Ромен Гари - Прощай, Гари Купер!
— Ну, тогда ладно, — согласился Буг, которому очень нравились водители грузовиков.
— Нам нужен новый конец света, это первое, что необходимо сделать. Кто «за», поднимите руку.
Никто не поднял, кроме самого Капоне. Они все думали о своих лыжах, боялись отпустить.
— Что ж, раз так, тогда я ухожу, — обиделся Аль Капоне. — Если вы не за конец света, вы все — реакционеры.
— Погоди, — удержал его Буг. — Может быть, еще договоримся.
— Буг, — сказал Ленни, — не мог бы ты одолжить мне пятьдесят франков, раз уж ты уезжаешь? Мне придется спускаться в Женеву.
— С ума сошел? В это болото! Там же нечем дышать. Ноль метров над уровнем дерьма.
— Надо же что-то есть. Лето ведь. А так как ты точно загремишь месяца на три в больницу со своей психологией, после встречи с отцом, нам все равно придется что-нибудь подыскивать.
— Да что ты в Женеве-то забыл, дурачина? Водные лыжи?
— О нет, только не это. Но мне сказали, что там для меня есть кое-что подходящее.
— Что именно?
— Откуда я знаю? Был там один парень, Ангелом звать. Он оставил для меня сообщение у «Мюллера».
— Что это еще за Ангел? С такой кликухой только банки грабить.
— Именно. А ты чего хотел?
— Он ничего тебе не объяснил?
— Ничего. Сказал только, что это как раз для меня.
— А! Так ты у нас что-то умеешь, оказывается? Ну-ка, ну-ка, расскажи. Позабавь меня.
— Оставь меня в покое, Буг. Ты нас спасаешь, так что у тебя нет права измываться над нами. Или это уже авторитарный режим.
— Ладно. Но что ты умеешь делать, Ленни?
— На необитаемом острове и я произведу сенсацию, Буг. Найди мне какой-нибудь, сам увидишь.
Буг строго смотрел на Ленни, посасывая свою трубку:
— Хорошо. Получишь свои пятьдесят франков. Но сначала ты дашь мне ответ на одну из больших философских загадок.
— Вот дерьмо.
— Нет, не это. Это был ответ Эдипа Сфинксу. «Рождение трагедии…», Ницше.
— Это еще кто такой?
— Слушай мой вопрос, Ленни. Кто, скажи, стянул из формочки пирог? Who took the cookie from the cookie jar?
— Слушай, тебе, пожалуй, опять стоит наведаться в тот сортир в Цюрихе, Буг. Явно невмоготу.
— Вспомни, Ленни, как вы играли в детстве. Все берутся за руки, водят хоровод и спрашивают. Кто, скажи, стянул из формочки пирог, Ленни? Who took the cookie from the cookie jar? Not I took the cookie from the cookie jar. Then who took the cookie from the cookie jar? He took the cookie from the cookie jar. Not I took the cookie from the cookie jar. Then who took the cookie from the cookie jar?[15]
— Да мне плевать, Буг. Честное слово. Мне совершенно плевать. Если хочешь знать, я думаю, что его вообще там не было, пирога твоего. Они забыли его туда положить, в эту их вонючую американскую формочку.
— Who took the cookie from the cookie jar, Ленни? Кажется, это был самый вкусный пирог в мире.
— Еще бы. Самые вкусные пироги, Буг, это те, которых не существует. Бог. Коммунизм. Братство. Человек с большой буквы «Ч», вот такенной!
— Кто стянул замечательнейшую Американскую Мечту, Ленни? Who took the cookie from the cookie jar?
— Да подавись ты своими бабками. Но Буг все-таки дал ему денег, и Ленни спустился в Женеву.
