Мигель Астуриас - Глаза погребённых
Все меньшее расстояние отделяет его от пламенеющего облака, далеко позади осталась колымага, в которой кроме морщинистого кучера-испанца, клявшего все и вся, ехали Кохубули, замаскированные под Кэйджебулей, индейцы, переодетые игроками в гольф, и сам президент «Платанеры», который, рукой в зеленой перчатке придерживая банановую гроздь, лишенную плодов, подгонял ею пугливо озиравшегося мерина.
Настигала… Карета его настигала… Расстояние, разделявшее их, сокращалось на глазах… Настигала… Настигала… Нажимая на педали, он оставлял позади того, кто хрипел… и тот, кому угрожала опасность… хрипя, отставал от нажимавшего на педали…
И тот, кому больше всего угрожала опасность, наконец проснулся. Подсознательно — где-то на рубеже сна и бодрствования — он успел различить очертания кареты. Среди ее седоков выделялось лицо безбородого, чем-то похожего на китайца… человека средних лет, который кричал: «Вперед, люди!.. Люди, вперед!..» Он приоткрыл глаза в тот миг, когда оторвался было от погони, но тут же снова зажмурил их и, погрузившись в сон, обнаружил, что ноги его по-прежнему на педалях и по-прежнему его преследует колымага. Смахнуть с ресниц влагу — слезинки и ночную росу — и бежать, бежать, нажимая на все педали, на все педали, на все педали!.. Чтобы не наехал на него этот бесшумный, угольно-черный бесколесый призрак… бесколесый?.. Даже колеса растерял где-то… где-то… Где-то теперь дон Сиксто?.. Сбежал?.. Укрылся в одном из городов, воздвигнутых на каретных рессорах, там, где во время землетрясения здания не падают, а покачиваются, как кареты, катящиеся по мостовой. А может быть, он там, где оставил свою повозку, и теперь рассказывает вдове Маркоса Консунсино о том, что случилось, не потратив ни одного песо на кофе и коньяк и поглаживая свои морщины, как будто это были струны, а он, перебирая их и шепелявя, складывал какую-то мелодию…
Кто-то открыл и снова захлопнул дверь, на которой не было ни крюка, ни щеколды. Дверь стукнула. Вернее, едва не стукнула. Придержав дверь, чтобы не стукнула, кто-то вошел. Вошедший ничего не видел, вступив в темноту сразу после ослепляющего солнечного света. Вытянув перед собой руки, чтобы не наткнуться на что-нибудь, и осторожно ступая, он направился туда, откуда доносилось прерывистое дыхание дона Непо. Вскоре глаза его привыкли к темноте, и он разглядел в полумраке распростертого на койке человека, погруженного в глубокий сон. Человек лежал в одежде. Ясно, как только пришел, сразу улегся, даже башмаков не снял. Человек еще не стар. Но и не молод. Лицо цвета желтоватой глины, пышные брови, ресницы, усы и седеющая шевелюра. Небольшие, но мускулистые руки — как видно, немало потрудились на своем веку. Подушка и покрывало на полу. Наброситься на него? Рискованно — закричит. Оглушить его ударом?.. Такая мысль мелькнула у вошедшего, но он уже тряс дона Непо за плечо, пытаясь разбудить его. Не разбудил. Спящий только перевернулся на другой бок. Вошедший снова стал трясти его. Бесполезно. Дон Непо защищал свой сон, яростно отмахиваясь. Незнакомец встряхнул его сильнее…
— Что?.. Кто это?.. — забормотал дон Непо. — Кто?.. — Кто вторгся в царство сна, куда никто не имел права проникнуть, кроме него самого?.. Прочь!.. Прочь, непрошеный!.. Вторгся!.. Где же он его видел?.. Прочь!.. Прочь!.. Прочь из сна!.. Отодвинувшись на самый край койки, он изо всех сил старался оттолкнуть от себя призрак. Но тот не исчезал, наоборот, приближался, наступал на него, становился осязаемым… Нет, не может быть!.. А что, если этот наглец, появившийся из глубин его сна, — дон Сиксто?.. Нет, нет, нет… Но он уже здесь. Он пришел, чтобы вонзить в него нож, застрелить его из револьвера или задушить простыней — словом, убить. Но тогда зачем ему понадобилось будить дона Непо?.. И дон Непо опять сжал веки, прикинулся спящим… Пока он не откроет глаза, никто не убьет его — тот, кто убивает спящего, не сможет покинуть место преступления… Так убивают только клятвопреступники. Ага, потому-то незнакомец и будил его, говорил ему что-то прерывающимся от волнения голосом, говорил с таким таинственным видом и так тихо, что дон Непо никак не мог разобрать, о чем же тот просит… Ах да, видимо, хочет, чтобы он проснулся… открыл глаза…
Спрыгнуть с постели, охотничье ружье Дамиансито и мачете — в углу, за баулом. Но разве найдешь их с закрытыми глазами? Начнешь искать — получишь пулю в спину. Дона Непо сковал леденящий ужас. А неизвестный все энергичнее тряс его, очевидно, считая, что лежащий на койке впал в летаргию…
А если это только кошмар, успокаивал себя дон Непо, что, если этот таинственный незнакомец просто приснился ему?.. Да, но как в этом убедиться, не открывая глаз — ведь открыть их он не может, — а вдруг это не сон и пришелец действительно решил убить его?.. Меж полузакрытых век проглядывали щелочки глаз — такие узкие, что убийца не смог бы их заметить, — через фильтр ресниц дон Непо старался разглядеть незнакомца. А не видел ли он уже где-то это лицо… быть может, видел в «Гранаде», или на Рыночной площади, или на мессе в соборе святого Франциска?.. А может быть… на параде? Он попытался сосредоточиться. Да, да, совсем недавно он видел его на каком-то параде… Однако он уже давно не бывал на парадах…
— Пожалуйста!.. Пожалуйста!.. — донеслось до него.
