Максим Ехлаков - Солнечные пятна
— Шаг вперед, — великий вазир махнул пальцем. Повар подпрыгнул как ошпаренный и метнулся на указанное место. — Кто таков?
— Я… я… повар, о светлейший величайший вазир…
— Имя?
— Му… Мухуддин, о светлейший, Мухуддин Ылыклык.
— Как попал на кухню?
— Так ведь… Дядя мой, Батыр Сиркеджи, он же поваром у великого хана… Он испросил высочайшего соизволения… А там как раз один из поваров у… умер, отравился… Ну, меня и взяли…
— Отравился?
— Да… Говорят, рыбою. Есть такая рыба, знает ли великий вазир, рыба-пузырек, потому что она надувается как пузырь… Она очень вкусна, если правильно приготовить ее… А если неправильно, то смертельно опасна…
Мухуддин забормотал про рыбу, а ан-Надм задумался. Да, повар отравился как раз с неделю назад, но вроде не насмерть. А выходит, что умер. Почему ему не сообщили, интересно узнать. Ну и потом, рыба, значит. А если нет? Надо будет послать Вишванатана, пусть проверит труп, если конечно там что-нибудь осталось.
— А может, это ты и отравил его? — ан-Надм подпустил в голос свирепости.
— Да что… Да я… Как… — несчастный Мухуддин покрылся пятнами, — О величайший вазир, я не отравлял его! Я и знать не знал о нем!
— А может, ты врешь мне? А сам отравил повара? А может, и еще кого-нибудь? — либо сейчас выдаст себя, либо невиновен. — Что если тебе пообщаться с палачом? — Палач, стоявший в углу, звонко провел пальцем по лезвию своего топора.
— Никого я не травил! — Мухуддин упал на колени, он почти плакал. — Не вели казнить, о вазир! Я ни в чем не виноват! Я не умею готовить рыбу-пузырек и никогда бы не взялся за нее! А то, что тебе говорили про баранину — правда, я выбросил ее в окно, но это только потому, что по ней ползали мухи, а светлейшему хану негоже кушать еду, засиженную мухами! Потому я и выбросил ее, а не чтобы украсть ее!
— Свободен, — ан-Надм пренебрежительно махнул рукой, и Мухуддин стрелой вылетел из комнаты.
— Теперь вы.
Слуги раскололись еще быстрее. Ан-Надм обогатился знанием о том, что оруженосец наследника вступил в противоестественную связь с одним из стражников, что постельники подворовывают еду и мелкую посуду, а писец, которого он сам же и приставил к наследнику, злоупотребляет опийным кальяном и часто обманывает наследника и вообще всех вокруг, выпрашивает деньги в долг, и не возвращает их.
Самым главным достижением было то, что он убедился: все слуги не имеют к отравлению никакого отношения.
А вот дядя трусливого повара — другое дело. С ним нужно поработать.
Кухня
Батыр Сиркеджи пропал. Просто не пришел утром на кухню. Послали к нему домой, но никого там не застали. Стражники порыскали по кварталу, поспрашивали, но, само собой, безуспешно — кто же просто так расскажет стражнику что-то важное.
Повторялась история с Гюлем, и ан-Надм кусал губы от злости. Где этот Вишванатан, когда он так нужен? У него есть связи среди преступников, он может найти кого угодно в самых глухих трущобах. Сейчас эти связи очень бы пригодились. Как только вернется из Тарсиса, непременно отправлю его на поиски.
Выяснить удалось лишь, что единственный родственник пропавшего повара — юный Мухуддин. Придется поговорить с ним еще раз.
Тот уже во всю работал на кухне, крошил большие луковицы в огромный чугунный котел. При виде ан-Надма он побледнел и выронил нож.
— Где Батыр?
— Я… я… — несчастный не мог и двух слов связать.
— Когда ты его видел последний раз?
— В… вчера, — Мухуддин смахнул слезы от лука. — Здесь, на кухне.
— На кухне?
— Да. Домой он не приходил.
— Он говорил что-нибудь? Что-то подозрительное? Собирался куда-то?
— Да нет же… Никуда он не собирался… кажется.
— Кажется? Или не собирался?
— Не собирался. То есть не говорил ничего такого.
— А что говорил?
— Да ничего… Я даже удивился. Он все больше молчал, а обычно ведь не умолкнет.
— Почему? Что-то случилось?
— Да нет же, ничего, — Мухуддин задумался.
— Может, он встречался с кем-нибудь? С кем-то говорил?
— Да ни с кем же! Только со мной и говорил… — тут повар побледнел еще больше, хлопнулся на четвереньки и завыл: — Не вели казнить! Это ж я ему вчера сказал, что ты про него у меня справлялся и про Фуркана — ну, который отравился! Как сейчас помню, рассказал ему все, про что мы с тобой говорили, а он сразу так притих и говорит мне, ты, мол, Мухуддинджик, не волнуйся, говорит, мол, все хорошо будет. Ну и все.
