Иван Панаев - Прекрасный человек
И Владимир Матвеич тщательно хлопотал об умножении своих доходов; он выручил капитал своей тетушки по ее поручению от того лица, у которого он находился, и отдал этот капитал ростовщику с малиновыми щеками и с масляными глазами на 18 процентов, из которых отдавал тетушке 10, а себе удерживал 8. Он сошелся с этим ростовщиком как нельзя короче и просил его, стороной и подробнее, разведать о приданом Любови Васильевны.
Между тем постоянно в продолжение восьми месяцев, считая со дня представления
"Давида Теньера", раз в неделю он посещал дом Рожковых - и сделался почти необходимым лицом в этом доме. Почетному гражданину он рассказывал о своей службе, о директорах, министрах, статс-секретарях… Почетный гражданин слушал его почти не переводя дух и не мог наслушаться. Супруге почетного гражданина он привозил поваренные книги, потому что она была большая охотница до кухни; Любови
Васильевне - романы, французские и русские; читал с нею различные стишки, большею частию любовные, и говорил, что "на земле высочайшее блаженство - взаимная любовь".
Он угождал также и тетушкам и бабушкам Любови Васильевны; все семейство почетного гражданина было от него в восторге; но для Любови Васильевны он сделался "кумиром"; она чувствовала к нему влечение самое пылкое, самое нежное.
Над Зет-Зетом же, который почти совсем перестал ходить к ним, она смеялась самым колким образом и иначе не называла его, как "освистанным сочинителем".
Семейство почетного гражданина познакомилось с семейством статского советника вскоре после этого знаменитого представления "Теньера", которое имело такое важное влияние на жизнь нашего героя, - и Любовь Васильевна украсила собой бал, данный Настасьей Львовной в честь сына. На этом бале дочь почетного гражданина была осыпана жемчугами и бриллиантами с ног до головы, и статская советница была в таком от нее восторге, что беспрестанно повторяла почти со слезами на глазах:
"Какая душка! Вот, можно сказать, девица комильфо… Как мило танцует - и какое обращение! она, я думаю, нигде не ударит себя лицом в грязь!" С этого вечера
Настасья Львовна начала ухаживать за нею как за будущей своей невесткой - и заняла у почетной гражданки пятьсот рублей ассигнациями. Анна Львовна употребляла также все средства, чтоб понравиться Любови Васильевне: сшила ей собственноручно две манишки и подарила их в день рождения, называла ее "мои ами", "мои анж", восхищалась с ней вместе романами и целовала ее. Такие ласкательства не могли не обаять юной души дочери почетного гражданина, и она вскоре сделала Анну Львовну поверенною своих сокровенных мыслей.
В продолжение этого времени Владимир Матвеич познакомился со многими чиновными людьми, которые ему были нужны, выучился играть в вист и упрочил деловую славу свою в департаменте, исправляя за болезнию столоначальника его должность. Когда
Матвей Егорыч, по своему отделению, явился в последнее время с докладом к директору, его превосходительство, подписывая бумаги, говорил ему с расстановкою:
- Ну, ваш сын, признаюсь, - делец… и какой умный, здравомыслящий малый… я с ним много говорил… и в вистик начинает поигрывать… и уж лучше вас играет,
Матвей Егорыч… козырей не забывает… прекрасный человек! я себе сына лучше не желаю иметь…
- Слава богу, ваше превосходительство; кроме утешения, от него ничего не видал.
- Если он будет продолжать так, то пойдет далеко… А как ваше здоровье, Матвей
Егорыч?
- Плохо, ваше превосходительство… хилеть начинаю. Ну, да что делать! надо лета взять в расчет.
- Не хорошо… не хорошо…
Почти в ту самую минуту, как директор имел этот интересный разговор с Матвеем
Егорычем, сын его, в пустой комнате, перед департаментским архивом, вел разговор не менее интересный с ростовщиком. Главным предметом этого разговора была Любовь
Васильевна, или, лучше сказать, ее приданое. По сведениям, которые собрал ростовщик, оказалось, что почетный гражданин Рожков вел превосходно все свои торговые дела и имел значительный капитал; у одной же известной петербургской свахи ростовщик достал полную опись приданого Любови Васильевны, а из этой описи явствовало, что Рожков обязуется дать за дочерью единовременно, при выдаче ее мужу, кроме всяких вещей, 60000 и выдавать зятю ежегодно по 20000 вперед за год, или по третям, или помесячно.
- Дело ваше, кажется, ладно, - заметил ростовщик.
- Благодарю вас, - сказал Владимир Матвеич, пожав ростовщику руку.
