Джейн Остен - Чувство и чувствительность

— О ком вы говорите, сударыня? — сказал он, слегка краснея.

— А! Вы прекрасно знаете о ком.

— Я крайне сожалею, сударыня, — сказал полковник, обращаясь к леди Мидлтон, — что получил это письмо именно сегодня, так как оно связано с делом, которое требует моего немедленного присутствия в Лондоне.

— В Лондоне! — воскликнула миссис Дженнингс. — Но что вам делать там в такую пору?

— Мне чрезвычайно грустно отказываться от столь приятной поездки, — продолжал он. — Тем более что, боюсь, без меня вас в Уайтвелл не впустят.

Какой удар для них всех!

— Но если бы вы написали записку экономке, мистер Брэндон? — огорченно спросила Марианна. — Неужели этого будет недостаточно?

Он покачал головой.

— Но как же так, вдруг не поехать, когда все готово? — воскликнул сэр Джон. — Вы отправитесь в Лондон завтра, Брэндон, и не спорьте!

— Будь это возможно! Но не в моей власти задержаться даже на день.

— Если бы вы, по крайней мере, объяснили нам, что это за дело, — заявила миссис Дженнингс, — мы могли бы решить, можно его отложить или никак нельзя.

— Но вы задержитесь только на шесть часов, — заметил Уиллоби, — если отложите отъезд до нашего возвращения.

— Я не могу позволить себе потерять хотя бы час…

Элинор услышала, как Уиллоби сказал Марианне вполголоса:

— Есть люди, которые не терпят пикников, и Брэндон принадлежит к ним. Попросту он испугался схватить простуду и придумал эту историю, чтобы не ездить. Готов поставить пятьдесят гиней, что письмо он написал сам.

— Нисколько в этом не сомневаюсь, — ответила Марианна.

— Ну, мне давно известно, Брэндон, — сказал сэр Джон, — что вас, если уж вы приняли решение, не переубедить! Однако подумайте! Мисс Кэри с сестрицей приехала из Ньютона, три мисс Дэшвуд прошли пешком всю дорогу от коттеджа, а мистер Уиллоби встал на два часа раньше обычного — и все ради пикника в Уайтвелле.

Полковник Брэндон вновь выразил глубокое сожаление, что стал причиной столь неприятного разочарования, но иного выбора у него, к несчастью, нет.

— Ну, а когда же вы вернетесь?

— Надеюсь, как только ваши дела в Лондоне будут окончены, мы снова увидим вас в Бартоне, — добавила ее милость. — И поездку в Уайтвелл отложим до вашего возвращения.

— Вы очень любезны. Но пока совершенно неизвестно, когда я сумею вернуться, и я не смею что-либо обещать.

— А! Он должен вернуться и вернется! — вскричал сэр Джон. — Я подожду неделю, а потом сам за ним отправлюсь!

— Непременно, сэр Джон, непременно! — подхватила миссис Дженнингс. — И может быть, вы тогда узнаете, что он от нас утаивает.

— Ну, я не охотник совать нос в чужие дела. И кажется, это что-то такое, в чем ему неловко открыться.

Лакей доложил, что лошади полковника Брэндона поданы.

— Вы ведь не верхом отправитесь в Лондон? — осведомился сэр Джон, оставляя прежнюю тему.

— Нет. Только до Хонитона. А оттуда на почтовых.

— Ну, раз уж вы положили уехать, желаю вам счастливого пути. А может, все-таки передумаете, а?

— Уверяю вас, это не в моей власти.

И полковник начал прощаться.

— Есть ли надежда, мисс Дэшвуд, увидеть зимой вас и ваших сестер в столице?

— Боюсь, что ни малейшей.

— В таком случае я вынужден проститься с вами на больший срок, чем мне хотелось бы.

Марианне он лишь молча поклонился.

— Ах, полковник! — сказала миссис Дженнингс. — Уж теперь-то вы можете сказать, зачем вы уезжаете!

В ответ он пожелал ей доброго утра и в сопровождении сэра Джона вышел из комнаты.

Теперь, когда вежливость уже не замыкала уста, сожаления и негодующие возгласы посыпались со всех сторон. Все вновь и вновь соглашались в том, как досадно, как непереносимо подобное разочарование.

— А я догадываюсь, какое это дело! — вдруг торжествующе объявила миссис Дженнингс.

— Какое же, сударыня? — хором спросили все.

— Что-нибудь с мисс Уильямс, ручаюсь вам.

— Но кто такая мисс Уильямс? — спросила Марианна.

— Как! Вы не знаете? Нет-нет, что-то о мисс Уильяме вы, конечно, слышали! Она родственница полковника, душенька. И близкая. Такая близкая, что юным барышням и знать не следует. — Чуть понизив голос, она тут же сообщила Элинор: — Это его незаконная дочь!

— Неужели!

— Да-да. И сущий его портрет. Помяните мое слово, полковник завещает ей все свое состояние.

