Оноре Бальзак - Полковник Шабер
Прохожие с первого взгляда признавали в нем прекраснейший обломок нашей старой армии, одного из тех героев, в которых отражена наша национальная слава, подобно тому как в осколке зеркала сияет своими лучами солнце. Эти старые солдаты — и сама история, и сама живопись.
У подъезда конторы граф выпрыгнул из экипажа с легкостью юноши. Едва только его кабриолет отъехал от крыльца, подкатила изящная двухместная карета, разукрашенная гербами. Оттуда вышла графиня Ферро в скромном, но обдуманном туалете, выгодно подчеркивавшем девичью стройность ее талии. На ней был прелестный капор, подбитый розовым шелком, который красиво обрамлял ее лицо, оживлял его краски, выгодно скрадывал очертания. Но если клиенты Дервиля как будто помолодели, то контора его ничуть не изменилась и вполне соответствовала описанию, которым мы начинали наше повествование.
Симонен завтракал, привалившись плечом к раме распахнутого настежь окна: он всматривался в голубой квадрат неба, открывавшийся над узким двором, замкнутым с четырех сторон почерневшими строениями.
— Ага! — воскликнул юный писец. — Кто хочет держать пари на какое-нибудь представление? Вон тот генерал с красной ленточкой — это прежний полковник Шабер.
— Наш патрон — сущий чародей, — сказал Годешаль.
— На сей раз, значит, нам не удастся сыграть с ним шутку? — спросил Дерош.
— Об этом позаботится его супруга, графиня Ферро, — ответил Букар.
— Стало быть, — произнес Годешаль, — графине Ферро приходится теперь ладить с двумя?
— А вот и она подъехала! — воскликнул Симонен.
В эту минуту вошел полковник и спросил Дервиля.
— Он у себя, господин граф, — сказал Симонен.
— Вот как! Оказывается, ты, озорник этакий, вовсе и не глухой? — пошутил Шабер, схватив мальчишку за ухо к общему удовольствию писцов, которые залились смехом, поглядывая с почтительным любопытством на столь необычного клиента.
Граф Шабер прошел к Дервилю в тот самый момент, когда на пороге конторы появилась графиня.
— Вы подумайте только, Букар, какая диковинная сцена разыграется сейчас у патрона! Графиня будет проводить четные дни с графом Ферро, а нечетные — с графом Шабером. Как бы не запуталась! Ей придется записывать.
— Если впала в графоманию, пускай записывает! — сказал Годешаль. — В високосные годы графы будут квиты.
— Да замолчите же вы, господа! Вас могут услышать, — строго произнес Букар. — Где это видано, чтобы так высмеивали клиентов!
Едва Дервиль успел проводить полковника в свою спальню, как в кабинет вошла графиня.
— Сударыня, — сказал поверенный, — я не знал, приятно ли вам будет видеть графа Шабера, поэтому я счел за благо принять вас каждого в отдельности. Однако, если вы пожелаете.
— Крайне вам благодарна, сударь, за вашу чуткость.
— Я заготовил проект договора, условия коего могут быть оспариваемы как вами, так и господином Шабером в процессе обсуждения. Я буду последовательно переходить от вас к нему, взаимно предоставляя той и другой стороне обмениваться через меня своими мотивами.
— Начинайте, — сказала графиня с нетерпением.
Дервиль начал читать:
«Мы, нижеподписавшиеся, граф Гиацинт Шабер, бригадный командир, награжденный большим офицерским крестом ордена Почетного легиона, проживающий в Париже, на улице Пти-Банкье, с одной стороны, и госпожа Роза Шапотель, супруга вышеупомянутого графа Шабера, родившаяся в…»
— Опустим вступительную часть, — прервала его графиня. — Переходите прямо к самим условиям.
— Сударыня, — сказал поверенный, — во вступительной части вкратце излагается ваше положение в отношении друг к другу. Засим в пункте первом вы признаете в присутствии трех свидетелей, а именно двух нотариусов и владельца молочной, где проживает ваш супруг, которых я посвятил в тайну, обязав хранить полнейшее молчание, — итак, повторяю, вы признаете, что личность, о которой идет речь в прилагаемых к договору документах, подлинность коих удостоверена соответствующим актом, составленным вашим нотариусом Александром Кротта, является графом Шабером, вашим первым супругом. В пункте втором граф Шабер в ваших интересах обязуется воспользоваться своими правами лишь в случае, оговоренном настоящим актом. То есть, — прибавил Дервиль как бы мимоходом, — в случае невыполнения условий данного секретного соглашения. Со своей стороны, — продолжал поверенный, — господин Шабер обязуется совместно с вами исходатайствовать у суда постановление, аннулирующее акт о его кончине и признающее ваш брак с ним расторгнутым.
