Полубоги - Джеймс Стивенс
Мэри распространила обожанье свое, каким одаряла ослика, на Финана, и в странствиях их по дорогам эти трое всегда держались вместе: архангел шагал по одну сторону от ослика, а Мэри — по другую, и (можно было б сказать) эти трое общались друг с другом, не переставая ни на миг.
Ослик, отметим, не разговаривал, однако с таким очевидным вниманием слушал, что никто б и не посмел сказать, что зверь не участвует в беседе: правое ухо живо внимало Мэри, а левое вытягивалось во фрунт, когда вступал со своим словом Финан, а когда случалось такое, что Мэри с Финаном затихали на мгновение, оба уха клонились вперед, к носу ослика, и он тоже затихал. Чья-нибудь рука то справа, то слева беспрерывно нежно гладила его по морде, и по временам совершенно неожиданно он любовно ржал на своих спутников голосом, какой истязал бы слух чей угодно, кроме истинно дружеского.
Патси Мак Канн и серафим Келтия привыкли идти следом за повозкой и тоже протяженно беседовали друг с другом.
Поначалу говорил в основном Патси, ибо в изобилии имел чем поделиться, а серафим слушал с внимательным смирением, однако вскоре Келтия, накопив знание, с великой живостью взялся дискутировать и спорить. Говорили они о многом, однако возьмись кто их послушать внимательно и записать все это, обнаружил бы, что чаще прочего беседуют они о крепких напитках. Мак Канн пространно повествовал о диковинных водах, какие, по слухам, сбраживают в заморских землях, могучих брагах, какие описывали ему пылкие моряки с просмоленными пальцами, а вот Келтия покамест рассуждал лишь о портере и виски и в разговоре этим вполне довольствовался.
Херувим Арт обыкновенно прогуливался в одиночку, позади всех, но иногда уходил вперед и слушал разговоры с ослом; бывало и так, что присоединялся к тем двоим, что шли позади, и вынуждал их осмыслять то, что не интересовало их, а еще, бывало, забредал в поля по ту или по другую сторону от дороги — или же влезал на дерево, или шагал один, горланя громкую песню, какую выучил на ярмарке, куда заглядывали они давеча, или молча гарцевал вдоль проселка, будто тело его переполнялось прыжками и не ведал он, что с ними поделать, — или одиноко плелся, скучая так глубоко, что, казалось, того и гляди свалится замертво.
Вот так житье их вошло в некую колею.
Когда вставали на ночлег, Келтия и Арт всегда усаживались рядом с жаровней, Патси Мак Канн — промежду ними; по другую сторону от жаровни устраивались архангел и Мэри; Финан, когда завершалась трапеза и все принимались болтать, всегда сидел рядышком с дочерью Мак Канна, брал длинную косу ее к себе на колени и подолгу мог расплетать и заплетать конец этого чудного вервия.
Мэри это нравилось, а остальные не возражали.
Книга II. Айлин Ни Кули
Глава XIII
Рано поутру достославно сияло солнце и плескал по дороге ветер, придавая всему вокруг беспечности; деревья буйствовали листвой, и всякая ветка пританцовывала с соседней, однако на небе облака мчали так споро, что догоняли друг дружку то и дело и так перемешивались, что сами же не умели выпутаться, а от их чрезмерного веселья расползлось темное ненастье и солнце сделалось угрюмым.
Мак Канн сощурил глаза, подобно птице, и потер подбородок.
— Скоро будет дождь, — сказал он, — и земля его хочет.
— Дождь будет сильный, — добавила его дочь.
— Именно так, — отозвался он, — наддадим-ка шагу, чтоб прежде дождя оказаться где-нибудь, бо отродясь не любил я мокнуть под дождем — да и никто не любит, кроме людей из графства Корк, а они уж такие к нему привычные, что и не различают, идет дождь али нет его.
И поторопили они ослика, чтоб шагал быстрее, и тот послушался.
Спешили они по дороге и увидели впереди двоих, что шли рядышком, а чуть погодя тех двоих нагнали.
— Знакома мне спина этого человека, — промолвил Патси, — но не могу сказать, откуда знаю ее. Впрочем, на лица у меня память крепкая, и через минуту я вам об этом человеке доложу все.
— А женщина, которая с ним, знакома ль тебе? — спросил Келтия.
— Женщину по спине не распознаешь, — ответил Патси, — никто не распознает ее, бо спины у женщин все одинаковые, когда шалью покрытые.
Мэри повернулась к ним.
— У женщин спина спине рознь, — произнесла она, — хоть в шали, хоть без, и по тому, как эта женщина шаль свою носит, я сходу скажу, что это Айлин Ни Кули[14] и никто иной.
— Раз так, — поспешно откликнулся отец, — пойдем-ка степеннее и догонять ее не станем. Мэри, а гра[15], шепни ослу на ухо, чтоб не торопился, бо нынче он горазд на потеху.
— Так и сделаю, — сказала Мэри и шепнула ослику на ухо «тпру» — и замер он на четверти шага.
— Не люба тебе та женщина? — вопрошал Келтия.
— Женщина она скверная, — ответил Патси.
— Из какой же породы скверных она?
— Той породы, какие греховодничают со всяким мужчиной, — резко ответил Патси.
Келтия на миг задумался, осмысляя это обвинение.
— Греховодничала ли она с тобою самим? — уточнил он.
— Не греховодничала, — отозвался Патси, — и потому не люба она мне.
Келтия осмыслил и это высказывание — и нашел его разумным.
— Думаю, — сказал он, — причина, почему не люба тебе эта женщина, — в том, что люба она тебе непомерно.
— Так и есть, — сказал Патси, — но нечего ей путаться со всяким мужчиной, а со мною не путаться.
На миг он умолк.
— Скажу тебе так, — воинственно продолжил он, — любился я с этой женщиной от рассвета до сумерек, а потом она ушла с человеком, что явился по узкой дорожке.
— В том было право ее, — со всем миролюбием произнес Келтия.
— Может, и так, но глазом не моргнув убил бы я обоих в ту ночь в темном месте.
— Отчего ж не убил?
— Она ослабила меня. Колени у меня подломились, когда она уходила, и на устах у меня даже проклятья не нашлось.
И вновь умолк он — и вновь заговорил гневно:
— Не желаю видеть ее вовсе, бо мает она меня, а потому пусть парочка эта шагает себе по дороге, пока не свалится в канаву терновую, в какой сгинуть им в самый раз.
— Думаю, — сказал Келтия, — что причина, почему не желаешь видеть ее, — в том, что желаешь видеть ее непомерно.
— Так и есть, — пробурчал Мак Канн, — верно и
