Антон Чехов - Рассказы. Повести. 1888-1891
Однако финальная фраза и в позднейших рецензиях критиков давала повод делать выводы о скептицизме самого Чехова. Так, М. А. Протопопов несколько лет спустя расценил «Огни» как произведение, в котором Чехов воспел как раз то, что хотел опровергнуть, а именно – скептицизм, «метафизический нигилизм». Приведя последнюю фразу «Огней», Протопопов писал, что «такое резюме всех разговоров героев повести о пагубности пессимизма свидетельствует, конечно, о сомнении, а не об убеждении. Если ничего не разберешь, так что и говорить о пессимизме» (М. Протопопов. Жертва безвременья. Повести г. Антона Чехова. – «Русская мысль», 1892, кн. 6, стр. 117).
«Огни» – вторая повесть Чехова, появившаяся в «толстом» журнале, – сразу же вызвала многочисленные отклики в печати. Критики осудили повесть за ее «тенденциозность» и нерешенность поставленной проблемы. Так, в газете «Новости дня» (1888, № 1773, 14 июня) в обзоре критика Z «На журнальной ниве» Чехов был отнесен «к категории талантливых и добросовестных писателей», дебюты которого, однако, в «Северном вестнике» явно неудачны («произведение „Степь“ оказалось бесцветным, а в новой вещи краски и тени положены слишком густо»). «Это рассказ, – писал автор обзора, – разбавленный с избытком тенденциозной философией. К сожалению, философия притянута не туда, куда следует, не на своем она месте <…> Но почему именно благодаря злополучным „мыслям“ герой сделал пакость, на которую способен человек необразованный и без всяких „мыслей“ – это, конечно, остается вопросом открытым». Аристархов (А. И. Введенский) писал, что Чехов, желая показать, как философия «пессимизма» «не ведет к добру, рассказал <…> довольно грязную и пошлую историю <…> История инженера ровно никакого действительного отношения к пессимизму не имеет <…> Ананьев в обрисовке автора мало характерен, его дама – еще менее, сама история – верх бесцеремонной непринужденности. „Атаки“ героя со всею обстановкой, нисколько не поучительные, возбуждают в читателе неприятное чувство, но не чувство отвращения к пороку» («Русские ведомости», 1888, № 179, 1 июля). Резко отрицательно о повести отозвался Н. Ладожский (В. К. Петерсен). Сообщая, что Чехов «вооружился против пессимизма в рассказе „Огни“», он писал: «…лучше бы не вооружался, потому что об этих, вовремя не потушенных „огнях“, можно выразиться его же собственными замечательными словами: „Да, ничего не поймешь в этом… рассказе!“ В нем претензия – с коломенскую версту, выполнение – с булавочную головку, да и вообще лучше бы автору вовсе не говорить о том, чего не понимает» («Критические наброски. Среди журналов», – «Русская газета», 1888, № 193, 15 июля).
«Новое время» откликнулось на повесть Чехова большой статьей В. Буренина. Видя заслугу Чехова в том, что он «пытался выразить глубокую идею», критик также считал, что рассказанный писателем «анекдотический случай» «ничего не подтверждает и ничего не доказывает». Причину неудачи Чехова, «талантливого» создателя маленьких рассказов, Буренин видел в том, что Чехов решил написать «большую» повесть. Критик считал, что «настоящее ядро» рассказа представляют первые три-четыре странички, написанные талантливо и выразительно, и если б на этом Чехов кончил, «тогда бы вышел прекрасный маленький рассказ в собственном чеховском жанре, рассказ цельный, серьезный и содержательный, несмотря на свою краткость». Но Чехов приделал к нему «хвост» в виде рассказа инженера, и мысль произведения от этого «проиграла, так как получила ложное обобщение, искусственное пояснение, отдающее придуманной моралью. Жизненный мотив рассказа превратился в некоторого рода повествовательную задачку, довольно растянуто и фальшиво обработанную в банальном тенденциозно-беллетристическом жанре» («Критические очерки». – «Новое время», 1888, № 4487, 26 августа).
С не менее резкой статьей выступила и газета «Неделя». Критик Р. Д. (Р. А. Дистерло), одобрительно отозвавшись о первой части «Огней», выполненной «вполне художественно», приводил вторую их часть как пример «извращения творчества под влиянием тенденции». «Здесь у него – искусственность и преднамеренность. Его заинтересовала мысль об отношении пессимизма к нравственности, к поведению человека, и вот, не дожидаясь, пока в душе его мысль эта созреет до степени действительно художественной идеи, он стал искусственно, умом складывать фабулу, из которой бы явствовало, что пессимизм приводит человека к нравственному индифферентизму. Вследствие этого у него вышло не художественное произведение, а лишь притча, разъясняющая его мысль: притча о раскаявшемся пессимисте. Как и во всякой притче, здесь нет художественного образа, нет того, что в искусстве называется типом, а есть только название предмета…» («Две лжи художественного творчества». – «Неделя», 1888, № 37, 11 сентября, стлб. 1178).
