Василий Ершов - Летные дневники, часть 5
Экипаж летал вместе всего 15 часов, не объясняется, почему: молодой ли, или кого-то заменили. Ну, ничтоже сумняшеся врубили дублирующий 2077, и тут же – полная и мгновенная разгерметизация на 10600.
Что-то у меня вызывает сразу сомнение эта мгновенность. Это может быть только так, как у нашего Вити Г.: ошибочно вместо «Дублер АРД» он включил похожий, под таким же колпачком и рядом расположенный тумблер «АРД – сброс давления», действительно открывающий все клапаны сброса.
Эргономика кабины, мать бы ее.
При включении дублирующего 2077 обычно бьет по ушам, но терпимо, и давит на перепонки еще минут 10-15, пока высота в кабине не опустится до нормы.
Ну ладно. Пусть молодой, неопытный командир, неслетанный экипаж. Пусть уж теперь судьбой наказаны: полтора года волокитят с пенсией, ибо списаны оба пилота и штурман – из-за гипоксии мозга. Идет шепоток о симуляции, недостойный такой шепоток… но такова наша ведомственная действительность.
Мне надо делать выводы, для себя.
И первое, что надо уяснить: при отказе 2077 (а у нас как-то частичный был, обошлось) надо учитывать, что при переходе на дублер может вот такое случиться. И над горами, когда экстренно-то не шибко снизишься, надо думать и работать, спасать людей.
А наши кислородные маски таковы, что ни на голове не держатся, ни связь в них сразу вести нельзя, ни вообще быстро надеть.
Реально одно: пилотировать одной рукой, а другой держать у лица маску. Это трудно, но другого пути нет, особенно при внезапной разгерметизации, допустим, при разрушении конструкции, при взрыве.
Я бы на их месте прежде подготовился к экстренному снижению, так, на всякий случай; для них же необходимость снижения, видимо, явилась полнейшей неожиданностью.
Надо прежде всего взять всем маски, сделать несколько глубоких вдохов, продумать действия на случай разгерметизации – и все оговорить. Лучше заранее надеть и отрегулировать, а если не получается, держать в руке. И если при включении дублера самолет разгерметизируется, то маска уже на месте. Да ее схватить в любой ситуации – две секунды.
Действия таковы. Командир дает команду на снижение, правой рукой малый газ, интерцепторы 45 и плавно штурвал от себя, триммируя и контролируя при этом перегрузку. Это займет 7-10 секунд.
Думаю, при необходимости можно сделать пару вдохов, затаить дыхание и оторвать маску от лица, оставив ее в руке; этой рукой и помогать пилотировать; можно и отдавать команды, периодически поднося маску ко рту для вдоха.
Второй пилот таким же образом выпускает шасси и левой рукой тоже давит штурвал, страхуя командира, а правой держит маску и периодически может отнимать ее от лица с задержкой дыхания.
Можно вполне справиться и установить снижение 70 м/сек, можно и перебрасываться короткими фразами, а главное, более-менее регулярно дышать.
Штурману и инженеру одной руки вполне хватит на те две минуты снижения. В горах, в облаках, ночью, штурману вполне хватит одной руки, чтобы работать с локатором.
К этим действиям надо быть готовым всегда, в любую минуту.
Видимо, грузины были просто-таки врасплох застигнуты, даже по вдоху из масок не смогли сделать.
Автопилот отключать не надо: по тангажу он сам отключится, пересиливанием, а курс оставить штурману.
А они крутили штурвалы двумя руками каждый. А бортинженер себе дышал кислородом и остался на летной работе; их же списали.
Оборачивается так, что тренированные, закаленные, контролируемые медициной летчики оказались слабы здоровьем и стали падать в обморок в метро через несколько дней после одноминутной гипоксии.
Надо полагать, что уже через минуту после начала экстренного снижения они были близки к той высоте 5000 м, которую в барокамере обязаны выносить без масок в течение 18 минут. Так что… и правда, симуляция?
Я ребятам, конечно, не завидую. Чем они виноваты, что у нас самолеты такое дерьмо? Что маски взяты из ВВС и конструкция их приспособлена не к авиагарнитуре, а к шлемофону сорокалетней давности, к которому прицеплять ее надо с помощью техника еще на земле?
Как я ни пробовал надевать ее на голую голову, без гарнитуры, пока в этих лямочках-резиночках разберешься… Даже если перед полетом ее подогнать. А по РЛЭ маску положено надевать, прицепляя ее к авиагарнитуре, т е, к наушникам.