- За хлопоты-то вы бы мне прислали хоть дюжину шампанского, а? Да, кстати,
Владимир Матвеич, я с вас вычту двести пятьдесят рублей - сваха не хотела с меня меньше взять за опись…
Владимир Матвеич немного поморщился, однако сказал: "Хорошо".
- Послушайте-ка, - продолжал ростовщик, - я давно хотел поговорить с вами, - ведь вы этого не знаете: ваша матушка надавала векселей, заложила все свои вещи.
- и батюшка ваш тоже ничего не знает; все это она делала потихоньку, верно на счет будущей невестушки.
И ростовщик дружески потрепал Владимира Матвеича по плечу.
Владимир Матвеич закусил нижнюю губу и казался удивленным.
- Через одну женщину она занимала у меня несколько раз, - продолжал ростовщик,
- вот и заемные письма. - Ростовщик вынул их из портфеля и показал Владимиру
Матвеичу.
Владимир Матвеич и не взглянул на них.
- Любезнейший мой, - сказал он ростовщику, - мне очень жаль, что она так нерасчетливо ведет свои дела, но они до меня не касаются, и я не отвечаю по законам за ее обязательства…
- Гм! - перебил ростовщик, - знаю, знаю, Владимир Матвеич, вы не бросите и копейки туда, куда не следует…
Ростовщик засмеялся.
Через несколько дней после этого Владимир Матвеич объявил отцу и матери о своем намерении жениться на девице Рожковой и спросил у них благословения.
- Благословение наше всегда над тобою, дружок, - сказала статская советница, поднося платок к глазам. - Ты так умен и благоразумен, что никогда ложного шага в жизни не сделаешь. Твой выбор самый благородный во всех отношениях: она предостойная, премилая девушка.
Матвей Егорыч перекрестил сына, поцеловал его и заплакал.
- Бог да благословит тебя! - сказал он.
- Но… друг мой, - продолжала Настасья Львовна изменяющимся голосом… - Ты знаешь, как я тебя люблю, ты знаешь, что ты для меня дороже всего на свете… -
Она начала всхлипывать… - Неужели мы с тобой должны будем расстаться? Эта мысль сведет меня в могилу.
- Как расстаться, маменька? Я не понимаю вас.
- Мне и жизнь без тебя не в жизнь. Ах, боже мой, и подумать страшно… Неужели мы будем жить розно?
- Да как же нам жить вместе? Это невозможно. Дом казенный, квартира небольшая.
Мы будем всякий день видеться, маменька, - и он поцеловал ручку Настасьи
Львовны.
- Так ты не хочешь жить с нами? - воскликнула Настасья Львовна в сильном нервическом расстройстве. - Это убьет меня! я заранее знаю, что убьет… Ой… ой… - И она упала без чувств в судорогах на диван, на котором сидела.
Матвей Егорыч побледнел.
- Побеги за уксусом, - сказал он сыну.
- Маша, Маша!.. Сюда, скорей…
Маша прибежала и испуганная бросилась к матери. Анна Львовна также явилась; она осторожно оттолкнула Машу и сказала ей тихонько: "вы не умеете обращаться с больными", и начала примачивать виски сестры своей уксусом.
Матвей Егорыч взял за руку сына.
- Ничего, Володя, ничего; это пройдет, не беспокойся. Что делать! Она тебя очень любит, и мысль, что должна расстаться с тобой, показалась ей с первого раза страшною… Натурально, материнские чувства… и ведь женщины дуры: ничего не хотят взять в расчет… требуют невозможного… Что, Анна Львовна? все так же… Трите виски-то ей сильнее.
Предложение Владимира Матвеича принято было в доме почетного гражданина с всеобщею радостию, и свадьба назначена через два месяца. Недели три Настасья
Львовна металась в нервических припадках и несколько раз падала в обморок; на четвертой неделе она, однако, почувствовала облегчение, занялась приготовлениями для себя различных нарядов к свадьбе и приказала сшить новое бальное платье для дочери.
За две недели до свадьбы Владимира Матвеича директор департамента, в котором служили отец и сын, получил другое назначение - и доставил Владимиру Матвеичу место столоначальника в подведомственном ему департаменте.
Свадьба нашего героя совершалась очень парадно и сопровождалась обедами и балами, на которых отличались Настасья Львовна и Анна Львовна, всякий раз появлявшиеся в новых платьях. На бале Анна Львовна по-прежнему занималась измайловским офицером, пропитанным табаком, и по-прежнему надеялась пленить его сердце. Скоро, по просьбе Любови Васильевны, она переехала жить к ней; но цель ее наряжаться на счет своей новой племянницы не осуществилась, потому что
Владимир Матвеич вел аккуратно счет не только своим деньгам, но даже и тем, которые он давал жене своей.