Вернувшийся в столовую сэр Джон немедля присоединился к общим сетованиям, но в заключение сказал, что раз уж они собрались, то им следует придумать, как провести время наиболее приятным образом. После недолгого совещания все согласились, что, хотя счастье они могли обрести лишь в Уайтвелле, тем не менее прогулка в экипажах по окрестностям может послужить некоторым утешением. Приказали подать экипажи. Первым подъехал кабриолет Уиллоби, и никогда еще Марианна не сияла таким счастьем, как в ту минуту, когда впорхнула на сиденье. Уиллоби хлестнул лошадей, они скрылись среди деревьев парка, и общество снова увидело их, только когда они возвратились в Бартон-парк, причем много позднее остальных. Оба были в самом радостном расположении духа, однако объяснили лишь несколько неопределенно, что кружили по проселкам, а не отправились в холмы, как прочие.

Затем уговорились вечером потанцевать, а день провести как можно веселее. К обеду подъехали другие члены семейства Кэри, и сэр Джон с большим удовольствием заметил, что за стол село без малого двадцать человек. Уиллоби занял свое обычное место между двумя старшими мисс Дэшвуд, миссис Дженнингс села справа от Элинор, и еще не подали первого блюда, как она, наклонившись к Марианне за спиной Элинор и Уиллоби, сказала достаточно громко, чтобы услышали и они:

— А я все узнала, несмотря на ваши хитрости! Мне известно, где вы провели утро.

Марианна порозовела и быстро спросила:

— Так где же?

— А разве вы не знали, — вмешался Уиллоби, — что мы катались в моем кабриолете?

— Как не знать, шалопай вы эдакий! Вот потому-то я и потрудилась справиться, где вы катались… Надеюсь, мисс Марианна, ваш дом вам нравится. Он очень обширен, как мне хорошо известно, но я полагаю, к моему первому визиту вы его обставите заново. Когда в последний раз я была там шесть лед назад, он очень в этом нуждался.

Марианна отвернулась в большом смущении. Миссис Дженнингс принялась смеяться, и Элинор пришлось выслушать, как она, в решимости докопаться до истины, не более и не менее как подослала свою горничную к груму мистера Уиллоби и таким образом установила, что они ездили в Ал-ленем и провели там долгое время, гуляя по саду и осматривая дом.

Элинор ушам своим не верила. Она не могла даже вообразить, чтобы Уиллоби пригласил Марианну, а она согласилась войти в дом миссис Смит, с которой была совершенно незнакома.

Едва они покинули столовую, как Элинор спросила об этом Марианну, и, к величайшему ее изумлению, оказалось, что миссис Дженнингс нигде не погрешила против истины. Марианна даже рассердилась на нее за подобные сомнения.

— Почему ты думаешь, Элинор, что мы не могли поехать туда и осмотреть дом? Ведь ты же сама не раз выражала такое желание!

— Да, Марианна. Но я не переступила бы его порога без ведома миссис Смит и в обществе одного лишь мистера Уиллоби.

— Но мистер Уиллоби — единственный человек, имеющий право показывать этот дом, а раз мы ехали в кабриолете, никого третьего с нами быть не могло. Такого приятного утра я еще никогда не проводила!

— Боюсь, — сказала Элинор, — приятность еще не залог приличия.

— Напротив, Элинор, более верного залога и найти нельзя. Преступи я истинные требования приличия, то все время чувствовала бы это: ведь, поступая дурно, мы всегда это сознаем, и в таком случае вся приятность была бы для меня испорчена.

— Но, милая Марианна, теперь, когда тебе пришлось выслушать нестерпимо бесцеремонные намеки, неужели ты не убедилась в неосмотрительности своего поведения?

— Если считать бесцеремонные намеки миссис Дженнингс доказательством нарушения приличий, все мы только и делаем, что нарушаем их каждый миг нашей жизни. Ее осуждение трогает меня не более ее похвал. Я не вижу ничего дурного в том, что гуляла в саду миссис Смит и осмотрела ее дом. Со временем они будут принадлежать мистеру Уиллоби и…

— Даже если бы со временем им предстояло принадлежать тебе, Марианна, твоему поступку оправдания нет.

При последних словах Марианна покраснела, но тем не менее нетрудно было заметить, что это был скорее румянец удовольствия. Поразмыслив минут десять, она подошла к сестре и с большим оживлением сказала:

— Пожалуй, Элинор, мне, действительно, не следовало ездить в Алленем, но мистер Уиллоби непременно хотел показать мне усадьбу. И дом прекрасен, поверь мне. На втором этаже есть очаровательная гостиная, как раз такой величины, какая особенно удобна для постоянного пользования. И будь она хорошо обставлена, ничего прелестнее и представить себе было бы невозможно. Угловая комната, окна выходят на две стороны. За одними лужайка для игры в шары простирается до рощи на крутом склоне, за другими виднеются церковь, деревня и высокие холмы вдали — те самые, которые столько раз возбуждали наше восхищение. Правда, вид ее меня огорчил: более убогой мебели вообразить нельзя, но если ее отделать заново… Уиллоби говорит, что двухсот фунтов будет достаточно, чтобы превратить ее в одну из самых очаровательных летних гостиных в Англии.