Пэлем Вудхауз - Том 3. Лорд Аффенхем и другие

Пилбем перестал качать головой. Он дрогнул. Как и Роско, он любил, чтобы денег было побольше.

— Что за соглашение? — спросил он, воздерживаясь пока от окончательного ответа.

— Да так, знаете, — сказал Роско. Природная осторожность подсказывала ему: частный сыщик, узнавший, что спасает клиенту сто тысяч, — это частный сыщик, который заломит цену.

— Как оно выглядит?

— Обычный лист бумаги. Кеггс убрал его в конверт, надписал «соглашение» или «контракт», или там «касательно Р. Бэньяна». Потом запер в письменном столе.

Пилбем задумался. Его упорство слабело.

— Значит, долго искать не придется?

— Да вы заполучите его в два счета. Всего и делов, ящик взломать.

— Если меня поймают за взломом ящиков, посадят в тюрьму.

— Говорят, в тюрьмах теперь очень даже неплохо.

— Кто говорит?

— Ну так, вообще. В кино, на концертах, там-сям. И потом, кто вас поймает?

— А кто еще там живет?

— Лорд Аффенхем и его племянница.

— Ну вот мы и приехали.

Роско не пожелал с этим согласиться.

— От них мы избавимся, раз начхать. Договоримся на субботу, я пошлю старичку два билета в театр. Дневной спектакль. От даровых билетов еще никто не отказывался.

С минуту Пилбем разглаживал встрепанные усики, потом задал вопрос, которого его собеседник надеялся не услышать.

— Как насчет собак?

Роско замялся, но понял, что надо отвечать начистоту. Все пойдет прахом, если сыщик без предупреждения наткнется на жуткого бульдога. Бесчестный миллионер судил других по себе: ройся он в ящике в чужом доме и окажись рядом бульдог, бросил бы все и умчался, как кролик. Скрывать бесполезно. Придется говорить.

— Собака есть, — признался он.

— Какая?

— Бульдог.

— М-м.

— Бульдоги дружелюбны.

— Да? Один мой знакомый напоролся на бульдога. Всего семь швов.

Второй раз за утро на Роско снизошло вдохновение.

— Я вот что сделаю, — объявил он. — Если вы в субботу отправитесь к Кеггсу, я побываю там в пятницу и скормлю собаке мяса с порошком.

Пилбем нахмурился. Как ни отрицали бы это все, его знающие, но и у него были принципы. Что-то человеческое в нем теплилось.

— Я не хочу травить собаку, — сказал он.

— Зачем же сразу травить? Скормлю что-нибудь такое, чтоб она продрыхла весь следующий день. Спрошу у ветеринара, сколько сыпать.

— Как вы к ней подберетесь?

— Очень просто. Погода отличная, она наверняка будет в саду. По соседству живет мой приятель. Зайду к нему, брошу мясо через забор. — Роско замолчал и умоляюще взглянул на собеседника. — Так вы беретесь?

Пилбем сидел в задумчивости. Роско почти его убедил. Затея с собакой ему понравилась. Без сомнения, это расчистит дорогу, а заказчик — миллионер, может раскошелиться на свои капризы.

— За тысячу фунтов наличными — берусь, — сказал он, и Роско скрутила резкая боль вроде ревматической.

— За тысячу?

— Я невнятно произнес? — холодно сказал Пилбем. Его нежной натуре претил всякий торг.

Роско оставалось снова испить горькую чашу. Надо было соглашаться. Опять пересчитывал он мелких рыбешек, которыми придется пожертвовать, чтобы вытащишь кита, и количество их его ужасало.

— А за сотню не возьметесь? — спросил он с надеждой. Пилбем отвечал, что нет.

— Тысяча фунтов — большие деньги.

— Верно, — сказал Пилбем, энергично потирая третий слева прыщ на правой щеке. — Это мне в ней и нравится.

Сказав, что никто не откажется от даровых билетов, Роско обнаружил глубокое знание человеческой природы. Билеты на дневной спектакль прибыли по почте в пятницу и вызвали бурное ликование.

Лорд Аффенхем, хоть и не отступал от своего мнения, что даритель — жирная рожа, тем не менее сердечно одобрил широкий жест, и даже племянница его признала, что со времени их совместных купаний в Мидоухемптоне Роско Бэньян изменился к лучшему. Короче, в пятницу радость царила безраздельно.

Однако субботним утром солнце закрыли тучи, ибо дом настигла беда. Лорд Аффенхем, подойдя к собачьей корзинке, чтобы вывести Джорджа на утренний променад, нашел того вялым и безжизненным. Собачий нос потеплел, обрубок хвоста даже не дернулся. Слепой понял бы, что бессловесный друг чувствует себя неважнецки. Виконт без промедления созвал консилиум.

— Дже-эйн!

— А?

— Кеггс!

— Милорд?

— Подите сюда. Что-то с Джорджем.

Все трое мрачно склонились над ложем больного, кусая губы и качая головами. «Ах, Джордж, бедненький мой, славный!» — вскричала Джейн, «В высшей степени необычно», — заметил Кеггс, поскольку до сего дня болящий отличался исключительно крепким здоровьем. О нем шла слава пса, который жрет гвозди по десять пенсов, и хоть бы хны.

