Трагикомические новеллы - Поль Скаррон
— Все равно, — сказал дон Педро, — давайте посетим их, и верьте мне, вы гораздо скорее помиритесь, если станете оправдываться лично, а не в бесчисленных письмах, сколько бы вы их ни писали.
Оба кузена отправились навестить обеих кузин, и прекрасная Виргиния позволила дону Родриго оправдываться, что он и сделал с величайшей легкостью. Дон Педро нашел, что обе девушки красивее всех женщин, виденных им когда-либо прежде, не исключая и неосторожной Серафины и неприступной Эльвиры. Виоланта в этот самый день была нарядно одета, собираясь позировать для своего портрета; она приглянулась дону Педро, и так сильно, что он сразу же нарушил свою клятву — любить одних только глупых женщин. Со своей стороны и он нельзя сказать чтобы не понравился Виоланте: он наговорил ей по поводу ее портрета столько любезностей, в том числе и очень остроумных, что она была убеждена в его уме и удовлетворена его ухаживаниями.
Мне придется сделать здесь маленькое отступление и сказать всем, кто этого не знает, что великие слагатели похвал и великие изобретатели любезностей и комплиментов похожи на великих изготовителей сбитых сливок, — их обвиняют и даже изобличают в ложном красноречии люди здравомыслящие и благонамеренные. Если это маленькое указание правильно понято читателями, они найдут его столь же полезным, как рецепт против мух летом или против дурного запаха изо рта — круглый год.
Дон Педро, давший торжественную клятву жениться только на глупой женщине, доказал, что клятвы игроков и влюбленных ни к чему их не обязывают. Он был очарован умом Виоланты так же, как и ее красотой, и, получая от нее лишь милости, которые могут быть дарованы без ущерба для чести, решил жениться на ней, если она не чувствует к этому отвращения. Он часто давал ей повод высказаться по этому вопросу, но она либо не понимала его, либо не желала понять, а может быть дорожила своей свободой или питала ненависть к браку. Все шло вполне хорошо у четырех молодых влюбленных, за исключением того, что миг блаженства не наступал ни для дона Родриго, ни для дона Педро.
Однажды, когда они разукрасились, словно Кастор и Поллукс[3], и обещали себе в этот день овладеть по крайней мере наружными укреплениями атакованных ими крепостей, служанка, послужившая худшей приметой, чем сова, принесла обоим кузенам весть, что индийский супруг прелестной кастильянки приехал в Мадрид, не дав ничего знать из Севильи, где он сел на корабль; далее, что обе прекрасные кузины не знают, как объяснить себе это его желание захватить их врасплох, и просят кузенов вооружиться терпением, пока Виргиния не изучит достаточно своего индуса и не будет знать, как именно надо обходиться с ним; наконец, что не только не нужно их посещать, но следует даже воздерживаться от прогулки перед их окнами до получения новых распоряжений. Все старания кузенов принарядиться в этот день оказались совершенно тщетными, и в ближайшие два дня они пренебрегали своей наружностью, словно преступники. Много шума наделал распространившийся по городу слух, что индус и Виргиния поженились без всякого шума; якобы муж был от природы чрезвычайно ревнив, как человек опытный, которому перевалило за сорок; будто бы у себя в доме он навел такой порядок и так внимательно следил за поступками своей жены, что у поклонников ее отнята была всякая надежда, — если у нее были поклонники, — хотя бы видеть ее у окон. Нового распоряжения, обещанного им, так и не было, и они устали его дожидаться. Их путь вновь стал проходить по улице, где проживали их дамы, и они совершали привычные свои прогулки перед их домом, причем видели, как туда входят и оттуда выходят одни лишь незнакомые лица, и ни разу не удалось им встретить хотя бы самого последнего слугу или служанку, которых бы они знали.
Однажды они увидели, как муж вошел в дом в сопровождении своего брата, красивого, цветущего и такого молодого, что он был еще в коллеже. Их дурное настроение от этого еще возросло. Они с утра выходили, возвращались очень поздно и теряли время и усилия.
Наконец, в день какого-то праздника они увидели, как служанка Виоланты на самом рассвете шла к обедне; они остановили ее у входа в церковь, и при помощи подарков дон Родриго добился ее согласия взять записку для его дамы сердца. Вот что он ей написал:
То, что вы меня забыли, огорчает меня больше, чем мучит меня ревность: ревность эта неизлечима с тех пор, как вы подвластны вашему мужу. Однако вы еще не вполне отделались от моей назойливости, хотя бы вы уже изгнали меня из вашей памяти. Умоляю вас о последней милости: или скажите мне, что у меня есть еще основание надеяться, или — что я вскоре должен перестать жить!
Они последовали издали за служанкой Виоланты. Та передала, как обещала, полученную записку, а затем, сделав знак приблизиться, бросила из окна на улицу ответное письмо, которое вы сейчас прочитаете:
Ревнивец, недавно женившийся, неохотно отходит от своей жены и не так-то скоро освобождает себя от обязанности наблюдать за нею. Говорят, что скоро совершат без меня поездку в Вальядолид, и тогда я оправдаюсь и заплачу свои долги.
Эта записка, которую они, завидуя друг другу, поцеловали сотню раз, вновь вооружила их надеждою и придала им силы на несколько дней. Но наконец, не получая никаких вестей от своих безжалостных красавиц, они вновь принялись по сто раз в день прохаживаться перед их окнами, проводили там целые ночи, но никого не видели выходящим из дома, как если бы был он необитаем.
Однажды, когда отчаявшиеся влюбленные находились в церкви, они увидели, как туда вошла новобрачная. Дон Родриго стал на колени рядом с нею назло сопровождавшему ее старому оруженосцу. В немногих словах излил он свои жалобы, она таким же образом извинилась и под конец сказала дону Родриго, что муж ее так и не едет в Вальядолид, хотя и говорит ежедневно о своей поездке, что она умирает от нетерпения остаться с доном Родриго наедине и знает лишь одно средство удовлетворить это желание — средство, всецело зависящее от дона Педро.
— Мой муж, — прибавила она, — спит глубоким сном, и мы с ним не разговариваем вот уже четыре или пять дней из-за маленькой ссоры, которая еще не вполне закончена. Я уговорила свою кузину Виоланту занять мое место, но она очень
