Георгий Полонский - Ключ без права передачи
Назаров распахнул дверь - за ней молча, угрюмо стояли Юля, Майданов, Смородин, Адамян, Колчин…
37
Марина подоткнула одеяльце, поцеловала Антона:
- Больше ты меня не зовешь, договорились? Спишь, да?
- Сплю!
Но стоило ей выйти в другую комнату, как он позвал ее.
- Ну что опять?
- Мама, спокойной тебе ночи, доброго тебе стирания и доброго мытья посуды!
- Спасибо! - засмеялась она. - Только мы уже распрощались, больше ничего не придумывай…
У нее действительно было запланировано "доброе стирание": накопилось порядочно. Она замочила в ванной белье. Сквозь шум воды не сразу услышала, как звонят в дверь. Открыла и не смогла спрятать удивление: у порога стоял Назаров.
- Разрешите?
- Прошу…
- Что, очень странный поступок?
- Почему же? Вероятно, приехали вправлять мои вывихи…
- Так ведь это, наверное, бесполезно? - усмехнулся он. - Можно пройти?
- Да-да. А где же ваше пальто?
- А у меня печка в машине. - Он прошел за Мариной в комнату, держа за ремешок магнитофон в руках, сведенных за спиной. Стал разглядыывать эстамп, изображающий Чарли Чаплина, большой фотопортрет Улановой - Джульетты, статуэтку молодого Маяковского и во множестве - Антошкины снимки…
- Похож на вас парень…
- Да, я знаю.
- А это - мама ваша? - С одной фотографии на гостя смотрело патрицианское лицо седой красавицы.
- Это Анна Ахматова… Чаю хотите?
- Спасибо, нет. Я этим банкетом сыт.
Чутка настороженность была в Марине и передавалась Назарову. Или - наоборот?
- Знакомая вам вещь? - спросил он вдруг и водрузил на стол магнитофон.
- Это чей же? Не Юли Баюшкиной?
- Именно. Вы помните свои разговоры с ребятами в это воскресенье? Их вопросы, ваши ответы? Они ведь мастера у вас вопросы-то задавать?
- Да…
- И вы всегда отвечаете честно?
- Стараюсь. А что, теперь есть другая установка на этот счет?
- Нет… - улыбнулся он. - Нету другой установки. Знаете что? Начнем с начала. - Он отодвинул от себя магнитофон и накрыл его "Комсомольской правдой". - Договоримся так: я пока не добрый, не злой, не прогрессивный, не реакционный. Я - только человек, желающий разобраться. И допустим даже, - добавил он желчно, - что от меня не надо прятаться в котельной, чтобы стихи французских поэтов читать! Вот. И вы передо мной - тоже безо всякого ярлыка.
В своей комнате Антошка влез на спинку кровати, держась за косяк, и толкнул дверь и зажмурился после тьмы от света:
- Здравствуйте. Мам, он - кто?
- Антон, какое тебе дело? - Марина, придав своим глазам максимум строгости, извинилась наспех, вышла, чтобы вернуть его в горизонтальное положение.
Назаров осматривался.
38
Эмма Павловна стояла в автобусе возле кассы и плакала. Так остра была мучительная жалость к себе, что недостало сил удержать эти слезы до дому и безразлично было, что думают о ней люди.
Один мужчина, узколицый, смуглый, в пыжиковой шапке, увидел ее в этом состоянии и стал к ней протискиваться, извиняясь перед пассажирами.
- Простите… Я… Здравствуйте, мы с вами знакомы. Припоминаете? Я могу чем-нибудь быть полезен? - заговорил этот человек.
Она посмотрела расширенными глазами и засмеялась вдруг:
- Адамян!
- Совершенно верно. Отец Жени. Мы тогда с вами поспорили немного на родительском собрании, но это чепуха, правда? Я увидел - вам плохо…
- Мне хорошо, Адамян! - крикнула она. - Мне лучше всех! - и ринулась прочь от этого утешителя, благо, как раз открылись двери. Остановка, правда, не ее, но лишь бы вырваться.
Инженера Адамяна люди разглядывали с мрачным осуждением: разбил, гад, сердце женщины, натянул "пыжик" на уши и еще плечами пожимает - я не я, и вина не моя…
39
Темнело быстро. На горке, на детской площадке, где прогуливают днем Марининого Антона, сейчас двое под медленным снегопадом - кажется, одни во всем дворе.
- Ты замерзла, - сказал Майданов.
- И стала некрасивая? - спросила Юля непослушными губами. - Или еще ничего?
- Еще ничего, - он улыбнулся.
И они опять уставились в окно на четвертом этаже. Оно светилось, и в нем то вместе, то поочередно возникали два силуэта, мужской и женский.
- Не похоже, что они скоро наговорятся… Ну-ка, погоди… - и Майданов сбежал с горки к "Москвичу", что стоял у подъезда Марины Максимовны. Потоптался возле него и вернулся назад:
- Я подумал, вдруг "шериф" дверцу не запер или окошко? Я бы ему посигналил, что пора закругляться.
- Нельзя вмешиваться, - покачала головой Юля.
