Марк Твен - Том 12. Из Автобиографии. Из записных книжек 1865-1905. Избранные письма
Я верю, что ваш отдел создаст новое направление в критике. Когда это произойдет, — а произойти это с соизволения господня должно непременно, — считайте, что, проживи вы еще хоть триста лет, вы не смогли бы принести большей пользы нашей стране.
Как правило, неодобрение критика просто бесит писателя, тем самым но принося никакой пользы; но ваша новая критическая манера делает ваше неодобрение не менее ценным и желанным, чем ваша похвала. Я не совсем понимаю, как это вам удается. Но, пожалуй, главное — это ваш тон: тон человека, который вежливо и любезно спорит с равным себе и уважаемым собеседником, в то время как до сих пор критики неизменно принимали давно всем надоевшую позу наставника, отчитывающего напроказившего юнца.
Ну, как бы то ни было — книга написана, и довольно о ней. Хотя, начни я писать ее заново, невысказанного осталось бы гораздо меньше. А эти невысказанные мысли жгут меня; их становится все больше и больше, но теперь им никогда не доведется увидеть свет. Впрочем, для этого потребовалась бы целая библиотека и перо, раскаленное в адском огне.
Всегда ваш
Марк.
41
СИЛЬВЕСТРУ БЭКСТЕРУ
(1889)
Дорогой мистер Бэкстер!
Рухнул еще один трон, и я купаюсь в океане блаженства. Если бы я мог прожить еще пятьдесят лет, то, несомненно, увидел бы, как все троны европейских монархов продаются с аукциона на слом. Я твердо верю, что в таком случае мне наверняка удалось бы увидеть конец самого нелепого обмана из всех, изобретенных человечеством, — конец монархий. Кажется, и каменный истукан засмеялся бы, наблюдая, как в дни, когда беспощадно уничтожается всяческая мишура, здесь, у нас, люди, казалось бы вполне разумные, все еще благоговеют перед этими обросшими мхом порождениями подлости и обмана — наследственной королевской властью и так называемой «знатью». Это могло бы рассмешить даже самих монархов и знать, — да втихомолку они и посмеиваются, будьте покойны. По-моему, смешнее этого есть только одно, а именно — зрелище того, как ублюдки-американцы — все эти Хаммерсли, Хантингтоны и проч., платят наличными (навязывая в придачу собственную особу) за сгнивших предков и украденные титулы. Когда наши мужественные братья, сбросившие иго рабства бразильцы, напишут свою «Декларацию независимости», я надеюсь, что они включат в нее такое недостающее звено:
«Мы заявляем, что следующая истина очевидна и несомненна: все монархи — узурпаторы и потомки узурпаторов, ибо ни один трон на земле не был воздвигнут по свободному волеизъявлению того, кому принадлежит на это исключительное право, — всего народа данной страны».
Вы уже получили последнюю корректуру моей новой книги. Если вы заглянете на страницу пятьсот с чем-то, вы увидите прокламацию моего коннектикутского янки, в которой он провозглашает низвержение монархии Артура и объявляет Англию республикой. Сравните ее с прокламацией, провозгласившей падение бразильской монархии и рождение республики Соединенных Штатов Бразилии, чтобы затем иметь право защищать моего янки от обвинений в плагиате. Это просто сходство идей, и ничего больше. Прокламация янки была в наборе уже неделю тому назад. Это просто одно из тех странных совпадений, которые случаются так часто. Помогите же янки избежать самого дешевого и трудно опровержимого из обвинений — обвинения в плагиате. Иначе ему ведь придется защищаться самому, обвинив в приблизительном и неопределенном плагиате высокопоставленных служителей нашего доблестного брата-близнеца в том полушарии, а тогда начнется война или какие-нибудь еще неприятности в том же роде.
А вы обратили внимание на слухи, что португальский трон непрочен, что португальские рабы выходят из повиновения? А также, что главный рабовладелец Европы, Александр III, настолько уменьшил свой ежемесячный заказ на цепи, что его сталелитейные заводы работают только половину обычного времени? И что английская знать недавно обрела новое зловоние — и вынуждена вывозить его в Индию и на европейский континент, потому что на родине для него уже не осталось места? События развиваются. Довольно скоро можно ожидать наплыва эмигрантов. Конечно, готовиться к этому мы не будем — таков уж наш обычай. А в итоге лет через пять в нашей полиции будут служить только бывшие короли да герцоги. Они же будут наниматься в извозчики и белить заборы и создадут переизбыток неквалифицированной рабочей силы, и тогда, когда будет уже поздно, мы пожалеем, что не приняли самых простых мер предосторожности и не утопили их всех в Касл-Гарден.
