Эльза Триоле - Луна-парк
Изрядно захмелевший барон потянулся к Жюстену и вдруг умолк. Жюстен терпеливо ждал.
– …И к тому же, – зашептал барон, – ведь надо было случиться, что как раз тогда, когда дело начало разваливаться, я встретил одну женщину… Знай я ее раньше, я, возможно, не стал бы затевать это гигантское предприятие… Конечно, она бы меня отговорила. Но я уже увяз с головой и, встретив ее, решил любой ценой выйти из положения с честью… Вы сами видите, к чему это привело. Я встретил ее слишком поздно, со всех точек зрения поздно. Я, мсье, много строил себе в жизни иллюзий… насчет моего прошлого, и насчет моего будущего, и насчет размера моего счета в банке… Именно иллюзии заставляют нас подписывать чеки без покрытия. Но ни на минуту я не питал иллюзий относительно чувств мадам Отвилль ко мне. Она была такая насмешница и такая дальновидная. Она сразу же мне заявила: «Барон Крах! Барон Мюнхаузен, ну почему бы вам не отказаться от этой авантюры?» Как знать, в то время это было, пожалуй, возможно… Сами понимаете, из банкротства еще можно вылезти, не обязательно в таких случаях разоряться дотла… А сейчас я на свободе только временно… И, очевидно, ненадолго.
Жюстен не знал, что сказать… Оба молчали над своими стаканами.
– А какая она была, эта самая Бланш? – наконец рискнул спросить Жюстен, помолчав ровно столько, сколько, по его мнению, требовало приличие в столь прискорбном случае.
Барон с любопытством взглянул на него.
– Вы знаете Бланш Отвилль?
– Да вовсе нет… Вы сказали: Бланш, вот я и повторил за вами: Бланш. Просто заинтересовался вашим рассказом.
– Я сказал: Бланш?
Он замолк и молчал на этот раз так долго, что Жюстен Мерлэн уже отчаялся дождаться ответа, как вдруг барон снова заговорил, медленно, плаксиво:
– Я всегда любил поговорить о женщинах. Рассказывать о своих любовных приключениях было для меня так же увлекательно, как и переживать их. Понятно, я был скромен, я джентльмен, имен не называл, умел замести следы, но мне нравилось поверять людям свои любовные приключения со всеми их странностями. Бланш Отвилль… Странно то, что в данном случае никакого приключения и не было. В прямом смысле этого слова. Ни-ни. Мы часто охотились вместе. И познакомился я с ней во время псовой охоты… Диана! А теперь она уехала из наших краев… Настоящая леди, – и без всякого перехода барон добавил: – Я не прочь выпить еще стаканчик… Так сказать, в порядке реванша…
Но в тот вечер стаканчик оказался последним. Сделав несколько глотков, барон сразу же заснул глубоким сном. Жюстен Мерлэн глядел на спящего. Сам он тоже немало выпил, однако вполовину меньше барона. Впрочем, он прекрасно переносил спиртные напитки, они лишь обостряли его чувства, и в первую очередь проницательность, взвинчивали, не слишком ударяя в голову… Опьянение у него было веселое, щедрое. Барон сладко спал, слегка похрапывая. Жюстену показалось даже, что бледные щеки барона покрываются щетиной прямо на его глазах… Кожа на шее свисала скомканным бумажным мешочком… Узкие, слабые кисти рук с желтыми загнутыми внутрь ногтями были серовато-пепельного цвета. Жюстен встал, голова у него слегка кружилась.
– В следующий раз, – сказал он подскочившему к нему Антуану, – в следующий раз я буду сразу заказывать целую бутылку…
Антуан заботливо, как нянька, довел его до машины… Когда столько выпито, нелегко выдержать марку даже самому воспитанному человеку. Побольше бы таких клиентов, как мсье Мерлэн.
* * *Была уже глубокая ночь, когда Жюстен вернулся в дом Бланш. Сирень в зеленых и розовых вазах радостно приветствовала его возвращение. Он зажег лампы, включил радиатор и зашагал по библиотеке – по диагонали, затем по кругу… Спать ему не хотелось, он чувствовал себя в полной форме. Жюстен вынимал книги из библиотечных шкафов, открывал их, скорее принюхивался к ним, чем читал; читать он даже не пытался, ставил их обратно на место… Вертел в руках безделушки, расставленные по комнате, те самые мелкие вещицы, которые скапливаются в доме вместе с ходом самой жизни, попадают к вам случайно и сначала ради новизны, затем в силу привычки приживаются на долгие годы где-нибудь на этажерке, на камине… камень, серебряная чарочка, раковина, бокал, который Бланш пощадила, очевидно снизойдя к глубокому синему тону стекла… Жюстен снова вернулся к книжным полкам, вытащил старое издание «Клодины» в глянцевитом переплете, провел рукой по полке за книгами, как будто на всех полках можно было обнаружить ключи! Потом его внимание привлек шкафчик красного дерева с пустыми ящиками, он отлично знал, что они пусты, а между тем… Я словно ищу чего-то, подумал он, хотя он ровно ничего не искал. Просто он проникался ощущением своего дома, сознанием того, что у него есть новый постоянный адрес. Ибо он внезапно решил превратить дом Бланш в свою главную -резиденцию. Нравилось ему здесь очень.