— Но это для меня совершенно неприемлемо, — изумленно произнесла графиня. — Я не хочу процесса. Вы сами знаете, почему.
— По пункту третьему, — с невозмутимым спокойствием продолжал поверенный, — вы обязуетесь внести в государственное казначейство капитал для выплаты вышеупомянутому графу Гиацинту Шаберу пожизненной ренты в двадцать четыре тысячи франков, с тем чтобы в случае смерти полковника этот капитал перешел к вам…
— Но это слишком много! — воскликнула графиня.
— Вы надеетесь договориться на меньшей сумме?
— Возможно.
— Чего же вы, в сущности, хотите, сударыня?
— Я хочу… я не хочу суда… я хочу…
— Чтобы он остался мертвецом — живо перебил ее Дервиль.
— Сударь, — произнесла графиня, — если вы требуете ренты в двадцать четыре тысячи франков — хорошо, будем судиться.
— Да, будем судиться! — сдавленным голосом воскликнул Шабер, который распахнул дверь спальни и внезапно появился перед своей женой. Он заложил левую руку за вырез жилета, а другую простер книзу — жест, которому память о необычайных злоключениях полковника сообщала какую-то ужасающую выразительность.
«Это он!» — подумала графиня.
— Слишком много! — повторил старый солдат. — Я дал вам почти миллион, а вы хотите выгадать на моем несчастье! Так знайте же, теперь я потребую и вас и ваше состояние. Наше имущество не разделено, наш брак не расторгнут.
— Но, сударь, вы вовсе не полковник Шабер! — воскликнула графиня с наигранным изумлением.
— Ах, так! — произнес старик с глубокой иронией. — Так вам нужны доказательства? Что же, я взял вас из Пале-Рояля…
Графиня побледнела. Увидев под румянами эту бледность, старый солдат был тронут страданием, которое он причинил обожаемому некогда существу, и умолк; но он был вознагражден за свое великодушие таким ядовитым взглядом, что не сдержался и прибавил:
— Вы были в…
— Увольте, сударь, — сказала графиня, обращаясь к поверенному. — Разрешите мне удалиться. Я пришла сюда вовсе не затем, чтобы выслушивать такие ужасы.
Она поднялась и вышла. Дервиль бросился вслед за ней в контору, но графиня уже выпорхнула, как будто на крыльях. Возвратившись в свой кабинет, Дервиль увидел, что полковник в приступе дикой ярости расхаживает по комнате крупными шагами.
— В ту пору, — произнес он, — каждый брал жену, где ему хотелось; но я, к сожалению, сделал плохой выбор, доверившись внешности. У нее нет сердца.
— Ну что, полковник, разве я был не прав, когда просил вас не показываться? Теперь я нисколько не сомневаюсь, что вы — полковник Шабер. Когда вы вошли в кабинет, графиня не могла удержаться от движения, которое невозможно истолковать двояко. Зато вы проиграли процесс: вашей жене известно, что вас нельзя узнать.
— Я убью ее…
— Безумец! Вас арестуют и гильотинируют как убийцу. Впрочем, в решительный момент у вас дрогнет рука, а это непростительно, особенно когда дело идет о собственной жене. Предоставьте мне исправлять ваши промахи, большое вы дитя! Идите домой. Берегитесь, она способна подстроить вам ловушку и упечь вас в Шарантон. Я представлю наши бумаги в суд, чтобы уберечь вас от каких-либо неожиданностей.
Бедный полковник повиновался своему молодому благодетелю и удалился, бормоча извинения. Он стал медленно спускаться по темной лестнице, уйдя в свои невеселые мысли, сраженный жестоким ударом, который, быть может, больнее всего пронзил его сердце, как вдруг на нижней площадке он услышал шелест женского платья и увидел графиню.
— Идемте, сударь, — произнесла она, беря его за руку таким знакомым и родным ему движением.
Жеста графини, звука ее голоса, ставшего вдруг нежным, было достаточно, чтобы укротить гнев полковника, и он послушно последовал за ней к карете.
— Садитесь со мной! — сказала графиня, когда лакей опустил подножку экипажа.
И, как по волшебству, полковник очутился в карете рядом со своей женой.
— Куда прикажете, сударыня? — спросил лакей.
— В Гроле, — ответила графиня.
Лошади дружно подхватили и понеслись по Парижу.
— Сударь… — обратилась графиня к полковнику, и в голосе ее послышалась та необычайная взволнованность чувств, на которую так живо откликается все наше существо.
