Духовидец. Гений. Абеллино, великий разбойник - Фридрих Шиллер
— Капитан, — сказал он мне, — я погибаю. Я должен уехать. Больше мне тут не выдержать.
— Что случилось, шевалье? Что с вами?
— О, эта мучительная страсть! (Тут он вскочил с кресла и бросился мне на шею.) Я мужественно сопротивлялся ей. Но больше нет сил...
— Но от кого, как не от вас, зависит это, дорогой мой друг? Разве не все в вашей воле? И ваш отец, и семья...
— Отец! Семья! Да что мне в них? Разве мне нужен насильственный брак вместо свободного чувства? Разве нет у меня соперника? Есть, да еще какой! Ведь, может быть, мой соперник — мертвец! Ах, отпустите меня! Отпустите! Я должен найти брата, хотя бы мне пришлось отправиться на край света.
— Как? После стольких неудачных попыток у вас все еще есть надежда?
— Надежда? Нет, в моем сердце она давно угасла. А в другом?.. Не все ли равно — надеюсь ли я? Разве я могу быть счастлив, пока хоть искра надежды тлеет в сердце Антонии? Двумя словами, друг мой, можно было бы положить конец моим мукам. Но все тщетно! Участь моя будет горькой, пока вечность не нарушит своего молчания и могилы не станут свидетельствовать за меня.
— Значит, только полная уверенность может сделать вас счастливым?
— Счастливым? О, я сомневаюсь, возможно ли это! Но нет проклятия страшнее, чем неизвестность! (Он помолчал и, овладев собой, с грустью заговорил снова.) Если бы только он видел мои страдания! Неужели эта верность, ставшая несчастьем брата, может сделать его счастливым? Неужто живой должен томиться жаждой ради мертвого, которому уже ничего не дано вкусить? О, если бы знал он мои муки (тут он горько заплакал, припав лицом к моей груди), может быть... да, может быть, он сам привел бы ее в мои объятия!
— Разве это желание так уж неисполнимо?
— Друг мой! Что вы говорите! — Он со страхом поднял на меня глаза.
— И не столь важные причины заставляли усопших вмешиваться в дела живых! — продолжал я. — Неужто все земное счастье человека, брата...
— Все земное счастье! Да, именно так! Как хорошо вы сказали! Все мое блаженство...
— Неужто для спокойствия безутешной семьи нельзя просить о помощи невидимые силы? Конечно, можно! Есть земные дела, ради которых можно с полным правом нарушить покой усопших, прибегнуть к насилию...
— Ради самого Бога, друг мой, — перебил он меня, — ни слова больше! Когда-то, надо сознаться, я сам лелеял такие мечты и даже как будто говорил вам о них, но я давно отказался от столь безбожных, столь гнусных планов!
— Вы, вероятно, понимаете, — продолжал сицилианец, — куда нас это привело. Я постарался рассеять опасения Лоренцо, и мне наконец это удалось. Было решено вызвать дух умершего, и я лишь испросил двухнедельную отсрочку, под тем предлогом, что мне надо достойно подготовиться. По прошествии этого срока, как только все мои машины были вполне готовы, я воспользовался ненастным вечером, когда семья, как обычно, собралась вокруг меня, и выманил у них согласие, вернее, незаметно подвел их к тому, чтобы они сами обратились ко мне с этой просьбой. Больше всех сопротивлялась молодая графиня, тогда как ее присутствие было необходимо. Но тут нам пришла на помощь ее страстная мечтательность, а еще больше — слабый проблеск надежды, что тот, кого полагали умершим, жив и не явится на зов. Зато мне не пришлось преодолевать неверие в таинственные явления или сомнение в моем искусстве — с этой стороны никаких препятствий не оказалось.
Как только было получено согласие всей семьи, мы решили назначить сеанс через три дня. Подготовкой к нему служил пост, ночные бдения и мистические беседы, сопровождаемые игрой на никому не известном инструменте[65], который, по моему опыту, оказывал в подобных случаях большое влияние. Эти приготовления к торжественному действу проходили так удачно, что фанатическая одержимость моих слушателей подхлестывала и мою фантазию, помогая мне создать ту должную иллюзию, к которой я стремился. Наконец настал желанный час.
— Я догадываюсь, — воскликнул принц, — кого вы сейчас покажете нам! Но продолжайте же, продолжайте!
— Нет, милостивейший принц, заклинание прошло без всяких помех.
— Неужели? А где же армянин?
— Не беспокойтесь, — ответил сицилианец, — в свое время появится и армянин.
...Не стану вдаваться в описание всей этой комедии — это завело бы меня слишком далеко. Достаточно сказать, что все мои ожидания оправдались. На сеансе присутствовали старый маркиз, молодая графиня с матерью, кавалер Лоренцо и еще несколько родственников. Вы легко поймете, что мое длительное пребывание в доме предоставило мне достаточно возможностей собрать подробнейшие сведения обо всем, что касалось покойного. Множество его портретов, имевшихся в доме, помогли мне придать призраку поразительное сходство, а так как я заставил его объясняться лишь знаками, то и голос его не мог возбудить никаких подозрений. Покойный явился в восточной одежде раба, с глубокой раной на шее. Заметьте, — добавил сицилианец, — что в этом я отступил от всеобщего убеждения, будто он погиб в море, поскольку не без основания надеялся, что столь неожиданный оборот усугубит достоверность появления призрака, и, напротив, самым опасным мне казалось слишком добросовестное приближение к истине.
— Считаю такое рассуждение вполне правильным, — сказал принц, обращаясь к нам. — Ряду сверхъестественных явлений больше всего, по-моему, должно мешать именно правдоподобие. Если такое явление можно будет легко объяснить — это только обесценит способ, каким добыты сведения: зачем тревожить усопших, если от них узнаешь только то, до чего легко додуматься самому с помощью здравого смысла? Но неожиданная новизна и сложность способа, каким сделано открытие, воспринимаются как подтверждение того, что тут совершилось чудо, ибо кто же поставит под сомнение таинства, с помощью которых достигнуто то, чего нельзя достичь естественным путем? Впрочем, я вас перебил, — добавил принц. — Продолжайте же ваш рассказ.
— Я задал духу вопрос, — вновь заговорил сицилианец, — не считает ли он что-либо на этом свете своим, не оставил ли он здесь то, что ему дорого? Дух трижды покачал головой и поднял руку к небу. Прежде чем скрыться, он снял с пальца кольцо, которое после его исчезновения мы нашли на полу. И когда графиня присмотрелась, она узнала свое обручальное кольцо.
— Свое кольцо?! — воскликнул
