Чарльз Диккенс - Лавка древностей. Часть 1
— Тьфу ты пропасть! проворчалъ Фредъ недовольнымъ тономъ.
— Въ добрый часъ, м-ръ Тренть! Я думаю, въ порядочномъ обществѣ такъ не обращаются съ амфитріономъ. Ну, да вы не церемоньтесь, будьте какъ дома.
Тутъ онъ процѣдилъ сквозь зубы, что его пріятель, кажется, не въ своей тарелкѣ, допилъ свое «розовое вино», приготовилъ еще стаканъ грогу и, предварительно просмаковавъ его, обратился съ тостомъ къ какому-то воображаемому собранію:
«Милостивые государи! Позвольте мнѣ предложить тостъ за процвѣтаніе древней фамиліи Сунвеллеровъ вообще и Ричарда Сунвеллера въ частности, того самаго Ричарда, милостивые государи, — тутъ онъ пришелъ въ паѳосъ, — который тратитъ всѣ свои средства на друзей и, въ благодарность за это, получаетъ „тьфу ты, пропасть!“ (шумные апплодисменты).
Фредъ прошелся нѣсколько разъ по комнатѣ.
— Послушай, Дикъ, началъ онъ, останавливаясь передъ пріятелемъ, — поговоримъ серьезно. Я хочу указать тебѣ путь, по которому ты можешь, безъ всякаго труда, добраться до большого состоянія.
— Спасибо, дружище, ты ужъ и такъ не мало путей мнѣ указывалъ, а къ чему все это привело? Карманъ у меня такъ же пусть, какъ и прежде.
— Погоди, погоди маленько. Ты не то запоешь, если поможешь мнѣ осуществить мой новый планъ. Ты видѣлъ мою сестру Нелли?
Фредъ придвинулся поближе къ пріятелю.
— Ну, такъ что-жъ?
— Какъ она тебѣ нравится, не правда ли, она хорошенькая?
— Разумѣется. Къ чести ея будь сказано, она нисколько на тебя не похожа.
— Да говори же, хорошенькая она, или нѣтъ?
— Ну хорошенькая, очень хорошенькая. Что-жъ изъ этого слѣдуетъ?
— Я сейчасъ тебѣ скажу, въ чемъ дѣло. И тебѣ, и мнѣ должно быть ясно какъ день, что мы съ дѣдомъ до конца жизни будемъ какъ на ножахъ, и что я отъ него не получу ни копѣйки.
— Это ясно даже слѣпому. Что-жъ дальше?
— A то, что все состояніе этого алтынника — чтобъ онъ сгинулъ — перейдетъ къ сестрѣ, хотя онъ прежде и увѣрялъ меня, что раздѣлитъ деньги между нами пополамъ.
— И это возможно. Развѣ, что моя рѣчь произвела на него сильное впечатлѣніе. Она была такая блестящая. Помнишь, Фредъ, „съ одной стороны мы видимъ престарѣлаго, почтеннаго дѣда…“ Неужели тебя не поразилъ этотъ дружественный, естественный тонъ фразы?
— Его не поразилъ, вотъ что главное. Стало быть не стоитъ объ этомъ и говорить. Слушай дальше. Скоро Нелли исполнится четырнадцать лѣтъ.
— Славная дѣвчонка для своихъ лѣтъ, нечего сказать! Немножко мала ростомъ, прибавилъ Дикъ между прочимъ.
— Ей-Богу, брошу и уйду, если ты будешь меня перебивать.
Фредъ злился на пріятеля за то, что онъ такъ небрежно относился къ его плану.
— Слушай же внимательно: теперь я подхожу къ главному вопросу.
— Слушаю-съ.
— У дѣвочки очень нѣжное, любящее сердце и она легко поддается постороннему вліянію. Я увѣренъ, что, если не лаской, то угрозой, я заставлю ея дѣлать всѣ, что мнѣ угодно, когда она будетъ въ моихъ рукахъ. Чтобы не терять времени — мнѣ пришлось бы цѣлую недѣлю перечислять всѣ выгоды моего плана — я прямо тебя спрашиваю: отчего бы тебѣ, братъ, не жениться на ней?
Устремивъ глаза на борты своего стакана, Дикъ очень разсѣянно слушалъ пріятеля, такъ горячо приступавшаго къ наложенію своего плана; но послѣднія слова Фреда заставили его встрепенуться.
— Что такое? спросилъ онъ, разинувъ ротъ отъ изумленія.
— Отчего бы тебѣ не жениться на ней? настойчиво повторилъ Фредъ, зная по опыту, что тотъ недолго выдержитъ и сдастся.
— Да вѣдь ты только что сказалъ, что ей всего четырнадцать лѣтъ.
— Я не говорилъ, чтобъ сегодня собирались вести ее къ вѣнцу. Ты можешь на ней жениться черезъ два-три года. Не вѣкъ же будетъ жить старикъ, сердился Фредь.
— Да онъ и не выглядываетъ долговѣчнымъ. Впрочемъ, старики — народъ ненадежный. У меня есть тетушка въ Дарстешайрѣ, которая собиралась умереть, когда мнѣ было всего 8 лѣтъ, а преблагополучно здравствуетъ и понынѣ. Нѣтъ у нихъ ни стыда, ни совѣсти. Развѣ что на подмогу явится наслѣдственное расположеніе къ апоплексическому удару. Да и на это, брать, не очень-то можно разсчитывать: какъ разъ останешься на бобахъ.
— Ну, хорошо. Предположимъ самое худшее, продолжалъ Фредъ, не спуская глазъ съ пріятеля. — Допустимъ, что старикъ долго проживетъ.
— Вотъ въ томъ-то и все дѣло!