42
ЭНДРЬЮ ЛЭНГУ
(1889)
Они высказываются устно, но не в печати. Голова незамедлительно сообщает вам, пригодна эта пища или нет; все ее слышат и решают, что говорил весь человек. Ошибочное заключение. Известно только мнение его вкуса и обоняния — чувств, конечно, важных, но не составляющих всего человека и не являющихся жизненной основой его организма.
Маленьким детям позволительно подписывать свои рисунки: «Это корова... это лошадь...» и так далее. Эти надписи охраняют ребенка. Они спасают его от огорчений и обид, потому что уже никто, взглянув на такие рисунки, не станет разбирать недостатки его коров и лошадей, называя их верстаками и кенгуру. Человек, красящий забор, выполняет полезную работу, так же как и человек, расписывающий стены и потолки в доме богача дорогими фресками; и у всех нас хватает рассудка оценивать их труд соответственно задаче каждого из них. Было бы только справедливо разрешить писателям, во избежание недоразумений, помечать свои книги следующим образом: «это написано для головы», «это написано для живота, рук и ног». А критикам следовало бы признать, что их долг чести — отбросить старую привычку судить все книги по одной мерке и в дальнейшем придерживаться более справедливых критериев.
Критики неизменно считают, что книга, не отвечающая требованиям образованного класса, обязательно плоха. Попробуем приложить этот закон ко всем случаям жизни. Ведь если он правомерен в отношении романов, повестей, партии н прочего, он должен быть правомерен и по отношению ко всему тому, что создает культуру и делает культуру возможной. Он безоговорочно отвергает все учебники правописания, ибо учебник правописания людям образованным ни к чему; он отвергает все школьные учебники и все школы — от букваря до греческой грамматики, от приготовительного класса до университета; он отвергает все ступени искусства — от самых дешевых глиняных статуэток до Венеры Медицейской, от олеографии до «Преображения»; он требует, чтобы Уитком Райли перестал сочинять стихи, пока не научится писать, как Шекспир; он запрещает всякую любительскую музыку, не допуская ничего ниже «классиков».
Это утверждение фантастично? Вовсе нет. Это простая констатация факта, и больше ничего. Фантастичен и нелеп самый факт. А к какому результату он приводит? Вот к какому — и весьма любопытному: критики уже успели внушить всему миру, что картина Рафаэля гораздо нужнее цивилизации, чем олеография; величавая опера—чем волынка или деревенское общество любителей пения; Гомер — чем непритязательные стихи популярного поэта, которые это поколение знает наизусть, а следующее прочно забывает; античные авторы — чем далеко разносящийся трубный глас Киплинга; Джонатан Эдвардс — чем Армия Спасения; Венера Медицейская — чем уличный продавец гипсовых статуэток. Короче говоря, критики провозглашают, что величественная, внушающая благоговейный трепет комета, которая раз в столетие сверкнет голодным блеском в бесконечных далях пространства, интересуя и просвещая кучку высокообразованных acтрономов, гораздо ценнее для земли, чем солнце, чьи лучи ежедневно согревают и подбодряют все живущие на ней народы и. заставляют хлеба колоситься.
Если бы какой-нибудь критик решил основать свою религию, она предназначалась бы исключительно для обращения ангелов, а они-то как раз в ней и не нуждаются. Тончайшая корочка на поверхности человечества — образованная верхушка, — разумеется, вполне достойна того, чтобы ее умиротворяли, ублажали, баловали, питали и пичкали всяческими изысканными яствами и деликатесами; однако, с моей точки зрения, обслуживать эту крохотную кучку — занятие малопочтенное и малополезное: ведь это попросту значит кормить пресыщенных, в чем вряд ли можно найти большое удовлетворение. Как мне кажется, не это уже спасенное ничтожное меньшинство надо возвышать и облагораживать, а огромную массу непросвещенных, скрытую под этой корочкой. Неисчислимые песчинки этой массы не могут любоваться старыми мастерами, доступными лишь для немногих, но тот, кто изготовляет олеографии, помогает им сделать шаг вперед по пути восприятия искусства; они лишены оперы, но волынка и сельский хор позволяют им немножко приблизиться к этому далекому свету; Гомера они так и не узнают, но неприметный стихоплет — их современник— поможет им подняться чуть выше, чем они были до знакомства с ним; возможно, им не доведется даже услышать о существовании античных авторов, но зато они научатся маршировать под барабанный бой Киплинга и пойдут вперед; несмотря на помощь Джонатана Эдвардса, они будут умирать в трущобах, но Армия Спасения хоть некоторым из них поможет выбраться на чистый воздух, к более здоровой жизни; они ничего не знают о ваянии и никогда не слышали даже имени Венеры, но когда каминная полка благодаря появившейся на ней гипсовой статуэтке кажется их неискушенному взору прекрасной, они поднимаются еще на одно деление шкалы цивилизации.
