Собрание сочинений в 9 тт. Том 2 - Уильям Фолкнер
Ластер ударил рукой по цветам, упали из бутылки.
— Вот так тебя в Джексоне, попробуешь только завыть там.
Я хочу поднять цветы. Ластер поднял, и цветы ушли. Я заплакал.
— Давай, — говорит Ластер, — реви! Беда только, что нет причины. Ладно, сейчас тебе будет причина. Кэдди! — шепотом. — Кэдди! Ну, реви же, Кэдди!
— Ластер! — сказала из кухни Дилси. Цветы вернулись.
— Тихо! — говорит Ластер. — Вот тебе твои травки. Смотри! Опять все в точности как было. Кончай!
— Ла-астер! — говорит Дилси.
— Да, мэм, — говорит Ластер. — Сейчас идем! А все из-за тебя. Вставай же. — Дернул меня за руку, я встал. Мы пошли из деревьев. Теней наших нет.
— Тихо! — говорит Ластер. — Все соседи смотрят. Тихо!
— Веди его сюда, — говорит Дилси. Сошла со ступенек.
— Что ты еще ему сделал? — говорит она.
— Я ничего ему не сделал, — говорит Ластер. — Он так просто, ни с чего.
— Нет уж, — говорит Дилси. — Что-нибудь да сделал. Где вы с ним ходили?
— Да там, под деревьями, — говорит Ластер.
— До злобы довели Квентину, — говорит Дилси. — Зачем ты его водишь туда, где она? Ведь знаешь, она не любит этого.
— Занята она больно, — говорит Ластер. — Небось Бенджи ей дядя, не мне.
— Ты, парень, брось нахальничать! — говорит Дилси.
— Я его не трогал, — говорит Ластер. — Он игрался, а потом вдруг взял и заревел.
— Значит, ты его могилки разорял, — говорит Дилси.
— Не трогал я их, — говорит Ластер.
— Ты мне, сынок, не лги, — говорит Дилси. Мы взошли по ступенькам в кухню. Дилси открыла дверцу плиты, поставила около стул, я сел. Замолчал.
«Зачем вам было ее будоражить?» сказала Дилси. «Зачем ты с ним туда ходила?»
«Он сидел тихонько и на огонь смотрел», сказала Кэдди. «А мама приучала его отзываться на новое имя. Мы вовсе не хотели, чтоб она расплакалась».
«Да уж хотели не хотели», сказала Дилси. «Тут с ним возись, там-с ней. Не пускай его к плите, ладно? Не трогайте тут ничего без меня».
— И не стыдно тебе дразнить его? — говорит Дилси. Принесла торт на стол.
— Я не дразнил, — говорит Ластер. — Он играл своими травками в бутылке, вдруг взял и заревел. Вы сами слыхали.
— Скажешь, ты цветов его не трогал, — говорит Дилси.
— Не трогал, — говорит Ластер. — На что мне его травки. Я свою монету искал.
— Потерял-таки ее, — говорит Дилси. Зажгла свечки на торте. Одни свечки тонкие. Другие толстые, кусочками куцыми. — Говорила я тебе, спрячь. А теперь, значит, хочешь, чтоб я другую выпросила для тебя у Фрони.
— Хоть Бенджи, хоть разбенджи, а на артистов я пойду, — говорит Ластер. — Мало днем, так, может, еще ночью с ним возись.
— На то ты к нему приставлен, — говорит Дилси. — Заруби себе это на носу, внучек.
— Да я и так, — говорит Ластер. — Что он захочет, все делаю. Правда, Бендя?
— Вот так-то бы, — говорит Дилси. — А не доводить его, чтоб ревел на весь дом, досаждал мис Кэлайн. Давайте лучше ешьте торт, пока Джейсон не пришел. Сейчас привяжется, даром что я этот торт купила на собственные деньги. Попробуй спеки здесь, когда он каждому яичку счет ведет. Не смей дразнить его тут без меня, если хочешь пойти на артистов.
Ушла Дилси.
— Слабо тебе свечки задуть, — говорит Ластер. — А смотри, как я их. — Нагнулся, надул щеки. Свечки ушли. Я заплакал. — Кончай, — говорит Ластер. — Вон смотри, какой в плите огонь. Я пока торт нарежу.
Слышно часы, и Кэдди за спиной моей, и крышу слышно. «Льет и льет», сказала Кэдди. «Ненавижу дождь. Ненавижу все на свете». Голова ее легла мне на колени. Кэдди плачет, обняла меня руками, и я заплакал. Потом опять смотрю в огонь, опять поплыли плавно яркие. Слышно часы, и крышу, и Кэдди.
Ем кусок торта. Ластера рука пришла, взяла еще кусок. Слышно, как он ест. Смотрю в огонь. Длинная железка из-за плеча у меня протянулась к дверце, и огонь ушел. Я заплакал.
— Ну, чего завыл? — говорит Ластер. — Глянь-ка. — Огонь опять на месте. Я молчу. — Сидел бы себе, на огонь глядя, и молчал бы, как мэмми велела, так нет, — говорит Ластер. — И не стыдно тебе. На. Вот тебе еще кусок.
— Ты что ему тут сделал? — говорит Дилси. — Зачем ты его обижаешь?
— Да я же стараюсь, чтоб он замолчал и не досаждал мис Кэлайн, — говорит Ластер. — Он опять ни с чего заревел.
— Знаю я это твое ни с чего, — говорит Дилси. — Вот приедет Верш, он тебя поучит палкой, чтоб не озоровал. Ты с утра сегодня палки просишь. Водил его к ручью?
— Нет, мэм, — говорит Ластер. — Мы весь день со двора никуда, как было велено.
Рука его пришла за новым куском. Дилси по руке ударила.
— Протяни опять попробуй, — говорит Дилси. — Я ее вот этим резаком оттяпаю. Он, верно, ни куска еще не съел.
— Еще как съел, — говорит Ластер. — Я себе один, ему два. Пускай сам скажет.
— Попробуй только взять еще, — говорит Дилси. — Протяни только руку.
«Так, так», сказала Дилси. «Теперь, верно, мой черед расплакаться. Надо же и мне похлюпать над бедным Мори».
«Его Бенджи теперь зовут», сказала Кэдди.
«А зачем?» сказала Дилси. «Что, старое, родимое его имя сносилось уже, не годится?»
«Бенджамин — это из Библии»[5], сказала Кэдди. «Оно ему лучше подходит, чем Мори».
«А чем оно лучше?» сказала Дилси.
«Мама сказала, что лучше».
«Придумали тоже», сказала Дилси. «Новое имя ему не поможет. А старое не навредит. Имена менять — счастья не будет. Дилси я родилась, и так оно и останется Дилси, когда меня давно уж позабудут все».
«Как же оно останется, когда тебя позабудут, а, Дилси?» сказала Кэдди.
«Оно, голубка, в Книге останется»[6], сказала Дилси. «Там записано».
«А ты же не умеешь читать», сказала Кэдди.
«Мне читать не надо будет», сказала Дилси. "За меня прочтут. Мне — только отозваться: «Здесь я».
Из-за плеча к дверце опять длинная железка, и огонь ушел. Я заплакал.
Дилси с Ластером дерутся.
— Ну нет, попался! — говорит Дилси. — Ну уж нет, я видела! — Вытащила Ластера из угла, трясет его. — Так вот оно какое — твое ни с чего! Погоди, приедет твой отец. Была б я помоложе, я б тебе уши с корнем оторвала. Вот запру в погреб на весь
