Пэлем Вудхауз - Том 2. Лорд Тилбури и другие

Адриан ответил, что это не ускользнуло от его внимания.

— Так вот, с какой стати американцам жить в этом вашем доме? Да еще в такой дыре! Я его прямо спросила, а он только смеется. Я у дяди Джона спросила, а тот меня обрезал.

— Вот как?

— Прямо отшил. Занимайся, грит, своими делами, а клиенты — пусть своими. Интересно, а? Что это ваш Булпит затевает? Вдруг он — международный шпион? Всюду пишут.

Адриан возразил, что в Уолсингфорд Парве международному шпиону много не нашпионить.

— Оно конечно…

Тут ввалился новый посетитель и вынудил мисс Аттуотер задушить в себе собеседницу. Когда он удалился, она возобновила обсуждение, но коснулась уже другой грани многогранного характера.

— Он — еще та штучка! Вас не разыгрывал?

— Как это?

— Обожает эти розыгрыши. Прям мастер. Вот, разыгрывал он дружков в Америке. Уж я бы с ним не согласилась жить в плавучем доме, откровенно скажу. Побоялась бы, вдруг столкнет в воду или еще что. А то ондатру в постель подложит. Сейчас тоже отправился разыгрывать одного парня.

— Да?

— Да. Хочет выпрыгнуть на него из кустов.

— Из кустов? Выпрыгнуть?

— Ну да! Когда тот запоет коноплянкой.

— Зачем?

— Сама не знаю. Говорит, обхохочутся. Не-ет, тут что-то другое. Тайна. Я и говорю, таи-инственный человек.

Клиенты потянулись один за одним, и Адриану стало ясно, что на доверительную беседу надежды больше нет. Он допил кружку и ушел.

Пока он шагал к «Миньонетте», его покусывало беспокойство. Приятно ли обнаружить, что ты, оказывается, пользуешься гостеприимством не совсем здорового человека? По его собственным наблюдениям, Булпит мог, не задумываясь, огреть ближнего бутылкой. А теперь еще, оказывается, не прочь из кустов выскочить… Невольно призадумаешься и спросишь себя, где для него предел? Никто не возражает против добродушной эксцентричности, но до каких пределов этот шутник сохраняет добродушие?

Безмерно радуясь, что сегодня наступит конец его визиту, Адриан забрался по мосткам на «Миньонетту». Едва его нога коснулась палубы, как дверь салона распахнулась и появилась обнаженная натура, обмотанная лишь полотенцем.

Это был Табби Ванрингэм.

Первым от шока неожиданной встречи опомнился Табби. Он удивился, предполагая, что Адриан давно за много миль отсюда, но у него и своих тревог хватало, чтоб еще волноваться из-за чьих-то дел. Здесь — и ладно, пусть его.

— Привет, — сказал он, смахнув со лба бусинку пота. Адриан откликнулся на приветствие, и наступило молчание.

— Поплавать вот иду, — сообщил Табби.

Даже менее наблюдательный человек, и тот с первого взгляда увидел бы, что купание позарез необходимо. В такую жарищу Табби, видимо — на всей скорости, одолел расстояние между двумя пунктами и почти расплавился. По яркому, хотя и не совсем аппетитному сравнению Булпита, он потел, как негр на выборах.

— Жарковато! — обронил Табби.

— Да, это заметно.

— Прямо вспотел.

— Быстро шли?

— Бежал, — уточнил Табби. — Всю дорогу, от второго Уолсингфордского камня.

— О-о? А что такое?

— Чтобы добежать поскорее. — На ум ему пришло неожиданное соображение: — Слушайте, — перебил он сам себя, — вы ведь тоже снимали это суденышко. Где тут еще, кроме салона, можно спрятать бумаги? Салон я прочесал частым гребнем — и ничего!

— Бумаги? — Адриан вспомнил, что девушка в гостинице отдала ему какие-то бумаги. Он нащупал их в кармане. — Не эти ли? — И он услужливо их протянул.

Вопрос и действие оказали на Табби сокрушительный эффект. До сих пор он стоял как нормальный американец, болтающий с приятелем. Теперь же скаканул назад, словно от змеи, и принял оборонительную стойку. Кулаки у него сжались, взгляд стал угрожающим.

— Еще шаг, — пригрозил он, — и я вам кумпол снесу!

От изумления Адриан лишился речи. Он понял, что сегодня ему суждено нарываться на эксцентриков. В данном случае сомнений у него не было; прилагательное «добродушный» мы отбросим сходу. Чтобы описать Табби, такой стилист, как покойный Гюстав Флобер, его бы не выбрал.

— Чего это вы? — тупо спросил Пик.

— Сами знаете!

— Да нет!

— Нет, да! Это Булпит вам отдал, чтоб вы мне вклеили.

— Он забыл бумаги в гостинице. Мне их барменша отдала. Воинственный Табби чуть смягчился, но держался стойко.

— Ладно, может и не врете, но я рисковать не желаю. Разорвите и бросьте в воду.

— Но это же бумаги Булпита!