— Допустимъ, что онъ еще долго проживетъ, повторилъ Фредъ, — и я уговорю, или силою заставлю Нелли тайно обвѣнчаться съ тобой. Какъ ты думаешь, что изъ этого выйдетъ?
— Думаю, что для меня ничего хорошаго не выйдетъ, будетъ у меня семья на шеѣ и ни гроша въ карманѣ на ея содержаніе, отвѣчалъ Дикъ, немного подумавъ.
— Я тебѣ говорю, продолжалъ Фредъ, все болѣе и болѣе увлекаясь; можетъ быть увлеченіе его было и напускное, но тѣмъ не менѣе оно производило свое дѣйствіе. — Я тебѣ говорю, что старикъ живетъ и дышетъ только ею и, стало быть, не лишитъ ея наслѣдства только потому, что она выйдетъ замужъ противъ его желанія. Это такъ же невозможно, какъ и то, чтобы я снова попалъ къ нему въ милость, какъ бы я ни распинался передъ нимъ, прикидываясь послушнымъ, примѣрнымъ внукомъ. Неужели ты не можешь этого понять?
— Да и мнѣ это кажется невѣроятнымъ.
— Потому и кажется невѣроятнымъ, что оно на самомъ дѣлѣ невозможно. A если ты, вдобавокъ, угодишь ему чѣмъ нибудь, напримѣръ, поссоришься или притворишься, что поссорился со мной не на животъ, а насмерть, онъ еще скорѣе смилуется. Что касается Нелли, ты знаешь, вода и камень пробиваетъ; можешь смѣло на меня положиться — я съ ней справлюсь. И такъ, умретъ ли старый скряга, или долго будетъ жить, результатъ выйдетъ одинъ и тотъ же: ты сдѣлаешься единственнымъ наслѣдникомъ всего его состоянія — мы съ тобой живо протремъ ему глаза — и въ придачу получишь хорошенькую жену.
— A какъ ты думаешь, дѣйствительно ли старикъ такъ богатъ, какъ говорятъ?
— И ты еще сомнѣваешься! Развѣ ты не помнишь, онъ самъ проговорился при насъ.
Мы не станемъ передавать читателю, съ помощью какихъ искусныхъ подходцевъ Фреду и на этотъ разъ удалось склонить пріятеля на свою сторону. Все говорило въ пользу этого плана: и бѣдность Дика въ настоящемъ, и перспектива сдѣлаться богачомъ, возможность сорить деньгами и удовлетворять своему тщеславію. Но и помимо всѣхъ этихъ соображеній, онъ согласился бы на этотъ бракъ лишь въ силу своей необычайной безпечности. Онъ уже привыкъ рѣшительно во всемъ подчиняться Фреду. И надо отдать справедливость Фреду, онъ широко пользовался своимъ безграничнымъ вліяніемъ на друга. Прежде онъ, безъ зазрѣнія совѣсти, тратилъ его деньги, а когда кошелекъ его истощился, онъ сталъ прикрываться его именемъ во всѣхъ своихъ позорныхъ продѣлкахъ, и бѣдный Дикъ, волей-неволей, слылъ за негодяя и искусителя юноши, тогда какъ на самомъ дѣлѣ онъ былъ только послушнымъ орудіемъ своего друга — пустой, вѣтреный малый.
Побужденія, руководившія въ этомъ дѣлѣ Фредомъ, были совсѣмъ иного рода, и Дикъ не могъ ихъ понять; мы будемъ знакомиться съ ними по мѣрѣ развитія нашего разсказа. Дѣло скоро сладилось; ударивъ по рукамъ, друзья мирно бесѣдовали и Дикъ уже началъ ораторствовать своимъ обычнымъ цвѣтистымъ слогомъ, что онъ вообще ничего не имѣетъ противъ женитьбы, если за невѣстой дадутъ порядочное приданое и т. д., но кто-то постучался и прервалъ его болтовню. На обычное „войдите“ дверь пріотворилась, впустивъ струю табачнаго запаха, и въ щель просунулась чья-то намыленная рука. Запахъ шелъ снизу изъ табачной лавки, а руку просунула горничная: она мыла въ это время лѣстницу и поневолѣ должна была бросить мочалку и взяться мокрыми руками за письмо, которое она подала, объявляя во всеуслышаніе, что ей приказано отдать его м-ру Снивелянну [2] — прислуга имѣетъ особенную способность коверкать фамиліи.
Взглянувъ на адресъ, Дикъ нѣсколько смутился и даже поблѣднѣлъ, а когда прочелъ письмо, то и совсѣмъ растерялся.
— Вотъ что значитъ имѣть успѣхъ у женщинъ, бормоталъ онъ про себя;- мы съ тобой уже все порѣшили, а о ней-то и не вспомнили.
— О комъ это? спросилъ Фредъ.
— О Софіи Уэкльзъ.
— Да кто она такая?
— Это, братъ, такая прелесть, о которой можно только мечтать, проговорилъ Дикъ и сразу хлебнулъ чуть не полстакана „розоваго вина“. — Она божественно хороша. Да ты ее знаешь.
— Чуть-чуть припоминаю, небрежно проронилъ пріятель. — Ну, такъ въ чемъ же дѣло?
— A вотъ въ чемъ, сударь, отвѣчалъ Дикъ. — Между Софіей Уэкльзъ и вашимъ покорнѣйшимъ слугой, имѣющимъ честь съ вами разговаривать въ эту минуту, возникла самая пламенная, нѣжная, хотя въ то же время и самая чистая, поэтическая любовь. Словомъ, Софія Уэкльзъ могла бы поспорить въ цѣломудріи съ самой богиней Діаной. Въ этомъ я могу васъ завѣрить.
— Ужъ не хочешь ли ты сказать, что ты ухаживаешь за ней?
