Михаил Булгаков - Том 7. Последние дни
Оба уходят.
Слышен аплодисмент, и входит Бунша, а за ним задом, с кем-то раскланиваясь, Милославский. Оба выбриты и во фраках.
Милославский. Очень, очень приятно. Мерси, гран мерси. В другой раз с удовольствием. Мерси. (Бунше.) Понравились мы им.
Бунша. Все это довольно странно. Социализм совсем не для того, чтобы веселиться. А они бал устроили. И произносят такие вещи, что ого-го-го… Но самое главное, фраки. Ох, прописали бы им ижицу за эти фраки!
Милославский. Если в тебя вглядеться, то сразу разочаровываешься. Это кто же им пропишет?
Выходит Гость во фраке.
Гость. Я понимаю, что вы ищете уединения, и сию минуту уйду. Мне только хотелось пожать руку спутникам великого Рейна.
Милославский. Очень, очень приятно. Мерси, гран мерси. Милославский Юрий. А это секретарь. А вы из каких будете?
Гость. Я мастер московской водонапорной станции.
Милославский. Очень приятно. Вы тоже трудящийся человек. Да что там… эти рукопожатия всякие… давайте поцелуемся.
Гость. Я буду счастлив и польщен.
Милославский обнимает Гостя.
Не забуду этой минуты. (Хочет обнять Буншу.)
Милославский. С ним не обязательно. Это секретарь.
Гость. Желаю вам всего, всего хорошего. (Удаляется.)
Милославский. Приятный народ. Простой, без претензий, доверчивый.
Бунша. Надел бы фрак да на общее собрание пришел бы! Вот бы я посмотрел! Какого он происхождения, интересно бы знать?
Милославский. Ты перестань мне гудеть в ухо. Ничего не даешь сообразить.
Бунша. Я уже все сообразил и даже с вами могу поделиться своими соображениями. И одного я не понимаю, откуда у вас появились точно такие часы, как у Михельсона? У меня возникают кое-какие подозрения. (Подходит к столу, на котором лежат вещи, принесенные из XX века: часы, занавеска, дамская шляпа.) Вот и надпись выцарапана: Михельсон.
Милославский. Это я выцарапал «Михельсон».
Бунша. Зачем же чужую фамилию выцарапывать?
Милославский. Потому что она мне понравилась. Это красивая фамилия. Пожалуйста, сцарапываю и выцарапываю новую: Милославский. Это вас успокаивает?
Бунша. Нет, не успокаивает. Все равно я подозреваю.
Милославский. О господи! Тоска какая! На что мне, обеспеченному человеку, Михельсоновы посредственные часы? Вот часы так часы! (Вынимает из кармана часы.)
Бунша. У товарища Радаманова точно такие же часы… и буква «Р».
Милославский. Ну, вот видишь.
Бунша. А на каком основании вы мне «ты» говорите?
Милославский. Можешь и мне говорить «ты».
Анна (входит). Не скучаете ли вы одни? Выпьемте шампанского.
Милославский. Покорнейше благодарю. Простите, мадемуазель, за нескромный вопрос, нельзя ли нам спиртику выпить в виде исключения?
Анна. Спирту? Вы пьете спирт?
Милославский. Кто же откажется?
Анна. Ах, это интересно. У нас, к сожалению, его не подают. Но вот кран. По нему течет чистый спирт.
Милославский. Ах, как у вас комнаты оборудованы? Бунша, бокальчик.
Анна. А неужели он не жжется?
Милославский. А вы попробуйте. Бунша, бокальчик даме.
Анна (выпив). Ой!
Милославский. Закусывайте, закусывайте.
Бунша. Закусывайте!
В это время сходит смущенный Гость и, стараясь не помешать, что-то ищет под столом.
Милославский. Что ищете, отец?
Гость. Простите, я где-то обронил медальон с цепочкой.
Милославский. Э-э, это жалко.
Гость. Простите, посмотрю еще в бальном зале. (Уходит.)
Милославский. Славные у вас люди. За ваше здоровье. Еще бокальчик.
Анна. А я не опьянею?
Милославский. От спирту-то? Что вы! Вы только закусывайте. Князь, мировой паштет.
Бунша. Я же рассказывал тебе про Пантелея.
Милославский. Да ну тебя к черту с твоим Пантелеем! Все равно им, кто вы такой. Происхождение не играет роли.
