Лион Фейхтвангер - Гойя, или Тяжкий путь познания
Облачко пробежало по лицу дона Мануэля; Он так носился со своим новым титулом, что не удосужился поинтересоваться Гойей. Конечно, он слышал, что Рейносо поморщился при виде «Капричос». Что тут удивительного? Но морщиться — одно, а устраивать аутодафе — совсем другое дело. Нет, Мигель зря видит все в мрачном свете: Великий инквизитор не пойдет дальше пустых угроз. И дон Мануэль аристократически пренебрежительным жестом попытался развеять тревоги Мигеля.
Но Мигель не унимался. Он говорил, что Великий инквизитор собирается повторить с Гойей то, что было проделано с Ховельяносом. Это совершенно ясно, и, если не помешать ему сейчас же, Франсиско в ближайшие же дни может очутиться в застенках инквизиции. А вызволять его оттуда будет много труднее, чем немедля принять решительные и энергичные меры.
Инфанту очень не улыбалось вносить диссонанс во всеобщее ликование и затевать распрю с Санта Каса, но он понял, что необходимо вмешаться.
— Ты прав, — заявил он. — Надо сейчас же вступиться за нашего милого Франсиско. И мы вступимся за него. Двойное бракосочетание в высочайшем семействе будет отпраздновано с невиданным блеском. Город Барселона превратится в пиршественную залу. И знаешь кому я намерен поручить главный надзор за празднеством? Франсиско Гойе. Ведь возложил же Филипп Великий подобные обязанности в подобном случае на Веласкеса? — Он воодушевлялся все сильнее. — Сознайся, ловко я придумал! Таким путем мы покажем всей стране, как благоволят к Франсиско их католические величества. Я завтра же переговорю об этом с доньей Марией-Луизой. А тогда увидим, посмеет ли Рейносо и дальше докучать нашему Гойе.
Мигель рассыпался в восторгах по поводу блестящей мысли, пришедшей в голову инфанту. Однако он опасается, присовокупил Мигель, что даже такая высокая честь не укротит фанатическую ненависть Великого инквизитора. Нужны меры, непосредственно связанные с «Капричос», нужно, так сказать, обнести «Капричос» неприступной стеной. И как ни хмурился и ни злился Мануэль, Мигель стоял на своем.
— А что если бы наш друг Франсиско в связи с таким счастливым событием, как двойное бракосочетание, преподнес их величествам подарок? — предложил он. — И что если бы он для этой цели выбрал доски с «Капричос»? Чтобы впредь «Капричос» печатались и выпускались королевской художественной типографией.
Мануэль, был так озадачен, что не сразу нашел ответ. Он только бегло просмотрел присланный ему Гойей именной экземпляр «Капричос». У него возникло было туманное подозрение, что Гойя своими дерзкими картинками метит в него, но подозрение не успело сгуститься в уверенность, сознание собственного успеха и величия развеяло его. При виде карикатур на донью Марию-Луизу инфант ухмыльнулся, но не стал особенно вдумываться в них. Произведение в целом показалось ему шуткой художника, довольно вызывающей, но по существу безобидной.
Когда же Мигель выдвинул свой смелый проект, подозрение снова закопошилось в нем; побаивался он и того, как бы Мария-Луиза не раскипятилась, если ей так прямо сунуть под нос «Капричос». Но по причинам, ему самому неясным, он воздержался от такого довода. А вместо этого спросил, немного помолчав:
— Как ты себе это представляешь? Ведь «Капричос» уже вышли? Они, так сказать, утратили свою девственность. Можно ли подносить нечто подобное королю? И какую цену имеют доски после того, как офорты уже лущены в продажу? Донья Мария-Луиза считать умеет. Пожалуй, такой подарок покажется ей оскорбительно мизерным.
Но Мигель был готов к этому возражению.
— Сеньор Фрагола из страха перед инквизицией прекратил продажу уже на третий-четвертый день. Насколько мне известно, к покупателям попало, самое большее, двести экземпляров. А с каждой доски можно сделать от пяти до шести тысяч оттисков. Интерес в публике огромный, надо назначить за комплект не меньше унции золота. Отсюда вы видите, дон Мануэль, что подарок, предлагаемый сеньором де Гойя католическому монарху, вполне достоин столь высокого назначения.
Дон Мануэль подсчитывал в уме. Подвел итог: полтора миллиона реалов. И свистнул сквозь зубы.
— «Пожалуй, даже наоборот: королеве покажется подозрительным, почему Гойя делает ей такой неслыханно дорогой подарок, — с улыбкой продолжал Мигель. — Она догадается, что ему нужно оградить себя от священного судилища. Но в ее глазах это только увеличит ценность подарка. Ее величество, без сомнения, не прочь насолить Великому инквизитору.
