Акутагава Рюноскэ - Новеллы
Тут я услышал справа от себя чей-то смех.
— Ха-ха-ха, не получилось? Воля не подействовала, да? Ха-ха-ха!
Рядом со мной в тростниковом кресле сидит старик, с виду англичанин. Лицо его, хотя и в морщинах, все еще красиво. Старик одет по моде восемнадцатого века, и кажется, будто сошел с картины Хогарта{446}. На нем шляпа с серебряными полями, так называемая cocked hat[28], расшитая рубашка и панталоны чуть ниже колен. Волосы ниспадают на плечи, но это не его волосы. Он в парике цвета конопли, присыпанном какой-то мукой. Я был так поражен, что даже ничего не ответил.
— Возьмите мою подзорную трубу. Через нее хорошо видно.
И старик с недоброй усмешкой протянул мне старую подзорную трубу. Похоже, что раньше она была в каком-то музее.
— О-о, тэнкс.
Я непроизвольно перешел на английский. Но старик продолжал говорить на безупречном японском языке, указывая в сторону острова рукой в манжете, из-под которого виднелись похожие на пену кружева.
— Этот остров называется Суссанрап. Как пишется? Извольте: Sussanrap{447}. Его стоит посмотреть. Наш пароход простоит здесь дней пять-шесть, непременно совершите поездку по острову. Там есть и университет и храм. Особенно великолепен остров в базарные дни, когда туда съезжаются многочисленные жители с соседних островов.
Пока старик говорил, я смотрел в подзорную трубу. В поле зрения попал город, расположенный на берегу острова. Видны ряды чистых домиков. Ветер качает верхушки деревьев. Высится храм. Дымка исчезла. Все отчетливо видно. Восхищенный увиденным, я поднял подзорную трубу немного выше… И чуть не вскрикнул от удивления.
В безоблачное небо уходит похожая на Фудзи гора. В этом нет ничего удивительного. Но гора, насколько хватает глаз, покрыта овощами: капустой, помидорами, луком, редькой, репой, морковью, тыквой, огурцами, картофелем, корнями лотоса, имбирем. Самыми различными овощами. Покры… Да нет. Она сложена из них. Удивительная овощная пирамида!
— Это… Это что такое?
Не выпуская из рук подзорной трубы, я оборачиваюсь к старику. Но его уже нет. Только газета лежит на тростниковом кресле… Неожиданно я почувствовал, что кровь отливает от головы, и опять впал в какое-то тяжелое забытье.
* * *— Ну как, осмотрели остров?
И старик, недобро улыбаясь, сел рядом со мной.
Мы в гостинице. В необычно просторном зале, обставленном в стиле secession{448}.
Я сижу на диване в углу зала и курю первосортную «гавану».
Сверху свисают побеги тыквы, растущей в горшке. Среди закрывающих горшок широких листьев видны распустившиеся желтые цветы.
— Да, осмотрел. Сигару?
Но старик покачал головой, как ребенок, и достал старинную табакерку слоновой кости. Я видел такую где-то в музее. Да, стариков, как этот, нет теперь на Западе, не говоря уже о Японии. Хорошо бы познакомить с ним Сато Харуо{449}! Вот бы удивился!
— Как только выходишь за город, начинаются огороды, — продолжал я.
— Большинство населения Суссанрапа выращивает овощи. Этим занимаются и мужчины и женщины.
— Наверное, на овощи большой спрос?
— Они продают их жителям близлежащих островов. Но, конечно, продается не все. Остатки сваливаются в кучу. Вы, наверное, видели гору тысяч в двадцать футов вышиной?
— Неужели это все непроданные остатки, эта овощная пирамида?
Я мог только, глядя на старика, хлопать от удивления глазами. А старик не переставал загадочно улыбаться.
— Да, это все остатки. Причем скопившиеся только за последние три года. А если бы собрать и за прежние годы, овощами можно было бы засыпать Тихий океан. Но жители Суссанрапа продолжают выращивать овощи. Они не знают покоя ни днем, ни ночью. Ха-ха-ха! Вот и сейчас, когда мы с вами разговариваем, они трудятся не покладая рук. Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!
Невесело посмеиваясь, старик достал пахнущий жасмином носовой платок. Это был не простой смех. Он напоминал смех сатаны, издевающегося над людской глупостью. Я нахмурился и перевел разговор на другую тему.
— Скажите, когда здесь бывает базар?
— В начале каждого месяца. Но это обычные базары. А три раза в год — в январе, апреле и сентябре — устраиваются еще большие базары. Самый большой — в январе.