Ну а если дым в кабине, то я уже обо всем этом писал выше, в связи с Сыктывкаром, с катастрофой Ту-134.
Короче. Самолет такой, что даже действуя по инструкции, надо ожидать любого отказа, а уж что связано с СРД, то заранее, не дожидаясь большой высоты, надо обмозговать, да приготовить все маски на всякий случай, а то и надеть, и подогнать, и связь проверить. А уж потом делать, на глубоком вдохе.
Мало просто контроля экипажа. Кстати, именно то, что экипаж отметил тот факт, что они все следили за тем, какой именно тумблер включает бортинженер (второй пилот следил, хотя ему-то за спиной как раз и не видно, ну, никак) – вот этот факт меня и настораживает: скорее всего он таки включил сброс давления вместо дублера, а потом договорились, как врать. Обычное дело.
Да, ошибиться может любой, но высока цена ошибки.
Не имею морального права упрекать моих братьев по оружию в ошибке или в симуляции. Но надо как-то защитить летчика, потерявшего здоровье на работе.
И вроде наградили экипаж … грамотами и ценными там подарками… значит, не виноваты. И списали, дали инвалидность, а вот пенсию по среднему, как положено, не дают.
Ну… там – Грузия, а командир-то русский… Говорю так потому, что сам на днях на своей шкуре испытал, каково нынче в стране Советов, в национальной черной республике, да перед начальником-националом, да русскому просителю. Вот такая действительность. Или я на нее, на советскую-то на нашу, – клевещу.
А будь экипаж грузинский – ходили бы с орденами и персональной пенсией, по среднему. Как получили ордена армяне в Армении, когда на взлете сдох двигатель. Не успел еще тот двигатель остыть, как уже был приказ.
Мне не надо ни ордена, ни той персональной пенсии. Но хочу летать социально защищенным. Однако же, пока моя защищенность – в предусмотрительности.
А случай этот, о котором я узнал из газеты, у нас в приказах и информации не проходил , а значит, не изучался. Гласность.
12.05. Как всегда после тяжелой ночи: доберешься домой и не можешь сразу уснуть: привычное жжение в груди, липкий пот, покрывающий все тело… кое-как задремлешь, спасибо, что есть где и не мешают; через пару часов просыпаешься разбитым, весь в поту, хочешь и не можешь задремать снова; вылезают болячки, кашель или еще что. С трудом дотягиваешь до вечера и уж там проваливаешься в настоящий, крепкий, выстраданный сон.
Это я вернулся из ночного Благовещенска. На обратном пути, от Киренска до Богучан, экипаж потихоньку подремывал. На что уж Витя привычный, а тут на длинном, в несколько сотен верст, прямом участке, в тишине утреннего эфира, – и он клюнул носом, но лишь я взял пару градусов правее, чтобы по моим расчетам выйти точно на ось трассы, тут же очнулся и – привычка штурмана – сразу: что за курс? И уже не расслаблялся до конца.
Проверяющий Сережа Пиляев привычно подрагивал ногами, качая коленкой в стороны: не сплю, бодрствую; а голова моталась с плеча на плечо, и тонкая нитка сонной слюны текла из открытого рта на лацкан пиджака.
Счастливый бездельем, второй пилот скорчился на приставном кресле и добирал за предыдущие бессонные ночи.
Бортинженер стерег свои приборы, раскрытая книга лежала на столике, шевелился изредка, листал.
Я терпел, хоть и засасывало; прямо уговаривал себя: ну потерпи, стисни зубы, через 20 минут снижение… а голова сама застывала в первом попавшемся положении, и веки на секунду прикрывались, опуская на усталый мозг легкую вуаль первого сновидения. Вздрагивал, гнал сон, дышал кислородом из маски; откинув спинку сиденья, качал пресс, выгибал спину, отжимался на руках, крутил чугунной шеей; все это в узком пространстве между штурвальной колонкой, педалями, спинкой кресла и коленом штурмана…
В общем, перемогся. Довез полторы сотни сонных пассажиров, в утренней дымке вышел на полосу и долго, долго добирал штурвал, чтобы мягче посадить летучую машину.
Ползли по перрону к выходу в город, а навстречу шмыгали детишки с цветами, и все мимо нас, отыскивая сзади, в толпе прилетевших, родные лица.
Вот работа. Не было никаких циклонов, гроз, болтанки; ясная ночь, синел, потом алел слева горизонт; садились из светлеющего неба в черную ночную амурскую петлю; шли в АДП в сереющих сумерках, а в окне уже зелено-розовое восточное небо на глазах багровело, и день настал.