Этот пришелец, должно быть, просто пьянчужка, которому страсть как захотелось опохмелиться; он увидел, что дверь не заперта, и вошел, рассчитывая выпросить пару монеток, чтобы пропустить глоток-другой. Подумав об этом, дон Непо открыл глаза, но тотчас снова зажмурился. И еще крепче, чем прежде, сжал веки. Лучше притвориться спящим… А что, если этот человек все-таки пришел убить его?.. А может, никто и не приходил и это просто тот человек, которого он видел в карете?.. В карете?.. Не может быть… Не может этого быть! Он спит наяву?.. А другой?.. Кто другой?.. Тот, что пришел убить его… А если никто не приходил убивать его?..
Охваченный ужасом, дон Непо метался между явью и сном. Открывал глаза — и кошмар боролся с действительностью. Еще шире раскрывал глаза дон Непо, таращил их, как безумный.
— Что с вами, дружище? — спросил чей-то резкий голос.
«Кто же это? Тот, кто пришел меня убить?» — дрожа от страха, подумал дон Непо. Или никто не приходил убивать его?.. Быть может, это тот, из кареты, тот, который просил убежища?
— Кроме этой комнаты… — вдруг услышал свой голос дон Непо (оказывается, он был даже в состоянии говорить, но как ужасен этот кошмар, никак от него не избавишься), — …есть еще навес.
— Вероятно, меня разыскивают… Не знаю… — проговорил незнакомец; на его лице под бледной, несмотря на загар, кожей проступали скулы, редкие волосы словно приклеены к черепу, тонкие губы вытянуты вперед, уши казались какими-то чужими. Голос пришельца окончательно вернул дона Непо к действительности.
Но где другой?.. Какой другой?.. Тот, что приходил убить его… А если никто не приходил убивать его и здесь только человек, который просит убежища, потому что его преследуют, и он и есть тот самый, который ехал в карете и кричал: «Вперед, люди!.. Люди, вперед!..»
— Я прыгнул на ходу с поезда (с кареты, подумал дон Непо) и бежал, бежал, пока не увидел эту дверь…
— А я из-за землетрясений никогда не закрываю дверь на щеколду… — Насколько богат оттенками реальный, звучащий человеческий голос! Дону Непо даже захотелось повторить свои слова.
— Мне помогла ваша предосторожность…
— Вас везли под арестом?
— Выслеживали…
— За вами гнались?
— Нет… но на всякий случай… бросился к вам, сюда… Простите, вы так крепко спали… мне стоило больших усилий вас разбудить.
— Да, у меня на редкость тяжелая работенка, — вздохнул дон Непо, — и потому сплю днем. Ведь это ужасно — даже совесть грызет, — валяться на койке, когда все работают. Я уже забыл, как спать раздевшись: чувствуешь себя точно больной в госпитале. А если кто увидит, как я сплю одетым, может подумать — и вы тоже, должно быть, подумали обо мне: вот нагрузился до чертиков… Бросил якорь, сказали бы вы. А у меня, признаться, кишки прополоскать нечем, хотя под кроватью много бутылок. Я-то вначале подумал, что вы зашли перехватить у меня глоточек.
— Было бы неплохо…
— И у меня была такая мысль. Очень хотелось пропустить, до смерти хотелось, а дома как на грех нет ни капли. Так откуда вы, говорите, прибыли, дружище?
— С побережья…
— Храбрец, на ходу прыгнуть с поезда…
— А тут, на повороте, он снижает скорость…
— Здесь нет, вы хотите сказать — на Коровьем мосту…
— Как раз оттуда я и иду — по улицам, через пустыри…
— Тогда ваш след уже потеряли…
— Надеюсь…
— Значит, с самого побережья…
— Оттуда…
— Ну, как там? Как дела?
— Здорово. Но все еще может случиться. Рабочие очень недовольны. Надо ждать худшего…