Таким образом, почти все московские и петербургские газеты, откликнувшиеся в своих обзорах на появление «Огней», оценили повесть Чехова как произведение с важной, интересной мыслью, не раскрытой, однако, полно и художественно. И лишь в немногих обзорах отмечалось, что «очерк производит выгодное впечатление своей тщательной отделкой, причем особенно разработана психологическая сторона. Кроме того, подмечено автором несколько верных жизни штрихов, сделаны удачные сопоставления» (А–ъ. Журнальное обозрение. – «День», 1888, № 96, 14 июля).
Оценка «Огней» как не удавшегося Чехову произведения перешла в последующие годы со страниц периодической печати в работы, посвященные обзору литературы тех лет. Теперь уже критика не усматривала в повести даже цельности идейного содержания. Так, А. М. Скабичевский в «Истории новейшей русской литературы» (СПб., 1891), повторяя свои прежние оценки, писал об «отсутствии какого бы то ни было объединяющего идейного начала» в произведениях Чехова. Он считал, что крупные вещи писателя – «Степь» и «Огни» – отличаются «…калейдоскопичностью и отсутствием идейного содержания; это не цельные произведения, а ряд бессвязных очерков, нанизанных на живую нитку фабулы рассказа» (стр. 416). К. Ф. Головин в работе «Русский роман и русское общество» (СПб., 1897) относил «Огни» к числу тех произведений Чехова, где «отдельные штрихи схвачены верно, иногда даже поразительно метко, и все-таки они не подходят друг к другу, не сливаются в аккорд, а зачастую производят впечатление диссонанса» (стр. 456–457). Короленко, любивший и высоко ценивший Чехова, считал, что в «Огнях» особенно сильно сказалось «грустно-скептическое» настроение писателя тех лет (Чехов в воспоминаниях, стр. 144).
«Огни» – единственное из крупных прозаических произведений Чехова конца 80-х – начала 90-х годов, не включенное им в собрание сочинений.
Неприятность
Впервые – «Новое время», 1888, № 4404, 3 июня, стр. 2, и № 4408, 7 июня, стр. 2–3. Заглавие: Житейская мелочь. Подпись: Ан. Чехов.
Вошло в измененном виде и под заглавием «Неприятность» в сборник «Хмурые люди», СПб., 1890; перспечатывалось во всех последующих изданиях сборника.
С небольшими исправлениями включено в издание А. Ф. Маркса.
Печатается по тексту: Чехов, т. V, стр. 13–35.
Начало работы над рассказом относится к февралю 1888 г.
22 февраля Чехов писал Я. П. Полонскому: «…начал маленький рассказ для „Нового времени“». 3 мая он сообщал И. Л. Леонтьеву (Щеглову), что на следующий день закончит рассказ, а 4 мая писал брату Александру Павловичу: «Написал „субботник“, но не переписал начисто; вышлю его из Сум». Рассказ был послан в «Новое время» лишь 23 мая (письмо И. П. Чехову, 23 мая 1888 г.).
Готовя рассказ для сборника «Хмурые люди», Чехов значительно сократил его. В газетном тексте давались более подробные описания внешности Овчинникова и фельдшера, объяснялась конкретная причина, почему нельзя было избавиться от фельдшера («потому что он протеже председателя управы»). Чехов снял упоминания о давней ненависти доктора и фельдшера друг к другу, устранил бранные слова и резкости по отношению к фельдшеру в речи доктора. Убрал Чехов и большой отрывок, описывающий мечты доктора о поездке к Черному морю (см. варианты). Готовя рассказ для собрания сочинений, Чехов внес несколько небольших исправлений.
Прочитав в газете рассказ, Н. А. Лейкин писал Чехову 12 июня 1888 г. (ГБЛ) о своем первом впечатлении: «Мне понравилось очень верно подмеченное у Вас шествие утят…» Позже, сравнивая «Неприятность» с «Огнями», он снова подчеркивал юмористические черты рассказа, говоря, что он «на пять этажей выше „Огней“. Там Вы настоящий Антон Чехов со свойственным Вам юмором…» (письмо от 26 июля 1888 г. – ГБЛ).
Один из первых отзывов о рассказе принадлежит А. И. Эртелю. 26 января 1891 г. он писал В. Г. Короленко: «Помнится мне, что прошлой весною я Вам резко отозвался об А. Чехове. Нынешним летом я имел случай познакомиться с книжкою его последних рассказов, и что Вам скажу, большой это талант. Мало того, в нем есть и серьезное содержание, хотя оно не всегда уловляется казенною меркою „направления“. Так во многих рассказцах последнего томика с такою силою указана трагическая власть „мелочей“, – в „Почтальоне“, в докторе, давшем пощечину фельдшеру, – что, право, стоит всякого „направления“» (ГБЛ, ф. 135, II.36.72).
