Михаил Булгаков - Том 7. Последние дни
Главного он дождался после завтрака в своей комнате. Иван выпил чаю, без аппетита съел два яйца всмятку.
После этого дверь в его комнату открылась и вошло очень много народу в белых балахонах. Впереди шел, как предводитель, бритый, как актер, человек лет сорока с лишним, с приятными темными глазами и вежливыми манерами.
— Доктор Стравинский, — приветливо сказал бритый, усаживаясь в креслице с колесиками у постели Ивана.
— Вот, профессор, — негромко сказал один из мужчин в белом и подал Иванушкин лист. «Кругом успели исписать», — подумал Иван хмуро.
Тут Стравинский перекинулся несколькими загадочными словами со своими помощниками, причем слух Ивана, не знавшего никакого языка, кроме родного, поразило одно слово, и это слово было «фурибунда». Иван изменился в лице, что-то стукнуло ему в голову и вспомнились вдруг закат на Патриарших и беспокойные вороны.
Стравинский, сколько можно было понять, поставил себе за правило соглашаться со всем, что ему говорили, и все одобрять. По крайней мере, что бы ему ни говорили, он на все со светлым выражением лица отвечал: «Славно! Славно!»
Когда ординаторы перестали бормотать, Стравинский обратился к Ивану:
— Вы — поэт?
— Поэт, — мрачно ответил Иван и вдруг почувствовал необыкновенное отвращение к поэзии и самые стихи свои, которые еще недавно ему очень нравились, вспомнил с неудовольствием. В свою очередь, он спросил Стравинского:
— Вы — профессор?
Стравинский вежливо наклонил голову.
— Вы здесь главный?
Стравинский и на это поклонился, а ординаторы улыбнулись.
— Мне с вами нужно поговорить.
— Я к вашим услугам, — сказал Стравинский.
— Вот что, — заговорил Иван, потирая лоб, — вчера вечером на Патриарших Прудах я встретился с неким таинственным гражданином, который заранее знал о смерти Миши Берлиоза и лично видел Понтия Пилата.
— Пилат… Пилат… это тот, который жил при Христе? — прищурившись на Ивана, спросил Стравинский.
— Тот самый, — подтвердил Иван.
— А кто это Миша Берлиоз? — спросил Стравинский.
— Берлиоза не знаете? — неодобрительно сказал Иван.
Стравинский улыбнулся виновато и сказал:
— Фамилию композитора Берлиоза я слышал…
Это сообщение сбило Ивана с толку, потому что он про композитора Берлиоза не слыхал…
Опять он потер лоб.
— Композитор Берлиоз, — заговорил Иван, — однофамилец Миши Берлиоза. Миша Берлиоз — известнейший редактор и секретарь Миолита, — сурово сказал Иван.
— Ага, — сказал Стравинский. — Итак, вы говорите, он умер, этот Миша?
— Вчера он попал под трамвай, — веско ответил Иван, — причем этот самый загадочный субъект…-
— Знакомый Понтия Пилата? — спросил Стравинский, очевидно, отличавшийся большою понятливостью.
— Именно он, — подтвердил Иван, глядя мрачными глазами на Стравинского, — сказал заранее, что Аннушка разлила постное масло, а он и поскользнулся на Аннушкином масле ровно через час. Как вам это понравится? — многозначительно сказал Иван и прищурился на Стравинского.
Он ожидал большого эффекта, но такого эффекта не последовало, и Стравинский, при полном молчании ординаторов, задал следующий вопрос:
— Виноват, а кто эта Аннушка?
Иван расстроился, и лицо его передернуло.
— Аннушка здесь не важна, — сказал он, нервничая, — черт ее знает, кто она такая! Просто дура какая-то с Садовой улицы! А важно то, что он заранее знал о постном масле. Вы меня понимаете?
— Отлично понимаю, — серьезно сказал Стравинский и коснулся Иванушкина колена, — продолжайте.
— Продолжаю, — сказал Иван, стараясь попасть в тон Стравинскому и чувствуя, что только спокойствие может помочь делу. — Этот страшный тип отнюдь не профессор и не консультант, а убийца и таинственная личность, обладающая необыкновенной силой, и задача заключается в том, чтобы его немедленно арестовать, иначе он натворит неописуемых бед в Москве.
— Вы хотите помочь его арестовать, я правильно вас понял? — спросил Стравинский.
«Он умен, — подумал Иван, — среди беспартийных иногда попадаются на редкость умные!»
— Мой долг советского подданного его немедленно арестовать, а меня силою задержали здесь! Прошу меня выпустить сейчас же!
— Слушаюсь, — покорно сказал Стравинский, — я вас не держу. Нет никакого смысла задерживать в лечебнице здорового человека, тем более что у меня и мест не хватает. И я немедленно выпущу вас отсюда, если только вы мне скажете, что вы нормальны. Не докажете, а только скажете. Итак, вы — нормальны?