Ему захотелось, не мешкая, изучить дом именно с этой точки зрения, поэтому он поднялся на второй этаж, где был всего лишь один раз, в тот день, когда обследовал свое жилье, и теперь внимательно оглядел каждую из трех комнат, предназначенных для гостей. Комнаты были скромные, побеленные известкой, в каждой стояла широкая кровать, покрытая белым пикейным одеялом, ярко натертый паркет сверкал. Они вполне могли бы сойти за монашеские кельи, если бы в одной из них не стояло старинное кресло, по спинке и сиденью которого шла вышитая крестиком широкая полоса, в другой находилась кушетка, обитая материей с цветочками, в третьей – небольшое бюро и стулья вычурной формы, все это разрушало представление о монастыре. В каждой комнате выл умывальник, и выходили все три комнаты в коридор, в конце которого была ванная, Жюстен остался доволен осмотром, тут у него прямо-таки маленькая гостиница, и он вполне сможет разместить в случае надобности на верхнем этаже свой персонал – секретаря, ассистента, оператора…
Он спустился вниз, пооткрывал все буфеты, стенные шкафы и ящики, там оказалось полно посуды, столового белья, щеток и тряпок… Должно быть, Бланш уехала с одним маленьким чемоданчиком, бросив все на произвол судьбы.
Усевшись перед письменным столом, Жюстен решил, что, раз ему все равно не хочется спать, лучше совсем пока не ложиться, иначе замучает бессонница, а бессонницы он боялся как огня. Бланш, очевидно, получила этот стол в наследство от какого-нибудь дядюшки или же приобрела на распродаже. Письменный стол, как у нотариуса, – толково придумано, нотариусы народ практичный, – доска широкая, много ящиков… Было уже начало третьего, но Жюстену решительно не хотелось спать… Он запустил руку в корзину для бумаг, где лежали письма, и вытащил довольно толстую пачку, туго перетянутую резинкой. Ладно, посмотрим, что там… Почти все они так и остались в конвертах… «Мадам Бланш Отвилль»… «Мадам Бланш Отвилль»… И по-прежнему адресованы на Кэ-о-Флер… Телеграммы… Пневматички… На сей раз Бланш подобрала письма по датам. Начнем с телеграмм, лежавших поверх пачки.
Добрый день я вас люблю рай мои
Странный случай я вас люблю рай мои
Как быть я вас люблю раймон
Все телеграммы из Амьена. Письма, сложенные пополам, полустертые на сгибах, казалось, долго пролежали в кармане, в сумочке, так они истрепались, стерлись… Почерк беглый, четкий, бумага дешевая, часто со штампом гостиницы…
5 апреля 50 г.
Вот я в том самом городе, где Вас нет, дорогая Бланш, а за спиной у меня стоит огненный столп нашей встречи. И сегодня Вы машете мне чем-то легким, похожим на зонтик, чем-то прелестным, как созвездие Ваших рук. Благодарю Вас за то, что Вы собираетесь судить обо мне не по тому, что я пишу, не в пример всем прочим, которые судят обо мне по тому, как я живу… Люди покидают меня как раз тогда, когда я готов открыться им. Думаю, что от сердца к мозгу ведет устрашающе трудный путь. Лишь немногие способны его пройти. А Вы, Вы проходите его каждодневно… Я был одинок, я ждал Вас.
Напишите мне, только подлиннее, потому что Ваше письмо – оно как речь, я никогда не устаю Вас слушать.
Раймон.
30 апреля.
Бланш, Ваше последнее письмо окончательно сбило меня с толку. Боюсь, что Вы уже испугались каких-то несуществующих своих обязательств; я хочу сказать, испугались того, что я поверю, будто между нами может быть нечто более серьезное, чем игра или мимолетная встреча. Вы Просите, чтобы я писал Вам длинные письма, но ведь я, как слепой, как человек в незнакомом мире, где он уже не узнает лица, живущего в воспоминаниях и в предшествующих письмах.
Умоляю Вас, Бланш, Вы можете с полной откровенностью говорить со мною о Вашей жизни и, если необходимо, поведать мне о событиях, что предшествовали нашей встрече.
Я в отчаянии при мысли, что могу уже сейчас потерять Вас, я хочу сказать, потерять единственный шанс, данный мне Вами, надежду, что Вы меня полюбите. Положитесь на меня, Бланш, и доверьте мне Вашу тайну. Вы же знаете – на предательство я не способен.