Глава II
Селезня звали Лорд Байрон, потому что он тоже хромал. У него было замечательное оперение с оранжевым отливом, и каждый раз, когда она брала его на руки, он крякал по-французски: «Quoi? Quoi?»,[16] затем прятал голову под крыло и засыпал, и ей приходилось целыми часами стоять там и держать его. У нее были прекрасные отношения со всеми хромыми утками, это было ее призвание в жизни. Еще там были чайки, на том озере, и лебеди, белизной своих перьев напоминавшие взбитые сливки, и другие, черные, птицы, чем-то смахивавшие на пролетариат; она часто приходила кормить их; и потом, в Женеве, это был ее самый любимый уголок. Она также работала два дня в неделю в Обществе защиты животных. Невозможно решить все мировые проблемы разом; всегда с чего-то нужно начинать. Через час она должна была быть в клинике, чтобы забрать своего отца, а у нее еще не было денег на оплату больничного счета; ко всему прочему, бензин в баке ее «триумфа» был на нуле. Кто бы поверил, что дочь консула США в Женеве сегодня не обедала, потому что у нее не было денег! Впрочем, именно это и требовалось: никто не должен был ничего заподозрить. Для этого Штаты и платят своим консулам: чтобы поддержать престиж. Ее отец так усердно работал на престиж своей страны, что дослужился до алкоголика, не помогла и дипломатическая неприкосновенность. Все-таки странная это вещь, дипломатическая неприкосновенность. Она так хорошо скрывает вас от всего окружающего, что в конце концов разрушает вас изнутри. Стеклянный колпак, который оберегает, в конце концов ломает вас. Идеалистам не следовало бы давать право представлять свою страну за границей: они могут принимать лишь весьма ограниченные дозы реальности, и то запивая их джином. Карьера ее отца, в прошлом — многообещающая, теперь, в течение этих последних лет, медленно, но верно катилась под гору, стаскивая его с одного незначительного поста на другой. Он был одним из тех редких дипломатов, которые неспособны слушать ружейные залпы на расстрелах, а потом, переодевшись в смокинг, присутствовать на официальном приеме вместе с палачами. Это роковое слабое место американского представителя было занесено в регистрационные записи Управления личного состава Госдепартамента как «слабохарактерность, неуравновешенность». Он был еще довольно красив в свои пятьдесят три: люди живут сегодня до глубокой старости, благодаря антибиотикам. Глаза темные, что очень подходило ему с его чувством юмора, потому что так озорной бесенок в его зрачках заметнее, нежели на голубом фоне. Он был очень элегантен, необыкновенно проницателен, но слаб. Какой смысл это отрицать? Она и любила его так именно потому, что он был слабым. Хватит того, что сильные люди построили этот мир.
Она спустила увечного селезня на воду, поднялась по ступенькам и села за руль. «Триумф» соизволил завестись и тронуться с места, но на одной доброй воле далеко не уедешь. Хорошо бы еще и бензин. Она включила «Мессию» Генделя, в смутной надежде заставить «триумф» забыть о его насущной проблеме. Она знала, что если машина заглохнет в центре города, она не выдержит и расплачется. Всему есть предел, даже решимости смотреть в лицо неприятностям. Ничего, они, неприятности, найдут, с кем в гляделки поиграть. Кое-как ока добралась до кафе. Она всегда подозревала, что «триумф» пойдет на все что угодно, лишь бы послушать немного хорошей музыки, это у них семейное. Искусство. Концерты. Музы. Культура: говорите, что хотите, но во всем этом было достаточно живительной силы, чтобы заставить человечество забыть о проблемах с горючим. В тот момент, когда она выходила из машины, какой-то парень, которого она никогда раньше не видела, высокий, очень загорелый, с золотистыми непослушными вихрами («полными солнца», как сказали бы в журнале «Elle») и с лыжами на плече, улыбнулся ей. Она никогда не видела зебру, но эту улыбку узнала бы с закрытыми глазами. Здесь и ирония, потому что эти парни суровы, и робость, потому что они немного трусят, и мужественность, потому что им необходимо подбодрить себя. И потом, стоило только взглянуть на ноги, на бедра, и сразу станет ясно: американец. Американцы, в том, что касается ляжек, вне конкуренции. Какое удовольствие смотреть, как они ходят. Она невозмутимо стала разглядывать его ноги, чтобы вогнать его в краску.
— Что это значит, «КК»? Номерной знак на вашей машине?
— Консульский корпус. У вас красивые ноги.
— И что это означает?
— Это означает, что у меня дипломатическая неприкосновенность. О'кей? Он рассмеялся, но она уже скрылась за дверью кафе. Дипломатическая неприкосновенность, как же. Одета-то она, конечно, ничего себе. А вот насчет неприкосновенности это мы еще посмотрим. Ленни почувствовал себя немного лучше. С красивой девчонкой всегда легче. Дурнушки вечно заставляют себя упрашивать, чтобы показать, что поклонники за ними толпами ходят.
Он заметил, как Ангел вышел из большого «форда», припаркованного у противоположного тротуара, и направился к нему, закуривая на ходу сигарету. Золотая зажигалка, не фунт изюма. Знак конфессиональной принадлежности. Лицо с оливковой желтизной, неудачник. Вязаная шапочка, непонятно из чего, черные кожаные ботинки, черная чесуча, черные очки. Богатая фантазия, ничего не скажешь.
— Что? Пролетел? Она на тебя даже не взглянула.
— Инстинкт самосохранения, Анжи. Парень сунул в карман золотую зажигалку и сразу потерял процентов девяносто своей значимости. Весь в черном, даже галстук. Как будто к себе на похороны собрался. Когда два дня назад Ленни обнаружил появление на горизонте этого желтоватого лица, он сразу же подтянулся. Ему нравились люди, которых он на дух не переносил. Это не давало ему раскиснуть. Мало иметь собственное мнение, нужно еще видеть, как оно подтверждается. Ленни воротило ото всех, кого он находил симпатичными. Из-за них начинаешь сомневаться в собственных убеждениях. Они трогают вас за живое. А это пагубно для стоицизма. Они так и норовят взорвать созданный вами мир. Революционеры. Буг говорил, что нужно иметь какие-то верные ориентиры в жизни, что-то, на что всегда можно положиться, И этот парень, Ангел, представлял собой одну из таких точек опоры.