Бунша (Анне). Позвольте, товарищ, навести у вас справочку. Вы в каком профсоюзе состоите?
Анна. Простите, я не понимаю.
Бунша. То есть, чтобы иначе выразиться, вы куда взносы делаете?
Анна. Тоже не понимаю. (Смеется.)
Милославский. Ты меня срамишь. Ты бы еще про милицию спросил. Ничего у них этого нет.
Бунша. Милиции нет? Ну, это ты выдумал. А где же нас пропишут?
Анна. Простите, что я улыбаюсь, но я ни одного слова не понимаю из того, что вы говорите. Вы кем были в прошлой жизни?
Бунша. Я секретарь домоуправления в нашем жакте.
Анна. А… а… вы что делали в этой должности?
Бунша. Я карточками занимался, товарищ.
Анна. A-а. Интересная работа? Как вы проводили ваш день?
Бунша. Очень интересно. Утром встаешь, чаю напьешься. Жена в кооператив, а я сажусь карточки писать. Первым долгом смотрю, не умер ли кто в доме. Умер — значит, я немедленно его карточки лишаю.
Анна (хохочет). Ничего не понимаю.
Милославский. Позвольте, я объясню. Утром встанет, начнет карточки писать, живых запишет, мертвых выкинет. Потом на руки раздаст; неделя пройдет, отберет их, новые напишет, опять раздаст, потом опять отберет, опять напишет…
Анна (хохочет). Вы шутите! Ведь так с ума можно сойти!
Милославский. Он и сошел!
Анна. У меня голова закружилась. Я пьяна. А вы сказали, что от спирта нельзя опьянеть.
Милославский. Разрешите, я вас за талию поддержу.
Анна. Пожалуйста. У вас несколько странный в наше время, но, по-видимому, рыцарский подход к женщине. Скажите, вы были помощником Рейна?
Милославский. Не столько помощником, сколько, так сказать, его интимный друг. Даже, собственно, не его, а соседа его Михельсона. Я случайно проезжал в трамвае, дай, думаю, зайду. Женя мне и говорит…
Анна. Рейн?
Милославский. Рейн, Рейн… Слетаем, что ли… Я говорю: а что ж, не все ли равно, летим… (Бунше.) Помолчи минутку. И вот-с, пожалуйста, такая история… Разрешите вам руку поцеловать.
Анна. Пожалуйста. Я обожаю смелых людей.
Милославский. При нашей работе нам нельзя несмелым быть. Оробеешь, а потом лет пять каяться будешь.
Радаманов (входит). Анна, голубчик, я в суматохе где-то свои часы потерял.
Милославский. Не видел.
Анна. Я потом поищу.
Бунша. Товарищ Радаманов…
Радаманов. А?
Бунша. Товарищ Радаманов, я вам хотел свои документы сдать.
Радаманов. Какие документы?
Бунша. Для прописки, а то ведь мы на балу веселимся непрописанные. Считаю долгом предупредить.
Радаманов. Простите, дорогой, не понимаю… Разрешите потом… (Уходит.)
Бунша. Совершенно расхлябанный аппарат. Ни у кого толку не добьешься.
Граббе (входит). А, наконец-то я вас нашел! Радаманов беспокоится, не устали ли вы после полета? (Анне.) Простите, на одну минутку. (Наклоняется к груди Милославского, выслушивает сердце.) Вы пили что-нибудь?
Милославский. Лимонад.
Граббе. Ну, все в порядке. (Бунше.) А вы?
Бунша. У меня, товарищ доктор, поясница болит по вечерам, а стул очень затрудненный.
Граббе. Поправим, поправим. Позвольте-ка пульсик. А где ж часы-то мои? Неужели выронил?
Милославский. Наверно, выронили.
Граббе. Ну, неважно, всего доброго. В пальто, что ли, я их оставил?.. (Уходит.)
Анна. Что это все с часами как с ума сошли?
Милославский. Обхохочешься! Эпидемия!
Бунша (Милославскому тихо). Часы Михельсона — раз, товарища Радаманова — два, данный необъяснимый случай… подозрения мои растут…
Милославский. Надоел. (Анне.) Пройдемся?
Анна. Я на ногах не стою из-за вашего спирта.
Милославский. А вы опирайтесь на меня. (Бунше тихо.) Ты бы пошел в другое место. Иди и там веселись самостоятельно. И что ты за мной таскаешься?