Лорд Аффенхем одобрил их озабоченность, но, считая ее недостаточной, взял практический тон.

— Кеггс!

— Милорд?

— Где ближайший ветеринар?

— Сразу не отвечу, милорд, но могу справиться в телефонной книге.

— Так справьтесь, дражайший.

— И поскорее, — добавила Джейн. — Само собой, — продолжала она, когда Кеггс отбыл с миссией милосердия, — театр отменяется.

— Э? Почему?

— Не можем же мы оставить бедного Джорджа в одиночестве!

— Ерунда. Нельзя, чтоб пропадали билеты. Ты поедешь, я останусь. Звякни Фреду Холлоуэю…

— Холлистеру.

— Холлистер, Холлоуэй, сейчас неважно. Позвони ему и скажи, что ведешь его в треклятый театр.

— Это так эгоистично! Бросать тебя одного. Ты хотел развеяться.

— Да ничуть. Куда охотнее посижу с книжечкой.

— А Кеггс не может присмотреть за Джорджем?

— Не справится. Джорджу нужен отцовский глаз. Его надо развлекать, а я сомневаюсь, что Кеггс сумеет. Делай, что я тебе говорю.

— Ладно, раз ты так велишь.

— Тебе будет приятно провести день с этим Фредом.

— Еще как, — убежденно сказала Джейн.

Прошло утро. Побывал ветеринарный врач, определил недомогание как желудочное, предположил, что Джордж съел на улице какую-нибудь гадость, и ушел, заверив, что отдых, легкая диета и микстура каждые три часа со временем принесут исцеление. Подъехал на машине Билл, забрал невесту. Лорд Аффенхем и Джордж устроились коротать день, первый в кресле с «Чудесами птичьего мира», второй — в корзине под теплым шерстяным одеялом. Все было тихо вокруг Лесного Замка, пока без двадцати пять перед входом не остановился молодой человек в костюме цвета мороженого-ассорти и синих замшевых ботинках. Это был Перси Пилбем собственной персоной.

Человек правильный, безусловно, осудит Перси Пилбема, чей моральный кодекс оставляет желать лучшего, однако более мягкое сердце обольется кровью, если обладатель его увидит, как несчастный сыщик беспечно вступает в обитель бедствий, ошибочно полагая, что встретит там одного Огастеса Кеггса. Вот он стоит на пороге, ожидая, когда откроется дверь, поглаживает усики и ни сном, не духом не ведает о притаившемся неподалеку шестипудовом виконте.

Пойди все в соответствии с его планами, никаких шестипудовых виконтов поблизости бы не было, однако, как мы знаем, все пошло наперекосяк. Так и хочется сказать вслед за Бернсом: «Малютка, ты не одинок, и нас обманывает рок». Да, поразительная мудрость заключена в этих словах, и случай с Пилбемом — новое им подтверждение, если, конечно, их еще надо подтверждать.

Дверь открылась.

— Мистер Кеггс? — осведомился Пилбем.

— Да, сэр.

— Добрый день. Я от мистера Беньяна. Он сказал, вы — его старинный знакомый. Я хотел бы снять домик неподалеку, и, по его словам, вы можете предложить как раз то, что мне нужно.

— Да, сэр, все правильно, — сказал Кеггс, узнавший утром от Стэнхоупа Твайна, что тот освобождает Мирную Гавань. — Заходите, пожалуйста.

— Как у вас замечательно! Жаль, что я не поселился в Вэли-Филдз давным-давно.

— А нам-то как жаль, — учтиво ответствовал Кеггс.

Лорд Аффенхем провел день не без приятности. Он дочитал «Чудеса птичьего мира», поболтал с Джорджем, выкурил легкую сигару и подремал с полчасика. В пять Джордж забылся целительным сном и, похоже, мог некоторое время обойтись без отцовского глаза, поэтому лорд Аффенхем вышел в сад подышать.

Почти сразу он увидел красавицу-улитку и стал смотреть на нее, не мигая, но деятельно думая, как они, совсем без ножек, передвигаются с вполне приличной скоростью. Вот и эта, хоть и не могла бы тягаться с рекордсменами в беге, тем не менее явно куда-то направлялась, и лорд Аффенхем тщетно искал объяснения этому проворству. Он все еще бился над разгадкой, когда подошел Мортимер Байлисс.

Великий знаток искусств, обычно резкий с ближними, оказался не таким толстокожим. Сразу почувствовав симпатию к шестому виконту, напомнившему ему слона в нью-йоркском зоопарке, на котором часто катался маленький Мортимер, он желал ему добра и сокрушался, что пришлось сказать горькую правду о картинах. Невесело узнать, что полотна, которыми ты владеешь и за которые собирался выручить деньги, принадлежат не Гейнсборо и Констеблю, а Уилларду Робинсону и Сидни Биффену. Когда же при более детальном рассмотрении ему удалось обнаружить несколько вполне приличных творений, нечаянно пропущенных предыдущими пятью виконтами, он с чувством бойскаута, совершающего ежедневный добрый поступок, сел в «Ягуар», вполне оправившийся от недавнего потрясения, и вестником счастья помчался в Лесной Замок.