Анджей Заневский - Безымянная трилогия: “Крыса”, “Тень крысолова”, “Цивилизация птиц”
Они выдавливают клювами семена пастушьей сумки, водяного перца, подорожника, но большая часть семян остается на песке, между камнями.
С юга стремительно приближается летящая точка. Черный голубь быстро машет крыльями. Клюв широко раскрыт…
Он тормозит и падает на карниз между мной и малышами.
Птенцы пищат, трепещут крылышками, тычутся своими клювиками в его клюв.
Черный мотает головой и нервно вертится на карнизе.
— Они летят! Летят! — беспокойно воркует он.
Черный торопит, подгоняет, пытается затолкать нас всех в укрытие, тащит упирающихся птенцов.
Они сопротивляются, отскакивают, снова выпрашивают у него еду неуклюжими взмахами крылышек и умоляюще вытягивают шейки.
Черный широко раскрывает клюв, и малыши выедают из его зоба солоноватую жидкую массу. Может, хоть теперь их удастся затолкать в гнездо?
Стервятники улетают. На горизонте виднеется серебристо-серая сверкающая лента. Если бы я не знала, что это с юга на север летят хищные птицы, то могла бы подумать, что просто приближается буря.
Но в эту пору не бывает ни бурь, ни дождей.
Малыши нахохлились, взъерошились и с любопытством поглядывают вверх. Мы пытаемся загнать их в щель между камнями, но они отбиваются, отбегают в сторону.
Там, в глубине, душно, жарко и воняет, к тому же в полумраке таятся жаждущие крови насекомые.
— Не хотим! — пищат птенцы.
Внизу под нами прячутся в норы зайцы. Змеи заползают под камни.
Песчаная черепаха неподвижно замирает между такими же серыми, как и ее панцирь, камнями. Шумное семейство фазанов пытается скрыться в гуще апельсиновых деревьев. Даже шакалы со вздыбившейся шерстью воют и скалят зубы. Стадо светло-коричневых козерогов сбилось в кучу вокруг маленьких козлят. Старые козлы угрожающе трясут бородами, бьют копытами о камненйстую землю.
Серая линия приближается, снижается. Уже можно различить отдельных птиц с кривыми, загнутыми клювами. Их глаза следят за нами, высматривают любой, пусть самый маленький след жизни. Они питаются мясом и кровью и потому ищут именно этого. Черный торопливо заталкивает попискивающих малышей в темную щель. Мы заползаем поглубже и с облегчением расправляем крылья. Сидим тихо, всматриваясь в узкий коридор, соединяющий нашу нишу с внешним миром.
Писк, гортанные крики.
Хищники садятся, чтобы утолить жажду водой пересыхающего ручья, чтобы схватить и сожрать неосторожных, не успевших скрыться зверюшек.
Мы сидим в жарком, душном помещении, вслушиваясь в доносящиеся сюда отзвуки, шорохи, крики.
Суматоха, мычание, топот, быстрые удары крыльев, предсмертные хрипы.
Вероятно, козленок отбился от стада козерогов и теперь его, еще живого, рвут на части на прибрежных камнях.
Я закрываю глаза, трясу головой. Я помню, как в том городе стервятники ждали смерти старого волка. Он лежал со сломанным позвоночником, угрожающе рыча и скаля белые острые зубы. Стервятники ждали, когда он умрет.
Потом они пожирали его в течение нескольких дней, до тех пор, пока на костях не остались лишь редкие коричневые следы объеденного до последнего кусочка мяса.
Скрежет когтей и пронзительный писк раздаются прямо у входа в наше укрытие. Нас выдала сбегающая вниз по каменной стене белая полоска птичьего помета. Хищник рвется внутрь, скребет когтями камень, бьет клювом по штукатурке. В отверстии вдруг появляется взъерошенная голова с острым загнутым клювом на длинной шее. Черный прижимается к стене, хочет прикрыть собой малышей, пытается загородить их своим крылом. Хищник не может пролезть поглубже. Он лишь вытягивает шею и щелкает своим крючковатым клювом.
Малыши лежат в тени. Они поджали ножки и похожи на маленькие камешки.
Кажется, хищник их не заметил. Он хватает лежащее в проходе светлое перо и злобно потрясает им. Ломает, рвет, раздирает на части.
Он пытается втиснуться глубже. Зоркие желтые глаза осматривают темную нишу. Мои бело-розовые перья четко выделяются на фоне камней. Крючковатый клюв тянется изо всех сил, пытаясь схватить меня за крыло. Я вжимаюсь поглубже в стену.
Сокол неторопливо отступает. Голова исчезает.
Мы дрожим от ужаса. Зоб Черного вздрагивает, глаза округлились от страха. Хищник не оставит нас в покое. Он обязательно вернется снова.
Он знает, что мы здесь, и будет ждать.
