Михаил Булгаков - Том 5. Багровый остров
7
Quelle question! — Что за вопрос! (франц.)
8
Devant les gens. — Не при чужих. (франц.)
9
Votre serviteur. — Ваш слуга. (франц.)
10
Absolument. — Абсолютно. (франц.)
11
Au revoir… — До свидания… (франц.)
12
Un moment… — Одно мгновенье… (франц.)
13
Реndant. — В пару. (франц.)
14
Chere maman. — Мамочка. (франц.)
15
Мais оui. — Ну, разумеется. (франц.)
16
Parole d’honneur! — Слово чести! (франц.)
17
Merci beacoup. — Благодарю.(франц.)
18
Voila! — Смотрите-ка (франц.)
19
Bonsoir. — Добрый вечер. (франц.)
20
Je pense! — Я думаю! (франц.)
21
Comte. — Граф. (франц.)
22
Enfant terrible. — Ужасное дитя. (франц.)
23
Vоus étés tres aimable. — Вы очень любезны. (франц.)
24
Eh bien? — Ну как? (франц.)
25
Déсоllеté sur lеs bras. — Декольтированные плечи. (франц.)
26
Déсоllеté sur lе dоs. — Открытая спина. (франц.)
27
Un, deux, trois. — Один, два, три. (франц.)
28
Vier, funf, sechs… — Четыре, пять, шесть… (нем.)
29
Allez-vous-en. — Пошли вон. (франц.)
30
Grand merci. — Большое спасибо. (франц.)
31
Danke sehr. — Благодарю. (нем.)
32
Ordinaire. — Обычная. (франц.)
33
11 декабря 1928 года — премьера в Камерном театре, режиссер А. Я. Таиров совместно с Л. Л. Лукьяновым, художник В. Ф. Рындин, музыка А. К. Метнера, танцы Н. Глан. Главные исполнители: И. И. Аркадин, П. А. Бакшеев, Н. И. Быков, Е. Вибер, В Ганшин, С. Гортинский, В. Карманов, В. Матисен, Н. Соколов, С. Тихонравов, Ю. Хмельницкий, С. Ценин и др. В конце мая 1929 года спектакль был исключен из репертуара театра после того, как стало широко известно письмо И. В. Сталина В. Н. Билль-Белоцерковскому, в котором, в частности, говорилось: «4. Верно, что т. Свидерский сплошь и рядом допускает самые невероятные ошибки и искривления. Но верно также и то, что Репертком в своей работе допускает не меньше ошибок, хотя и в другую сторону. Вспомните „Багровый остров“, „Заговор равных“ и тому подобную макулатуру, почему-то охотно пропускаемую для действительно буржуазного Камерного театра». (Сочинения, т. 11, М., 1955, с. 328–329.)
После этого письма, написанного 2 февраля 1929 года, обострились гонения на спектакль «Багровый остров», с успехом шедший в театре. И наконец, Художественный совет через полгода после премьеры принял решение снять спектакль из репертуара театра:
«1. Пьеса „Багровый остров если и может быть причислена к жанру сатиры, то только как сатира, направленная своим острием против советской общественности в целом, но не против элементов приспособленчества и бюрократизма, как это представляют себе постановщики.
2 Пьеса не может считаться художественным произведением, имеющим какую-либо ценность для тех творческих возможностей, которыми располагает Камерный театр.
3. Получив столь вредный идеологически и столь недоброкачественный драматургически материал, театр пытался сделать достаточно много для того, чтобы повернуть политическое острие пьесы в сторону приспособленчества, бюрократизма и головотяпства, затратив для этого немало творческой энергии. Однако это театру не удалось, ибо такое коренное изменение социального смысла пьесы в данном случае может быть осуществлено по линии радикальных переделок самой пьесы, но не по линии ее режиссерской трактовки.
Художественный совет считает, что выдача Реперткомом разрешения на постановку „Багрового острова“ является большой ошибкой, ударяющей по театру, общественное лицо которого никак не может быть символизировано пьесой „Багровый остров““ (ИРЛИ. ф. 369, № 118. л 4. Цитирую по книге: М. А. Булгаков. Пьесы 20-х годов. Л., 1989, с. 581).
