий ужас! Я уже все глаза себе выплакала, не могу больше! У нас еще целая неделя, чтобы это обсудить.
— Определенно, — устало проговорил Иниго.
— Да уж, — сказал Джо. — Не волнуйся ты так, Сюзи. А что будет на следующей неделе?
— Бог знает!
— Прости, девонька. Я молчу. Подумаю лучше о пироге с мясом и картошкой. Главное, мы живы — хотя я ужо начинаю коченеть. Все образуется.
И они побрели дальше — безмолвно, точь-в-точь как четыре их тени, что танцевали на мостовой причудливый танец, вытягиваясь и сходя на нет от фонаря к фонарю.
Глава 5
Длинная и посвященная спасательным работам
I— Так-так! — мягко воскликнул голос. — Так-так-так!
— Никаких изменений? — спросила сиделка.
— Решительно никаких, — ответил голос. Хоть он и утратил былую хрипотцу, ошибки быть не могло. — Нет, — продолжал он, — не надо ее будить. Пусть хорошенько выспится.
Мисс Трант, однако, уже выспалась. Она бодрствовала, впрочем, глаз пока не открывала и не шевелилась. Первое тихое, но изумленное «Так!» вывело ее из глубокого забытья, лишенного сновидений, и доставило в обитель мерцающих теней, фантазий и голосов. Где же она? В гостинице? В больнице? Нет. Это Мидлэндская частная лечебница. Вторник. Мисс Трант теперь полностью пришла в сознание, но ничего, кроме зыбкого коричневатого пространства и двух голосов, вокруг себя не обнаружила. Один из них принадлежал ему и почти не изменился за минувшие годы.
Мисс Трант открыла глаза и увидела перед собой мир: яркий, прочный и словно бы совсем новенький. Он стоял у дверей. Мисс Трант ничуть не удивилась, как прежде не удивил ее и голос этого человека. Ощущение было ровно обратное: как будто она наконец перестала удивляться его отсутствию в своей жизни.
— Здравствуйте! — слабо воскликнула она.
Он улыбнулся и подошел ближе. Разумеется, он стал старше, но видеть это было не странно. Наоборот, он теперь больше походил на самого себя, как будто именно к этому возрасту он стремился тогда, много лет назад.
— Мисс Элизабет Трант, — с расстановкой произнес он; никто больше не умел так произносить ее имя.
— Доктор Хью Макфарлан, — ответила она, протягивая руку.
Сиделка радостно улыбнулась обоим и вышла.
— Я думал, вы спите, — сказал он, садясь рядом с кроватью. — Не хотел вас беспокоить.
— Так вы меня узнали?
— Узнал. — И все, больше ни слова. Как это на него похоже! Он мог оставлять в беседе громадные дыры, даже не думая заполнять их любым подручным мусором.
— Как вы узнали, что я здесь? Вы… вы прочитали о нас в газете? — Местная газета во всех красках расписала воскресный случай в гатфордском театре.
— Нет, я ничего не видел, — ответил он. — Вы про местную газету, не так ли? Я читаю только «Таймс» и «Вестник Глазго», а там про это не писали.
— Смею надеяться, нет.
— Но слухи до меня дошли, — продолжал он без всяких обиняков, в своей обычной манере. — Потом я приехал сюда к одной пациентке и случайно увидел ваше имя. Вот и решил узнать, не та ли вы мисс Элизабет Трант.
Мисс Трант не удержалась.
— А я думала, вы меня забыли, — пробормотала она.
Он мрачно покачал головой:
— Не забыл. Я прекрасно вас помню и узнал, как только увидел. Вы почти не изменились, даже учитывая последние потрясения. Самочувствие еще не очень, верно?
— Мне показалось… что я видела вас в машине, — сказала мисс Трант. — На прошлой неделе, милях в десяти от Гатфорда. Я потом пришла к выводу, что это не могли быть вы, но теперь я думаю иначе.
— А когда именно это было? На прошлой неделе, говорите? Во сколько? — Он сдержанно вытащил из кармана небольшой блокнот.
— Около полудня, — неуверенно протянула мисс Трант. — Вы… дайте-ка вспомнить… вы ехали из Гатфорда по магистрали… такое чувство, что это было давным-давно. Впрочем, какая разница?
— Наверное, в прошлый вторник, — сказал он, хмуро разглядывая блокнот. — Сегодня ровно неделя. Я как раз сюда ездил. А машина была красная, двухместная? Да? Значит, точно я. Любопытно, не так ли? Жаль, я вас не заметил.