С каменного карниза он внимательно наблюдает за входом. Точит клюв, чистит когти. Он будет ждать так до тех пор, пока голод и жажда не заставят нас покинуть укрытие. Время идет. Малыши заснули. Проголодавшись, они разбудят нас и тщетно будут засовывать свои клювики в наши пустые зобы.
Шум крыльев, соколиный писк, крики орлов.
Улетел ли наш преследователь?
Остается только ждать. Может, голодный сокол уже поймал другую птицу?
Я закрываю глаза.
Писк, трепыхание маленьких крылышек. Птенцы проснулись. Их пустые желудки снова требуют пищи.
Они подбегают к нам, подпрыгивают, втискивают клювики в наши горла, выпивают остатки пищи и слюны. Маленький клюв щекочет внутреннюю поверхность зоба, щиплет слизистую, втягивая в себя последние капли жидкости.
— Есть! — пищат дети.— Есть хотим!
Черный отворачивает голову от настырных пищащих клювиков.
Мы смотрим друг на друга, зная, что вылетать наружу нельзя, потому что малыши тут же последуют за нами.
Но, может, сокол все-таки уже улетел? Может, ему надоело так долго караулить? Я осторожно подхожу к выходу. Озираюсь по сторонам…
На близлежащих домах, на башнях и стенах не видно ни одной птицы.
Не слышно ни шума крыльев, ни щебетания, ни чириканья. Попрятались даже воробьи. Только высоко над городом проносятся темные тяжелые шеренги. Я собираюсь отступить назад и тут слышу за спиной отчаянный писк.
Это малыши проталкиваются ко мне, хотя Черный всеми силами пытается оттащить их обратно. Я поворачиваю голову, разворачиваюсь и протискиваюсь обратно. Маленькие раскрытые клювики вытягиваются ко мне с умоляющими криками:
— Есть хотим!
Прямо за моей спиной слышится шум крыльев. Он становится все громче. Я судорожно проталкиваюсь вперед. Скрежет когтей. Стук клюва по камню. Хищник промазал. Малыши отскочили в сторону. Ну почему они не прижмутся поближе к стене? Сокол уже заметил их. Он крепче вцепляется когтями в камень, чтобы поглубже просунуть голову в гнездо.
Хватает за головку самого маленького. Тащит за собой трепещущее тельце. Вытаскивает наружу.
Сильный взмах крыльями. Хищник улетел.
Зоб Черного нервно пульсирует. Мы в ужасе смотрим друг на друга. Оставшийся в гнезде малыш, как будто не понимая, что случилось, бежит к выходу. Остановить его! Задержать!
Снова слышен шум крыльев. Скрежет когтей. Взъерошенная голова с желтыми глазами заползает в гнездо. Клюв вцепляется в грудь птенца, тащит, вытягивает, забирает, уносит.
Мы долго слышим его пронзительный, отчаянный писк.
Сидим с раскрытыми клювами, с округлившимися от ужаса глазами. Голодные, замученные жаждой, перепуганные, осиротевшие голуби.
Осьминоги, мурены, дельфины. Скалы, водоросли, затонувшие корабли, волнующееся зеркало пронизанного солнечными лучами моря, такого опасного для наших перьев.
Не снижайся, не приближайся к поверхности. Волны могут намочить, захлестнуть тебя. Лети повыше, всегда лети повыше и побыстрее, потому что над открытым морем, под голым небом летящий голубь виден всем издалека и со всех сторон.
Неизменный ритм ударов сердца и крыльев отмеряет путь и время. Приближается поддень, а острова все еще не видно, и ты боишься, сумеешь ли найти его в этом прозрачном, сине-зелено-серебряном море. Черный летит рядом. Рядом с ним ты восстанавливаешь силы, хотя он и намного старше тебя.
Его остров… Там он родился, и потому мы летим над морем, которое кажется таким огромным, безграничным, бесконечным.
Альбатросы, поморники, чайки, утки, гуси, аисты, цапли, пеликаны, фламинго, журавли равнодушно пролетают мимо нас.
Черный летит дальше, как будто не замечает их. Он руководствуется движением солнца, светом белой луны и просвечивающими сквозь морскую толщу пятнами мелководья.
Он хочет вернуться туда, где когда-то разбил изнутри клювом скорлупку белого яйца и выбрался в этот мир, в устланное перьями гнездо. Ему хорошо запомнились ракушки, камешки и прутики, которыми родители загораживали вход в устроенное на белой каменной стене гнездо.
Он знает, куда мы летим, и, ощущая рядом взмахи его сильных черных крыльев, я спокойна. Я лечу, почти засыпая на лету. Лишь темно-серые отсветы проникают сквозь мои веки.
Черный задевает меня крылом… Серебристо-серый туннель мгновенно превращается в сверкающий сине-голубой горизонт.
Под нами поблескивает затопленный город… Круглые площади, уходящие в бездонную глубину улицы, белые стены, поднимающиеся совсем близко к поверхности воды башни, косяки рыб и розовых медуз, неторопливо проплывающих сквозь темные окна домов… Блестят спины дельфинов, колышутся длинные волосы водорослей.