Тут наступила полнейшая тишина, и толстая в белом благоговейно посмотрела на профессора, а Иван растерянно еще раз подумал: «Положительно, умен!»
Прежде чем ответить, он, однако, очень подумал и наконец сказал твердо:
— Я нормален.
— Ну, вот и славно! — с облегчением воскликнул Стравинский, — ну, а если так, то будем рассуждать логически. Возьмем ваш вчерашний день.
Тут Стравинский вооружился исписанным Иванушкиным листом.
— В поисках неизвестного человека, который отрекомендовался вам как знакомый Понтия Пилата, вы вчера произвели следующие действия.
Стравинский начал загибать длинные пальцы на левой руке, глядя в исписанный лист.
— Прикололи себе к коже груди английской булавкой иконку. Было?
— Было.
— Явились в ресторан со свечкой в руке, в одном белье и в этом ресторане ударили по лицу одного гражданина. После этого вы ударили швейцара. Попав сюда, вы звонили в Кремль и просили прислать стрельцов на мотоциклетках. Затем сделали попытку выброситься в окно и ударили санитара. Спрашивается: возможно ли при этих условиях кого-либо поймать? Вы человек нормальный и сами ответите — никоим образом. Вы желаете уйти отсюда — пожалуйста! Позвольте узнать, куда вы направитесь отсюда?
— В Гепеу, — значительно ответил Иван.
— Непосредственно отсюда?
— Непосредственно, — сказал Иванушка, несколько теряясь под взглядом Стравинского.
— А на квартиру не заедете? — вдруг спросил Стравинский.
— Не заеду, — сказал Иван, — некогда мне тут по квартирам разъезжать. Он улизнет.
— Так! Что же вы скажете в Гепеу в первую голову, так сказать?
— Про Понтия Пилата, — сказал Иван, и глаза его вспыхнули сумрачным огнем.
— Ну, вот и славно! — окончательно покоренный, воскликнул профессор и, обратившись к толстой белой, приказал ей:
— Прасковья Васильевна? Выпишите гражданина Попова в город! Эту комнату не занимать, постельное белье не менять. Через два часа он будет опять здесь: ну, всего доброго, желаю вам успеха в ваших поисках!
С этими словами профессор Стравинский поднялся. За ним поднялись все ординаторы.
— На каком основании я опять буду здесь? — тревожно спросил Иван.
— На том основании, — немедленно усевшись опять, сказал Стравинский, — что, как только вы, явившись в кальсонах в Гепеу, скажете, что вы вчера виделись с человеком, который был знаком с Понтием Пилатом, как тотчас вас привезут туда, откуда вы уехали, то есть в эту самую комнату.
— При чем здесь кальсоны? — спросил, смятенно оглядываясь, Иван.
— Главным образом, Понтий Пилат. Но и кальсоны также. Ведь на вас казенное белье, мы его снимем и выдадим вам ваше одеяние. А вы явились к нам в ковбойке и в кальсонах. А домой вы не собирались заехать. Я же вам своих брюк дать не могу, на мне одна пара. А далее последует Пилат. И дело готово!
Тут странное случилось с Иваном. Его воля пропала. Он почувствовал себя слабым и нуждающимся в совете.
— Так что же делать? — спросил он тихо.
— Вот и славно! — отозвался Стравинский. — Это резоннейший вопрос. Зачем вам, спрашивается, самому, встревоженному, изнервничавшемуся человеку, бегать по городу, рассказывать про Понтия Пилата! Вас примут за сумасшедшего! Останьтесь здесь и спокойно изложите все ваши обвинения против этого человека, которого вы хотите поймать, на бумаге. Ничего нет проще, как переслать этот документ куда следует. И если мы имеем дело с преступлением, как вы говорите, все это разъяснится очень быстро.
— Понял, — твердо сказал Иван, — прошу выдать мне бумагу, чернила и Евангелие.
— Вот и славно! — воскликнул покладистый Стравинский, — Прасковья Васильевна, выдайте, пожалуйста, товарищу Попову бумагу, коротенький карандаш и Евангелие.
— Евангелия у нас нет в библиотеке, — сконфуженно ответила Прасковья Васильевна.
— Напрасно нет, — сказал Стравинский, — нет, нет, а вот, видите, понадобилось. Велите немедленно купить у букинистов.
Тут Стравинский поднялся и обратился к Ивану:
— Попробуйте составить ваше заявление, но не напрягайте мозг. Если не выйдет сегодня, не беда. Выйдет завтра. Поймать всегда успеете, уверяю вас. Возьмите тепловатую ванну. Если станет скучно, позвоните немедленно: придет к вам ординатор, вы с ним поговорите. Вообще, располагайтесь поудобнее, — задушевно прибавил Стравинский И сейчас же вышел, а следом за ним вышла и вся его свита.