- А чего они обсуждают? Нас, что ли? Ну и профессия, елки-палки… И ты ее выбрала?!
Кивнув, Юля села на заиндевелые детские качели, Майданов принялся раскачивать и спросил:
- Так теплей?
- Ага…
- Ну дождемся мы, уйдет он - и что? Ты напросишься туда ночевать? А если она не пустит?
- Она все поймет. Она пустит.
- А я ждать не заставляю, я сразу говорю: пошли ко мне.
- Опять двадцать пять. Сам иди, тебе давно пора.
- За кого ты меня принимаешь? В кухне я буду, в кухне. Раскладушка есть, а мать у меня женщина спокойная. Ни во что не лезет. Она накормит, постелит и ни одного вопроса не задаст.
- Я верю, Сашенька, верю. И завидую, что тебе так повезло.
- А сюда твои предки будут всю ночь трезвонить: "Отдайте дочку!" А у меня еще одна выгода: телефона нет.
Юля еще раз покачала головой: нет, она останется здесь. Скрипели качели…
40
Назаров рассказывал:
- Мало ли их было, таких сирот, в оккупации? И сколько погибло! А вот меня не допустили затеряться, с голоду сдохнуть. Крестьянка Надежда Назарова не допустила. Ношу ее фамилию, как видите. А у нее своих было четверо, и муж к ней пришел без рук: сапер он был…
Это все давнишнее, но для того чтобы понять, - существенное. Как только я получил здесь квартиру, решили мы с женой взять старушку к себе. Потому что родные ее дети - из них теперь только двое в живых - не имеют такой возможности. Или желания такого, я точно не знаю. У одного недельку поживет, у другого… а человеку нужна стационарная семья, правда? Овдовела она еще в 69-м… болеет, конечно, в такие годы кто не болеет? Короче, перед Новым годом я съездил в Пятихатки и забрал ее…
Вышло так, что ей надо жить в одной комнате с моей дочкой. Дочку тоже Надей звать, она в седьмом классе. Ну, стеснили эту принцессу, а как иначе? Ну действительно, мама заставила все подоконники киселями своими и холодцами… так ведь для кого она старается? Для семьи, для той же внучки!
…Позавчера, Марина Максимовна, я узнаю, что моя дочь заперла бабушку в ванной комнате. На три часа! К ней, видите ли, подружка пришла, и старуха им мешала. Чего церемониться? Заперла - и все. И не просто заперла, а забыла ее там!!! Часок с подружкой побалабонила, а потом они в кино убежали. Жена пришла с работы, только тогда и выпустила…
- Может быть, это просто шалость? Жестокая, да… но все- -таки шалость? - спросила Марина.
- Если бы так! Я ведь не сразу ее выпорол… я сперва говорил с ней, хотел понять. Оказывается, она стесняется бабушки! Краснеет, видите ли, за ее речь, за все повадки ее… Перед подругой, которая - кто? Которая дочь журналиста-международника!
Он замолчал, выжидательно глядя на Марину.
- Так вы что… совета у меня просите?
- Да! И объяснения: почему наша молодость так безжалостна бывает, так неблагодарна? Почему наша образованность так… некультурна? Если я верно понимаю это слово - "культура"…
- Вот вы о чем… - пробормотала она; ей казалось, что она видит его впервые.
- Да! Я, наверное, не смог бы написать сочинение "Почему провалился "Гамлет"? - я, может, не понял бы, что постановка плохая… Зато я помню, что там говорится про связь времен. Говорится?
- "Порвалась дней связующая нить. Как мне обрывки их соединить!" - тихо прочла Марина.
- Вот-вот. Нельзя, чтоб она порвалась, правильно? Ни на один день нельзя допустить! А вы допустили сегодня… И мне морока теперь - обрывки соединять!
Он подождал: может быть, Марина возразит, станет обороняться. Нет, она молчала. Ее шея, умевшая приобретать такое гордое выражение, сейчас была слабой, и казалось, что ворот черного свитера велик ей на несколько размеров.
Кирилл Алексеевич со вздохом вспомнил про магнитофон и стал производить с ним какие-то манипуляции, нажимая на клавиши.
- Что это вы делаете?
- Стираю! Я на вас никаких материалов не получал. И без того работы хватает… - раздраженно и не очень уверенно, словно наугад, он повернул один рычажок, другой - и поставил-таки на "стирание".
- Я помню, - сказала Марина, - это про Эмму Палну… Вы думаете, я не имела права?…
- Да-да, про нее, про меня, про мое солдафонство… Конечно, не имели. Это я даже обсуждать не хочу.
- Но когда ребята спрашивают в упор…
- Марина, - обойдясь почему-то без отчества, прервал он. - Вам повезло: вы соединили призвание и кусок хлеба. Случай ведь не ахти какой частый. А у Эммы Павловны не вышло так… Жалко, симпатичная женщина. Ребятам, может, не под силу еще понять ее беду, а вы-то должны… Заблудился человек, не туда попал. Это как если бы вас сделать дипломатом - представляете, какая угроза миру?