— Доводы основательные, — признал инфант, — но, — и тут ему пришлось высказать свое главное опасение, — насколько мне помнится, там есть картинки, которые вряд ли придутся по вкусу донье Марии-Луизе. Королева в иных случаях бывает очень обидчива.
Дон Мигель, подготовленный и к этому аргументу, ответил без малейшей заминки:
— Королева, разумеется, поймет, что ей не стали бы подносить произведение, в котором есть рисунки, относящиеся к ней. А уж если королева сама будет публиковать это произведение, никто даже не подумает искать в некоторых рисунках намека на нее.
Это убедило Мануэля. Настоящий государственный муж сам предпочтет предать пасквиль гласности и тем обезвредить его. Кажется, генерал Бонапарт велел перевесить пониже карикатуру на себя? Или это сделал прусский король Фридрих? Кто бы это ни был, дон Мануэль и донья Мария-Луиза смело могут взять с него пример. Мысль печатать «Капричос» в королевской художественной типографии нравилась ему все больше и больше.
— Я переговорю о намерении Гойи с доньей Марией-Луизой, — обещал он.
— Благодарю вас, инфант, — ответил дон Мигель.
Он сообщил Лусии об успехе своих переговоров. И она поспешила к Гойе.
Франсиско негодовал на то, что Мигель после долгого отсутствия, не повидавшись с ним, проехал прямо в Эскуриал. Вот какие подлые люди его друзья! Как только он попал в беду, они словно в воду канули.
Когда он увидел Лусию, лицо у него прояснилось.
— По слухам, инквизиция не вполне одобряет «Капричос», — начала она. — Вы, верно, тоже об этом слыхали?
Он поборол искушение облегчить душу, дать волю своему отчаянию и только сухо ответил:
— Да.
— Странный вы человек, дон Франсиско, — сказала Лусия. — Почему вы не обратились к нам? Вам же были даны определенные обещания.
— Обещания! — повторил он, пожимая плечами.
— Двойное бракосочетание инфантов решено праздновать в Барселоне, — начала Лусия. — Вас, дон Франсиско, призовут в Эскуриал, вы будете приняты на торжественной аудиенции, на которой вам, как в свое время Веласкесу, будет поручено устройство празднеств и надзор за ними.
Гойя задумался.
— Этого, по-вашему, достаточно? — деловито спросил он. — Кстати, я так же не люблю руководить торжествами, как и писать святых.
— По случаю двойного бракосочетания от вас ждут подношения королевской фамилии, — продолжала Лусия. — Друзья ваши считают, что доски с «Капричос» были бы самым подходящим подарком.
Гойя решил, что ослышался.
— Лучше напишите-ка мне то, что вы сказали, донья Лусия, — попросил он.
Она послушалась, и, когда она сидела и писала, от усердия высунув кончик языка, Гойя вновь увидел в ней торговку миндалем с Прадо. Он прочел.
— А меня не сбросят с лестниц Эскуриала? — спросил он. — Лестницы там крутые.
— Друзья ваши подсчитали, что «Капричос» принесут полтора миллиона прибыли, если королевская типография издаст их, — ответила донья Лусия. — Друзья ваши постарались разъяснить это двору.
Гойя подумал еще и заметно повеселел.
— Это ваша затея, донья Лусия? — спросил он.
— Если бы вы надумали поднести «Капричос» их величествам, я бы на вашем месте исключила один лист, тот, что называется: «Hasta la muerte — до самой смерти», — не отвечая на вопрос, сказала она.
— На котором старуха рядится перед зеркалом? — в свою очередь спросил Гойя.
— Да, стареющие дамы бывают очень обидчивы, — ответила Лусия.
— И не подумаю ничего исключать, — громко и задорно ответил Гойя. — Старуха останется в папке. До самой смерти. — И привел старую пословицу: — «Кому смелости не хватает, тому и порох с дробью не помогает».
Лусия явно развеселилась.
— Это опасная шутка, — заметила она. — Но вам лучше судить, не слишком ли дорого она будет стоить.
— Вы правы, — ответил Гойя, умышленно неверно толкуя ее слова, — простому живописцу не подобает делать католическому королю такой дорогой подарок.
Он опять задумался и вдруг просиял:
— Вы, донья Лусия, женщина ловкая, а дон Мигель — великий дипломат, — принялся он размышлять вслух. — Я давно собираюсь послать моего Хавьера попутешествовать по Италии и по Франции для пополнения его образования. Нельзя ли повернуть дело так, чтобы король оплатил хотя бы эту поездку?