Мисс Трант замешкалась, отвела глаза и выпалила:
— Между прочим, мы… я… пыталась потом узнать, не живете ли вы тут поблизости. Но вашего номера в телефонном справочнике не оказалось, хотя врачей туда обязательно вносят.
— Да, но только не тех, что приехали недавно, — улыбнулся он. — Меня еще не успели внести в справочник. Я начал работать с доктором Хадсоном — он человек пожилой и скоро отойдет от дел. У него кабинет в Уотерфилде, как раз на магистрали. Я приехал, потому что писал работу о паращитовидной железе и хотел быть поближе к Мастерсу из Лондона или Хадсону из Гатфорда. Вот так я здесь и очутился. Вы слышали о Хадсоне?
— Увы, нет, — улыбнувшись в ответ, сказала мисс Трант. — Это ужасно — вы, врачи, творите настоящие чудеса, а люди о вас знать не знают.
Он огладил свое худое овальное лицо.
— Наверное, вы правы, но мне грех жаловаться. Я пока ни одного чуда не сотворил. Но как же вы здесь очутились? Не помню, чтобы у вас была большая тяга к театру.
Мисс Трант рассмеялась:
— Не было и нет! Все это нелепо и смешно — хотя теперь, признаться, мне не очень весело.
Она вкратце поведала, что случилось после смерти отца. Иногда доктор Макфарлан изумленно таращил на нее глаза, иногда тихо смеялся. У мисс Трант было такое чувство, будто она рассказывает ему о путешествии на Луну.
— И пожалуйста, — заключила она, — не спрашивайте, что я думаю делать дальше, потому что я не знаю.
— А я знаю. Вы останетесь здесь, пока не подлечите руку и нервы. — Он по-прежнему говорил не «нервы», а «нэйрвы». В его речи по-прежнему звучали широкие гласные и сокрушительные согласные, а когда он повернулся лицом к окну, его волосы точно так же, как и тогда, заблестели на солнце. — Если я могу чем-нибудь вам помочь, позвольте мне это сделать.
— О, я не стану беспокоить вас своими глупостями. Уверена, у вас и без меня полным-полно хлопот.
— Ничего подобного. То есть дел у меня действительно много, но у старого холостяка всегда найдется лишнее время.
— Вы так и не женились?
— Нет. — Он умолк и ощупал свой подбородок. — До сих пор я был слишком занят. А чтобы подыскать жену, нужно время.
— Никакой вы не «старый» холостяк, по крайней мере не говорите так при мне. Вы всего на два года старше, и от ваших слов я тоже чувствую себя старой.
— На два года старше! Вот именно. Кто бы мог подумать, что вы запомните такую мелочь! — воскликнул он, внезапно просияв и оживившись. — Память у вас не хуже, чем моя.
— Да, кое-что я запомнила очень хорошо.
— Вот и я тоже. — Он разошелся не на шутку и уже не думал о том, куда его могут завести слова. — Когда я читаю или слышу про древнюю Гибралтарскую скалу, сразу вспоминаю вас… и полковника, — поспешно добавил он.
— Кто же из нас напоминает вам древнюю скалу? — рассмеялась мисс Трант. — Надеюсь, не я. Наверняка мой отец — мне показалось, что вы всегда его побаивались.
— Полковника-то? Ничуть. Скорее я побаивался вас.
— Меня! — Вот уж глупости. На мисс Трант внезапно нахлынули воспоминания об огромном властном шотландце, который так любил ее поправлять. — Неправда, я в жизни не встречала такого задиру, как вы.
— О, это все молодость…
Тут вошла сиделка с чайным подносом.
— Я принесла доктору Макфарлану чашечку чая, — сказала девушка, ставя поднос рядом с кроватью.
— Спасибо. Вы ведь останетесь на чай? Боюсь, вам придется налить нам обоим — я с перевязанной рукой не управлюсь.
Если мисс Трант думала, что он будет неуклюже обращаться с чайником, то она ошибалась. Доктор Макфарлан разлил чай очень ловко, и только сейчас она заметила, как хорошо его слушаются руки — худые, жилистые и чуткие. Вот тут-то (это произошло мгновенно, пока она доедала последний кусочек хлеба с маслом) мисс Трант вдруг осознала, насколько это невероятно, что он, такой громадный, такой поразительно похожий на себя, сидит себе рядом и преспокойно пьет чай. Но другая ее часть — совсем крошечная и незначительная, даже своего голоса не имеющая, — ничуть не удивлялась происходящему и считала, что все идет так, как должно.