— Конечно! Чьи же еще? Ну, рвите.

— Помилуйте… как же…

— А по морде не хотите? — предложил Табби, берясь за решение проблемы с другого конца.

Меньше этого Адриан хотел только внезапного появления хлыста. Он по-прежнему сомневался, можно ли уничтожить чужую собственность, но если альтернатива — удар по морде, выбора нет. Конечно, он не был уверен, что у него именно морда, но общий смысл уловил, а потому внял совету, и через миг-другой обрывки голубой бумаги плавно покачивались на воде армадой бумажных корабликов.

Успокоительный эффект этого действия был бы лестен для любого миротворца. Все следы враждебности у Табби исчезли. Испустив вздох облегчения, он спросил Адриана, не найдется ли у того сигаретки, потом попросил огонька и получил его. Встреча оборачивалась истинным пиршеством братства.

— Простите, что погорячился, — произнес Табби. — Понимаете, засомневался, а вдруг эту чертову бумагу можно всучить через заместителя?

— Что это было?

— Повестка.

— Повестка?

— В суд. За нарушение брачных обещаний.

— А Булпит тут при чем?

— Старался ее мне вклеить. И представьте, — Табби побагровел при одном воспоминании, — старый гад подстроил, чтоб мне позвонила девица, назначила свидание на Уолсингфордской дороге. А когда я примчался туда и стал свиристеть, он выпрыгнул из-за кустов. Честное слово, я на два года постарел!

Табби с удовлетворением отметил, как выпучились глаза у его собеседника, а челюсть слегка отвалилась, — несомненно, он ужаснулся, как порядочный человек, до каких глубин двуличия способны скатиться его ближние. Впервые за их знакомство Табби проникся симпатией к Адриану. Прихлебатель, верно, но прихлебатель благородный.

— Правда, очень скоро, — продолжал Табби с мрачной удовлетворенностью, — два года жизни у него отнял я. Догадайтесь, что случилось? Я уже думаю — все кончено, но вдруг Булпит замер и принялся рыскать по карманам. Я кричу: «Ну, вручайте!», — а он так это диковато смеется и отвечает, что шоу отменяется, забыл он повестку. Наверное, говорит, на барже. Я понял, настал мой черед отомстить за все тревоги!

Адриан издал клекот, но не очень громкий, и Табби отвлекаться на стал.

— Ну, я ему врезал! Развернулся и ка-ак залепил, прям в нюхалку. А потом схватил за шиворот и тряханул, как крысу. У него выскочили зубы, закатились в траву. Не удивлюсь, если у него и гляделки выскочили, тряханул я старикана — будь здоров! И бросил его там, а сам на всей скорости рванул сюда, чтоб разыскать и порвать бумаги. Вот, теперь их нету, а новые он еще когда получит. К тому времени…

— Значит, Булпит — судебный исполнитель? — Адриан обрел наконец дар речи.

— Ну да!

— Разве он не богат?

— Откуда?

— А мне сказал — миллионер!

— Да он вас дурачил!

От тошнотворной вероятности — нет, уверенности! — что так оно и есть, Адриан оцепенел. В калейдоскопе мыслей мелькнули слова барменши о пристрастии Булпита к розыгрышам, и перед ним предстал чудовищный клубок хитросплетений, в какой он попал по излишней доверчивости натуры.

Мутным взором окинул он ситуацию и, содрогнувшись, отвел глаза. Ему стало худо. Собственно, его никогда особо не радовало, что обручен с двумя женщинами, но до сих пор он утешался тем, что никаких письменных обязательств нет, а от устной договоренности человек хладнокровный всегда отопрется.

— Ладно, пойду искупнусь, — заключил Табби.

— Пожалуй, и мне не помешает, — решил Адриан.

Ему казалось, что он подхватил крапивницу в острой форме, и холодная вода принесет хотя бы временное облегчение.

Между тем, неведомо для Адриана (хотя вряд ли он огорчился бы, если б и ведал) других людей в непосредственной близости от него тоже донимали неприятности. На коротком отрезке дороги между Уолсингфордом и Уолсингфорд Парвой надрывались от горя, в такой-то солнечный денек, по крайней мере три сердца, сближаясь с каждым шагом Джо и каждым оборотом колес. Одно сердце Джо и принадлежало, второе — Джин, третье — Булпиту. Это тянуло на местный рекорд; как правило, сонная дорога была пуста.

Джо мучился угрызениями совести. Быстро шагая по дороге, он терзался, как терзаются те, кто предал. своих соотечественников или заснул на посту. Зная тупоумие брата, твердил он себе, нельзя было ослаблять бдительность даже на тот короткий миг, какой потребовался, чтоб сделать очередное предложение Джин. Когда охраняешь кого-то вроде Табби, недостаточно плюхнуть его на стул, сунуть в руки детектив и надеяться, что он так и будет сидеть. Таких надо охранять с ружьем. Как легкомысленно он, то есть Джо, растоптал доверие! Стеная в душе, он в промежутках подумывал, что лучше бы стало попрохладнее, чересчур уж жарко для пеших прогулок.