— Наверное, перед большими базарами на острове царит оживление?
— Да, конечно. Каждый старается к этому времени вырастить свои овощи. Используются фосфатные удобрения и жмыхи, овощи помещают в теплицы, подключают электрический ток… Всего не расскажешь. Бывает и так, что, стремясь как можно скорее вырастить овощи, люди губят их.
— Да, сегодня я тоже видел, как по огороду бегал мужчина с обезумевшим лицом и кричал: «Не успею, не успею».
— Вполне возможно. Ведь скоро новогодний базар. Городские торговцы тоже сбились с ног.
— Городские торговцы?
— Да, те, кто занимается торговлей овощами. Торговцы покупают овощи, которые выращивают деревенские жители на своих огородах, а люди, приезжающие с островов, покупают овощи у этих торговцев. Таков здешний порядок.
— Наверное, это и был торговец. Толстый мужчина с черным портфелем в руках. Все приговаривал: «Плохо дело, плохо дело». А какие овощи здесь самые ходкие?
— На то воля божья. Точно сказать трудно. Каждый год положение меняется, а почему — неизвестно.
— Но, видимо, те, что лучше качеством, лучше и расходятся?
— Да как вам сказать. Здесь ведь качество обычно определяют калеки.
— Почему же калеки?
— Очень просто. Калеки в огородах не работают, стало быть, овощей не выращивают и потому при определении их качества могут быть беспристрастными. Как в японской пословице: кто смотрит с холма, видит в восемь глаз.
— Значит, то был один из таких калек. Я слышал, какой-то бородатый слепец, поглаживая не очищенный от земли клубень ямса, говорил: «Цвет этого овоща неописуемо красив. В нем совмещаются цвета розы и ясного неба».
— Да, наверно. Слепой — это, конечно, неплохо. Но идеальным считается полный калека — человек, который не видит, не слышит, лишен обоняния, не имеет ни рук, ни ног, ни зубов, ни языка. Если удастся найти такого, он становится arbiter elegantiarum[29]. Нынешний фаворит вполне удовлетворяет этим требованиям, у него сохранилось только обоняние. Говорят, что недавно ему залили ноздри жидким каучуком, но он все же немного различает запахи.
— Ну, а что же происходит потом, когда калеки определяют, какие овощи хорошие и какие нет?
— Ничего. Сколько бы калеки ни ругали какой-нибудь овощ, его как покупали, так и покупают.
— Стало быть, все зависит от вкуса торговцев?
— Торговцы покупают только овощи, на которые, они предполагают, будет спрос. Но пользуются ли спросом именно хорошие овощи…
— Подождите. Если так, то тогда ведь нельзя полагаться на мнение калек?
— Так, в сущности, и поступают те, кто выращивает овощи. Но и у них нет единого мнения о качестве овощей. Одни, например, считают, что качество овощей определяется их питательностью. По мнению других, качество зависит только от вкуса. Но и это не все.
— Как, дело обстоит еще сложнее?!
— Да, разногласия заходят еще дальше. Считают, например, что овощи без витаминов не питательны или что питательны только те, что содержат масла, что вкус моркови не годится или что приемлем только вкус редьки, и так далее.
— Значит, есть два критерия, и в каждом из них имеются различные вариации. Не так ли?
— Совсем не так. Вот вам пример. По мнению некоторых, существует цветовой критерий. Это деление цветов на теплые и холодные, о чем говорится во введениях в эстетику. Сторонники этого критерия требуют признания овощей теплых цветов — красных и желтых. А на овощи холодного зеленого цвета они смотреть не хотят. Их лозунг — умрем или заменим все овощи помидорами.
— В самом деле, я слышал это от героического вида мужчины, который в одной рубашке держал речь перед грудой овощей.
— Вот-вот. Эти овощи теплых цветов называют пролетарскими.
— Но в куче перед ним были навалены одни огурцы и дыни…
— Стало быть, он дальтоник. Они только ему кажутся красными.
— А как же овощи холодных цветов?
— Некоторые жители считают, что только овощи холодных цветов и можно считать овощами. Правда, эти люди лишь насмехаются, речей они не произносят. Но в душе все они ненавидят овощи теплых цветов.
— Им мешает малодушие?
— Нет, они не столько не хотят, сколько не могут произносить речей. От пьянства или сифилиса у них прогнили языки.
— Да-да, недалеко от героя в одной рубашке я видел умника в узких брюках, который, собирая тыквы, насмешливо повторял: «Опять эти речи».
— Собирая зеленые тыквы, не так ли? Овощи таких холодных цветов называют буржуазными.
