Галерея женщин - Теодор Драйзер
При этом Уинни разработал, по собственному выражению, «формулу счастья», на эту тему он много говорил и писал, но эта формула была, как мне казалось, неким спасательным кругом, защитой души, бегством от назойливых каждодневных обязательств. Первое правило этой жизнерадостной формулы – всегда быть счастливым, независимо от других, а там хоть трава не расти! Чтобы придать этой формуле более цивилизованные очертания, он утверждал, что такой подход распространит счастье и солнечный свет на других людей, но, по мне, в этом подходе крылось логическое противоречие. Формула формулой, но быть счастливым всегда и везде у него не получалось, хотя всем своим видом он давал понять, что дело обстоит именно так. К примеру, у него были жена и ребенок, но он им не помогал и оправдывал себя всякими хитрыми объяснениями. Разве он им не верен? Вот обзаведется необходимыми средствами, тут же что-то для них сделает. И вообще, дела у его жены идут куда лучше, чем у него. Тут против истины он не грешил.
Что до верности, коей он иногда пытался оправдаться, что тут скажешь? Девушками он увлекался, можно сказать, не пропускал ни одной умницы и красотки и не видел причины отказывать себе в праве дружить с ними и развлекаться. И почти всех девушек в его окружении такой подход устраивал. Уверен, что до поры его отношения с ними были чисто платоническими. Но поскольку по своей природе он был язычником и пантеистом и инстинктивно презирал любые путы, цепи и обязательства – в том числе и те, что связывали его с женой и детьми, – то эти отношения не могли быть просто дружескими, по крайней мере, так казалось со стороны. Он легко увлекался. Даже девушка строгих нравов не могла отказать себе в удовольствии общаться с ним.
Описав Уинни достаточно подробно, оставим его в покое и обратимся к другим событиям и обстоятельствам.
Как-то раз, завершив работу над статьей, я сунул рукопись в карман и отправился на поиски машинистки. По другому поводу я зашел в большое здание в деловом квартале и в вестибюле напротив лифтов обнаружил объявление в золоченой рамке.
РОНА МЕРТА
Перепечатка судебных документов
Стенография в суде
Стенография на конференциях
Перепечатка коммерческих материалов
Оформление бумаг
Размножение документов
16-й этаж
Вспомнив о своей статье, я сразу поднялся на шестнадцатый этаж, где меня встретила молодая и весьма привлекательная женщина, которая в том числе показалась мне весьма деловитой, расторопной и компетентной. На взгляд ей было года двадцать четыре, может быть, двадцать пять. Невысокая, изящная, в подогнанном по фигуре костюме, белый воротничок и манжеты, яркий галстук, прочные туфли. В левом кармане английской блузки – ручки и карандаши. Пышные иссиня-черные волосы разделены косым пробором и собраны в изящный узел на затылке.
Но в не меньшей степени, чем она сама, меня поразил очевидный размах коммерческой деятельности, центром которой явно была она. Комната самое малое тридцать футов на шестьдесят, с трех сторон окна, через которые открывался панорамный и поражающий воображение вид на верхнюю часть Манхэттена, а также на Ист-Ривер, Гудзон и штат Нью-Джерси по ту сторону бухты. Сама комната уставлена скамьями, как в школьном классе. Два десятка столов, на каждом – пишущая машинка. За ними не покладая рук трудятся, пусть и не всегда хорошенькие, машинистки. Что до директрисы этого улья, она, как я вскоре понял, особо хорошеньких не сильно привечала. Они, как она откровенно призналась, не способны целиком отдаться работе. Я сразу заметил, что с ее места за массивным квадратным столом – весьма солидным – между двумя высокими окнами открывался наилучший вид, тогда как ее помощницы смотрели на нее либо наслаждались менее привлекательными пейзажами.
В тот первый раз, насколько помню, мы поговорили мало, просто обсудили условия, кстати вполне приемлемые. Правда, она добавила, что, хотя в основном ее бизнес – это деловые бумаги, она с удовольствием берет «литературную работу» – пусть менее выгодную, но ее увлекают книги и рассказы, даже статьи вроде моей. Эти слова подняли меня в собственных глазах, но и позабавили. Кто-то с увлечением перепечатывает мои работы и при этом считает, что приобщается к «литературе», – не наивно ли это? Мои труды – и литература? Это не шутка? Я привык к тому, что редакторы и издатели в лучшем случае проявляют безразличие, а то и просто встречают меня в полуобморочном состоянии, – а тут такой интерес! Я ушел, задавая себе вопрос: неужели кто-то может восхищаться опусами человека без репутации, никому не известного?
За обедом я рассказал собрату по ремеслу о моей находке – машинистка, недурна собой, неглупа и берет за работу совсем не дорого! У нее гвардия сотрудниц, стало быть, целую рукопись можно перепечатать за три или четыре часа, если оставить до полудня. Мало того, наша встреча произвела на нее впечатление!
Эта рекомендация