А за полгода до этой оценки собственного спектакля ничто, казалось бы, не предвещало подобного исхода. Чуть ли не вся труппа была вовлечена в постановку. Накануне премьеры режиссер Таиров в беседах с журналистами постоянно подчеркивал, что театр ставит перед собой скромные цели и задачи: „Постановка „Багрового острова“ Булгакова является продолжением и углублением работ Камерного театра по линии арлекинады, т. е. по линии гротескного выявления в сценических формах уродливых явлений жизни и сатирического обнажения их мещанской сущности и примиренчества с ней… Местом действия „Багрового острова“ является театр… И директор театра Геннадий Панфилович, и драматург Дымогацкий (он же Жюль Верн) — оба на курьерских, вперегонки приспособляются“ и оба полны почти мистического трепета перед третьим — „Саввой Лукичом“, ибо от него, от этого Саввы Лукича, зависит „разрешеньице“ пьесы или „запрещеньице“.
Для получения этого „разрешеньица“ они готовы на все как угодно перефасонивать пьесу, только что раздав роли, тут же под суфлера устраивать генеральную репетицию в гриме и костюмах, ибо „Савва Лукич“ в Крым уезжает. А „Савва Лукич“, уродливо бюрократически восприняв важные общественные функции, уверовав, как папа римский, в свою мудрость и непогрешимость, вершит судьбы Геннадиев Панфилочей и Дымогацких, перекраивает вместе с ними наспех пьесы, в бюрократическом ослеплении своем не ведая, что с ними насаждает отвратительное мещанское, беспринципное приспособленчество и плодит уродливые штампы псевдореволюциониых пьес, способных лишь осквернить дело революции и сыграть обратную, антиобщественную роль, заменяя подлинный пафос и силу революционной природы мещанским сладковатым сиропом беспомощного и штампованного суррогата.
В нашу эпоху, эпоху подлинной культурной революции, является, на наш взгляд, серьезной общественной задачей в порядке самокритики окончательно разоблачить лживость подобных приемов, к сожалению, еще до конца не изжитых до настоящего времени. Эту общественную и культурно важную цель преследует в нашем театре „Багровый остров“ — спектакль, задачей которого является путем сатиры ниспровергнуть готовые пустые штампы как общественного, так и театрального порядка.
Вот почему в нашей постановке и в области ее театральной композиции мы стремимся оттенить никчемность этого приспособленчества, готового в любой момент совместить Жюля Верна с „революцией“, конструктивизм с натурализмом, некультурность с идеологичностью и проч.
В этом плане выдерживается вся постановка и весь стиль спектакля, как в порядке его режиссерской трактовки, так и в приемах игры, сценического „оформления“ и музыкального „монтажа“…». (См: Жизнь искусства, 1928, № 49, с. 14.)
Уверен, что и Булгаков во многом был согласен с точкой зрения постановщика.
После премьеры и до письма Сталина Билль-Белоцерковскому шла обычная критическая травля рапповского толка: в различных газетах и журналах писали о провале спектакля «Багровый остров», что «Камерный театр совершил явную ошибку», что новая постановка театра — «эффектный, но холостой выстрел»… Иной раз даже похваливая постановку за художественное оформление, за актерские удачи, за режиссерские находки. Многих поразило выступление критика и общественного деятеля П. И. Новицкого, высказавшего в основном положительное отношение к пьесе и спектаклю, «интересной и остроумной пародии»: «Пародирован революционный процесс, революционный лексикон, приемы советской тенденциозно-скороспелой драматургии. Шаблоны стопроцентных, „выдержанных идеологически“ пьес высмеяны зло и остро.
Но пародия и ирония автора, как всегда, двусторонни… Встает зловещая тень Великого Инквизитора, подавляющего художественное творчество, культивирующего рабские, подхалимски нелепые драматургические штампы, стирающие личность актера и писателя.
Идеологические финалы надо высмеивать. С казенными штампами надо бороться. Приспособляющихся подхалимов надо гнать. Дураков — истреблять. Но надо также различать беспощадную сатиру преданных революции драматургов, не выносящих фальши, лживости и тупости услужливых глупцов, спекулирующих на революционном сюжете, и грациозно-остроумные памфлеты врагов, с изящным злорадством и холодным сердцем высмеивающих простоту услужающих и политическое иго рабочего класса.
