Генри Джеймс - Женский портрет
48
В последних числах февраля Ральф Тачит решился наконец возвратиться в Англию. У него были на это свей причины, в которые он не собирался никого посвящать, но, когда он упомянул о своем намерении сидевшей возле его дивана Генриетте Стэкпол, она подумала, что угадать их нетрудно. Однако воздержалась от рассуждений и просто сказала:
– Надеюсь, вы понимаете, что одному вам ехать нельзя.
– Я не собираюсь ехать один, – ответил Ральф. – Со мной будут люди.
– Кого вы разумеете под «людьми»? Слуг, которым вы платите?
– Ну, вообще-то говоря, – сказал Ральф шутливо, – они тоже человеческие существа.
– А есть среди них хотя бы одна женщина? – осведомилась мисс Стэкпол.
– Послушать вас, так можно вообразить, будто у меня дюжина слуг. Нет, субретки, признаюсь, я не держу.
– Вот что, – сказала невозмутимо Генриетта, – так ехать в Англию вам нельзя. Вы нуждаетесь в женской заботе.
– Я столько видел ее с вашей стороны за последние две недели, что мне надолго хватит.
– И все-таки ее было недостаточно. Пожалуй, я поеду с вами, – сказала Генриетта.
– Поедете со мной? – Ральф медленно привстал с дивана.
– Знаю, знаю, я вам не по вкусу, но хотите вы или нет, я с вами поеду. А сейчас вам лучше снова лечь.
Ральф несколько мгновений смотрел на нее, потом так же медленно опять опустился на диван.
– Вы очень мне по вкусу, – сказал он после короткой паузы.
Мисс Стэкпол рассмеялась, а это случалось с ней нечасто.
– Не думайте, что вам удастся так легко от меня откупиться. Я все равно с вами пседу и, более того, возьму на себя заботу о вас.
– Вы чудесная женщина, – сказал Ральф.
– Дайте мне сначала благополучно вас довезти, а потом уж говорите, что будет нелегко. Тем не менее ехать надо.
Прежде чем она ушла, Ральф еще раз спросил ее:
– Вы в самом деле хотите взять на себя заботу обо мне?
– Хочу попытаться.
– Тогда спешу поставить вас в известность, что покоряюсь. Да, да, покоряюсь.
Спустя несколько минут после ее ухода он громко расхохотался быть может, этим он и подтверждал свою покорность судьбе. Такое путешествие по Европе под присмотром мисс Стэкпол казалось Ральфу верхом нелепости, неопровержимым свидетельством отказа от всех обязательств, от всех усилий, а самое смешное было то, что оно представлялось ему заманчивым; полная бездеятельность – какая это благодать, какая отрада! Ему даже не терпелось пуститься в путь; он мечтал о минуте, когда снова увидит родной дом. Конец всему был близок, до него рукой подать; казалось, стоит лишь протянуть руку – и вот он, желанный предел. Но Ральфу хотелось умереть дома, только этого ему теперь и хотелось – вытянуться в просторной уединенной комнате, на той самой кровати, где он видел в последний раз своего отца, и летом на утренней заре навек уснуть.
Когда в этот же день его навестил Каспар Гудвуд, Ральф сообщил гостю, что мисс Стэкпол, взяв его под свое крыло, собирается препроводить в Англию.
– Боюсь, тогда, – сказал Каспар Гудвуд, – я буду пятой спицей в колеснице. Я пообещал мисс Озмонд поехать с вами.
– Господи… прямо какой-то золотой век. Вы так все добры.
– Ну с моей стороны это не столько доброта по отношению к вам, сколько по отношению к ней.
– В таком случае как же добра она! – улыбнулся Ральф.
– Что посылает других ехать с вами? Да, пожалуй, это проявление доброты, – не поддержав шутливого тона, ответил Гудвуд. – Что же касается меня, то, признаться, я предпочитаю путешествовать с мисс Стэкпол и с вами, чем с одной мисс Стэкпол.
– Еще охотнее вы предпочли бы не делать ни того ни другого, а остаться здесь, – сказал Ральф. – Но, право же, вам незачем ехать, в этом нет никакой необходимости. У Генриетты бездна энергии.
– Не сомневаюсь. Но я уже пообещал миссис Озмонд.
– Она с легкостью освободит вас от вашего обещания.
– Она ни за что не освободит меня от него. Ей, конечно, хочется, чтобы я присмотрел за вами, но главное не это. Главное – ей хочется, чтобы я убрался из Рима.
– Думаю, вы преувеличиваете, – заметил Ральф.
– Я ей надоел, – продолжал Гудвуд. – Ей нечего сказать мне, вот она и придумала эту поездку.
– Ну, если ей так удобнее, я, разумеется, прихвачу вас с собой. Но я не понимаю, почему ей так удобнее? – тут же добавил Ральф.
– А потому, – ответил со всей прямотой Гудвуд, – что ей кажется, будто я за ней наблюдаю.