— И все?
— Да. Потом мы не говорили больше, а потом я пошел домой, а он тут остался. Больше я не видел его, клянусь бородой Пророка.
Теряешь хватку, подумал ан-Надм. Упустил повара. Отложил на завтра такое важное дело — и все, конец. Теперь ищи его — свищи. И государственные задачи тебе не оправдание! Наследник отравлен, что может быть важнее этого, государственнее. Так, глядишь, совсем впадешь в маразм и превратишься в Абу-Вафика. А на твое место возьмут кого помоложе да поцепче.
От этих мыслей великий вазир разволновался не на шутку. Сейчас без Вишванатана он как без рук. Что за глупости: великий вазир Востока, второй человек после хана, зависит от какого-то безродного цветочника! Ну, не совсем безродного, тот вроде происходит из какого-то довольно знатного по цветочным меркам рода. То есть касты. Но все равно, кто он и кто я — а поди ж ты.
И ведь случись что с Вишванатаном — ты тоже пострадаешь, Малик. Ты слишком многое ему доверяешь, слишком много позволяешь, слишком надеешься на него. Надо избавляться от этой зависимости. Нет, определенно, когда он вернется из Тарсиса, мы покончим с этим делом об отравлении, а потом придется отправить его на покой.
Груз
Порт Симиуса, зажатый с одной стороны длинной косой, намываемой речным течением, а с другой — полого уходившими под воду ступенчатыми меловыми скалами, был всегда в движении. Корабли большие и малые теснились в довольно узком проливе, круглые сутки сновали внутрь, к причалам, и наружу, на вольные воды. Даже по ночам в порту кипела жизнь, пусть и не так, как днем.
После смерти Озхана Демиркола, впрочем, все изменилось. Уже не так много кораблей стояли на якоре в море, ожидая своей очереди на разгрузку, а ночью таможню и вовсе стали закрывать: никто не приходил в темноте. Вести расходятся быстро по Мраморным островам, и торговцы прячутся в своих убежищах, опасаясь войны и пиратов, которые только и ждут смуты и неурядиц.
Эвримах Леониди был еще не стар, но опытен. Корабли, даже самые большие и неповоротливые, под его руками вели себя как послушные лошади. «Сам бог морей и ветров дал ему этот дар» — говорили одни, а другие шептали: «Он принес в жертву морю свою жену и сына в обмен на власть над кораблями».
Поэтому Исмарк выбрал именно его. Провести корабль из Фемоса в Симиус — невелика заслуга, но условия были едва ли реальными. Во-первых, это был огромный грузовик, один из самых больших. Два ряда весел, шестьдесят гребцов, два косых паруса. Во-вторых, идти предстояло ночью, а это значит — против бриза, а времени на путь отпущено очень мало. И в-третьих, никто не должен ничего узнать или увидеть. То есть и команда должна быть небольшой и проверенной многократно.
Было еще и в-четвертых: никаких толчков, резких поворотов и даже качки. Не говоря уж о столкновениях или даже ударах о причал.
Леониди хмыкнул и согласился.
Переход удался. Еще не забрезжил рассвет, когда грузовик подошел к столице. Порт был открыт и расчищен от кораблей, которые сгрудились западнее по побережью. В полной темноте Эвримах подвел корабль к причалу, не задев ни песчаной косы, ни погашенного маяка: его морское чутье никогда не ошибалось. Сходня легко стукнула по мостовой, и моряки ступили на берег. Порт был темен, но не пуст: их ждали.
— Вы гений, Леониди, — Исмарк почтительно поклонился. — Я, признаться, в вас сомневался, но совершенно зря. Не желаете ли поработать на армию империи?
— Нет уж, увольте, — Леониди поклонился в ответ. Работать на армию означало лишиться того, что он ценил больше всего — свободы.
— Ну, как знаете. Разгружай! — Исмарк махнул рукой, и на корабль устремился поток солдат. Это были лучшие янычары хана.
С невероятной осторожностью, какую не ожидаешь от закаленного в боях воина, они спускались в трюм, извлекали груз и уносили его на берег, в темноту складов. Небольшие глиняные сосуды квадратной формы для удобства хранения, с плотно запечатанными крышками. Тысячи их.
— Что мы хоть везли-то? Почему такие предосторожности?
— А? — Исмарк не сразу понял вопрос. — Это неважно, Леониди. Главное, вы выполнили вашу работу блестяще. Теперь вам нужно исчезнуть на время. Отправляйтесь к себе в Тиры, отдохните. Никто не должен узнать об этом, — он кивком указал на снующих туда-сюда янычар.
