Эжен Сю - Парижские тайны. Том II
— Родольф, пощадите!..
— Для вас не будет пощады… Когда-то вы хладнокровно, безжалостно, в силу гнусного тщеславия использовали благородную и преданную любовь, которую вы притворно разделяли… Нет пощады для вас, восстановившей сына против отца. Вместо того чтобы неусыпно заботиться о своем ребенке, вы подкинули его продажным людям, чтобы выйти замуж за богача и удовлетворить свою алчность, так же, как вы когда-то ради своего необузданного честолюбия стремились женить меня на себе. Не будет вам пощады! Вы отказались отдать мне мое дитя. Ваше коварство — причина смерти моей дочери. Проклятие вам, злому гению моего рода!..
— О боже!.. Как он безжалостен… Оставьте меня!.. Оставьте меня!
— Слушайте!.. Вы помните последний день… когда я вас видел… С тех пор прошло семнадцать лет. Вы больше не могли скрывать последствия нашего тайного союза, который я, как и вы, считал нерасторжимым… Я знал непреклонный характер своего отца… Он задумал женить меня, преследуя политические цели… Пренебрегая его негодованием, я сообщил ему, что вы моя жена перед богом и перед людьми… что скоро у нас будет ребенок — плод нашей любви… Отец страшно разгневался… Он не хотел верить моему браку… Такая дерзость казалась ему невозможной… Он пригрозил мне, что страшно рассердится, если я еще раз заговорю с ним о подобном безрассудстве… Но я, жертва ваших обольщений, любил вас тогда безумно… Я верил, что ваше безжалостное сердце билось только для меня. Я ответил отцу, что у меня никогда не будет другой жены, кроме вас. Услышав эти слова, отец вышел из себя, он обзывал вас самыми оскорбительными словами, кричал, что наш брак недействителен, и, чтобы наказать вас за вашу дерзость, грозил привязать вас к позорному столбу. Из-за моей безумной страсти и несдержанности характера я посмел запретить отцу, моему государю, так говорить о моей жене… и осмелился угрожать ему… Вне себя от оскорбления отец поднял на меня руку; ярость меня ослепила, я обнажил шпагу… и бросился на него… Если бы не Мэрф, который появился неожиданно и отвел удар, я был бы настоящим отцеубийцей, каким намеревался стать. Вы понимаете… отцеубийцей… И это все, чтобы защитить вас… вас!
— Увы… я ничего не знала.
— Я пытался искупить свое преступление… напрасно… Удар, поразивший меня теперь, — возмездие за него.
— А разве я не страдала по воле вашего отца, который разрушил наш брак? Зачем обвинять меня в том, что я вас не любила… когда…
— Зачем? — воскликнул Родольф, прервав Сару и бросив на нее уничтожающий взгляд. — Знайте же и не удивляйтесь тому, какое отвращение вы мне внушаете! После роковой сцены, когда я угрожал отцу, я отдал свою шпагу и был подвергнут самому суровому одиночному заключению. Полидори, благодаря которому наш брак был заключен, арестовали, он сказал, что этот брак недействителен, что священник, который его освящал, не был священником и что вы, ваш брат и я, мы все были обмануты. Чтобы еще более отвести от себя гнев отца, Полидори передал ему одно из ваших писем к брату, перехваченное им, когда Сейтон уехал в путешествие.
— Боже мой!.. И до этого дошло!
— Теперь вы можете понять мое презрение?
— О, довольно… довольно…
— В этом письме вы раскрыли ваши честолюбивые замыслы с возмутительным цинизмом… Вы говорили обо мне с надменным пренебрежением… Вы принесли меня в жертву вашей адской гордыне… Я был лишь орудием для достижения высокого положения, которое вам предсказали… Наконец, вы считали, что мой отец слишком задержался на этом свете…
— О, я несчастная! Сейчас я все понимаю…
— Защищая вас, я покушался на жизнь моего отца. Но когда на следующий день без слова упрека он показал мне это письмо… письмо, в каждой строчке которого раскрывалась чернота вашей души, мне оставалось только броситься на колени и просить прощения. С тех пор меня мучили неумолимые угрызения совести. Я покинул Германию ради длительных путешествий, стремясь искупить свою вину… Это искупление продлится до самой моей смерти. Вознаграждать добро, преследовать зло, утешать страждущих, постигнуть язвы человечества, чтобы попытаться спасти хотя бы несколько душ от гибели, — вот цель, которую я себе поставил.