– Наблюдаете за ней?
– Пытаюсь уяснить себе, счастлива ли она.
– Уяснить это не трудно, – сказал Ральф. – Судя по виду, она самая счастливая женщина на свете.
– Именно так; я в этом удостоверился, – ответил Гудвуд очень сухо; тем не менее он продолжал: – Да, я за ней наблюдал; я старый ее друг и, по-моему, имею на это право. Она утверждает, что счастлива – еще бы, она ведь так старалась стать счастливой, вот я и подумал, посмотрю-ка я сам, чего оно стоит, ее счастье. Я посмотрел, – продолжал он и в голосе его послышались горькие ноты, – и насмотрелся; с меня довольно. Теперь я вполне могу уехать.
– А знаете, мне кажется, вам в самом деле пора, – ответил Ральф.
И это был их первый и последний разговор о миссис Озмонд.
Между тем Генриетта Стэкпол, занимаясь приготовлениями к отъезду, сочла нужным сказать несколько слов графине Джемини, которая явилась к ней в пансион отдать нанесенный во Флоренции визит.
– А что касается лорда Уорбертона, вы были очень неправы, – заявила она графине Джемини. – Я просто должна вывести вас из заблуждения.
– По поводу того, что он ухаживает за Изабеллой? Голубушка, да он бывал у нее в доме по три раза в день. Там всюду следы его пребывания, – воскликнула графиня.
– Он хотел жениться на вашей племяннице, потому и бывал так часто.
Графиня воззрилась на нее, потом насмешливо хихикнула.
– Так вот что рассказывает Изабелла? Ну и ну! Неплохо придумано. Но, помилуйте, если он хочет жениться на моей племяннице, что же ему мешает? Или, быть может, он отправился покупать обручальные кольца и вернется через месяц, когда меня здесь уже не будет?
– Нет, он не вернется. Мисс Озмонд не желает выходить за него замуж.
– До чего же она услужлива. Я знала, что она предана Изабелле, но не представляла себе – насколько.
– Я не понимаю вас, – холодно сказала Генриетта, размышляя о том, как неприятно упорствует графиня в своей неправоте. – И продолжаю настаивать на своем… Изабелла никогда не поощряла ухаживаний лорда Уорбертона.
– Ах, моя дорогая, что нам с вами известно об этом? Мы знаем только, что мой брат способен на все.
– Я не знаю, на что способен ваш брат, – ответила с достоинством Генриетта.
– Я ведь не на то ропщу, что она поощряла лорда Уорбертона, а на то, что услала из Рима. А мне больше всего хотелось увидеть именно его. Как вы думаете, не испугалась ли она, что я отобью у нее поклонника? – беззастенчиво гнула свое графиня. – Во всяком случае, она лишь на время удалила лорда Уорбертона. Дом полон им, можно сказать, переполнен. Нет, нет, его след еще не остыл. Я наверняка с ним увижусь.
– Что ж, – сказала Генриетта в одном из тех порывов вдохновения, которыми и объяснялся успех ее писем в «Интервьюере». – Быть может, с вами ему повезет больше, чем с Изабеллой.
Когда Генриетта рассказала Изабелле о своем предложении Ральфу, то в ответ услышала, что вряд ли могла бы чем-нибудь сильнее ее обрадовать. Она всегда считала, что Генриетта и Ральф рано или поздно друг друга оценят.
– Мне все равно, оценит он меня или нет, – заявила Генриетта. – Важно одно – чтобы он не умер в поезде.
– Он себе этого не позволит, – покачав головой, сказала Изабелла с несколько преувеличенной уверенностью.
– Сделаю все возможное, чтобы не позволил. Я вижу, ты ждешь не дождешься, когда же наконец мы все уедем. Мне непонятно только, что ты хочешь делать дальше.
– Хочу остаться одна, – ответила Изабелла.
– Все равно это не получится, у тебя в доме изрядное общество.
– Они – участники комедии, а вы – зрители.
– По-твоему, это комедия, Изабелла Арчер? – спросила весьма мрачно Генриетта.
– Ну, если тебе так угодно, трагедия. Вы все на меня смотрите, и мне от этого не по себе.
Несколько секунд Генриетта как раз тем и занималась, что смотрела на нее.
– Ты похожа на подстреленную лань, которая ищет тень погуще. Быть такой беспомощной! – вырвалось у нее наконец.
– Вовсе я не беспомощна. Я намерена много что сделать.
– Я говорю сейчас не о тебе, а о себе. Приехать нарочно за тем, чтобы тебе помочь, и так ни с чем и уехать.
– Ты очень мне помогла, – ответила Изабелла, – очень меня подбодрила.
– Нечего сказать, подбодрила! Точь-в-точь выдохшийся лимонад! Я хочу, чтобы ты дала мне одно обещание.
– Не могу. Никогда больше не дам. Четыре года назад я дала такое торжественное обещание и так плохо его сдержала.