— Она благородна и священна, она достойна вас…
— Если я поведал вам об этом обете, — продолжал Родо-льф с презрением и горечью, — если я его выполняю в меру моих сил, где бы я ни был, это вовсе не из желания заслужить вашу похвалу. Недавно я приехал во Францию. Находясь в этой стране, я также преследую мои высокие цели. Желая оказать помощь несчастным, но честным людям, я хочу также глубже узнать среду людей, которых нищета унижает и развращает. Помощь, оказанная вовремя, несколько великодушных слов, нередко достаточны для того, чтобы вызволить их из бездны… Чтобы иметь возможность справедливо судить людей, я окунулся в их среду, стал говорить их языком. Однажды я впервые встретил… — Затем, не решаясь произнести ужасное признание, Родольф, немного помолчав, заговорил: — Нет… нет…
— Боже мой, кого вы встретили?
— Об этом вы скоро узнаете, — сказал он с язвительной иронией. — У вас появился живой интерес к прошлому, и я должен рассказать вам о событиях, предшествовавших моему возвращению во Францию. После долгих путешествий я вернулся в Германию; стремясь исполнить волю отца… женился на прусской принцессе. Во время моего отсутствия вас изгнали из великого герцогства. Узнав позже, что вы вышли замуж за графа Мак-Грегора, я настойчиво требовал, чтобы вы вернули мне мою дочь, но вы не отвечали. Несмотря на все свои попытки, я так и не смог узнать, куда вы скрыли несчастную девочку. Если б она нашлась, мой отец щедро позаботился бы о ее участи… Десять лет тому назад вы мне сообщили в письме, что наша дочь умерла. Увы! Если бы бог захотел, чтобы она действительно умерла, тогда… я не знал бы неистребимой скорби, которая отныне будет отравлять мне жизнь.
— Теперь, — слабым голосом проговорила Сара, — меня больше не удивляет ваше презрение ко мне после того, как вы прочли это письмо. Я чувствую, мне не пережить последнего удара. Да! Гордость и честолюбие меня погубили. Под внешностью пылкой женщины скрывалось ледяное сердце, я представлялась преданной, чистосердечной; это было лишь притворство и эгоизм. Я не знала, почему вы презирали, ненавидели меня… Мои безумные надежды возродились с еще большей силой… С тех пор как мы оба овдовели и стали свободными, я снова поверила в предсказание, которое обещало мне корону… И когда случай помог мне найти мою дочь, уговорила себя, что этот нежданный дар судьбы воплощает волю провидения. Я даже стала верить, что ваша ненависть ко мне отступит перед вашей любовью к дочери… и вы мне предложите руку, чтобы девочка заняла достойное положение в обществе.
— Ну что ж! Пусть ваша гадкая спесь получит наконец удовлетворение. Но вы будете и наказаны. Я был бы готов обвенчаться с вами, несмотря на глубокую ненависть, которую вы мне внушаете. Счастье моего ребенка слишком дорого мне. Однако мы бы жили раздельно. Зато наша дочь из полного ничтожества, в которое вы ее ввергли, заняла бы в свете подобающее ей блестящее положение…
— Так, значит, я не ошиблась! Увы!.. Слишком поздно!
— О, я знаю! Вы сожалеете не о смерти дочери, а о том, что не обрели высокого звания, к которому вы стремились с несокрушимым упорством. Итак, возникшая досада будет последним наказанием для вас!..
— Да, последним… Этого я не переживу…
— Но, прежде чем умереть, вы должны узнать, какой была жизнь вашей дочери с тех пор, как вы ее покинули.
— Бедное дитя!.. Быть может, она была несчастна!..
— Помните ночь, когда вы отправились с вашим братом в притон на острове Сите?
— Помню… Но к чему этот вопрос?.. Ваш взгляд наводит на меня ужас.
— Направляясь в притон, вы видели на углу этих мерзких улиц… несчастные создания. Они… нет, не могу, — сказал Родольф, закрыв лицо руками, — не смею… Слова разрывают мне душу.
— Я тоже потрясена… Что еще, боже?
— Вы их видели, не правда ли? — с огромным усилием проговорил Родольф. — Этих женщин, позор всего женского пола? Ну вот, среди них… вы не заметили девушку лет шестнадцати, прекрасную, как ангел, сошедший с картины… Бедняжка, несмотря на гнусное окружение, куда ее бросили несколько недель тому назад, сохранила такое невинное, такое девственное и чистое лицо, что воры и убийцы, которые обращались к ней на «ты»… прозвали ее Лилией-Марией. Вы заметили… эту девушку? Отвечайте, вы, нежная мать!
— Нет… я ее не заметила, — мгновенно ответила Сара, чувствуя, что ее охватывает неодолимый страх.
— В самом деле? — язвительно произнес Родольф. — Странно… а я заметил. И вот при каких обстоятельствах… Слушайте внимательно. Однажды, занятый своими поисками, которые имели двойную цель,[51] я очутился в Сите; недалеко от известного вам притона какой-то мужчина пытался избить одну из несчастных девиц, я отнял ее у грубияна… Вы не догадываетесь, кто была эта девушка… Отвечайте, вы, святая провидица… Не догадываетесь?
