Уильям Теккерей - Книга снобов, написанная одним из них
Увы! Жаль, что церковный сторож, раздающий тычки мальчишкам и изгоняющий их тростью из церкви, не может изгнать оттуда и суетность; а что такое суетность, как не снобизм? Когда, например, я читаю в газетах, что его преподобие лорд Чарльа Джеймс совершил обряд конфирмации над несколькими отпрысками знатных семейств в Королевской капелле, как будто Королевская капелла нечто вроде церковного Олмэка, и молодежь надо готовить к переходу в лучший мир маленькими, избранными аристократическими группами, и на пути туда общество черни не должно их беспокоить, — когда я читаю такую заметку (а в течение великосветского сезона их непременно появятся две или три), мне она представляется самой ненавистной, подлой и отвратительной частью этого ненавистного, подлого и отвратительного раздела — "Придворных известий", в которой снобизм доведен до предела. Как, господа, неужели и в Церкви мы не можем признать республику? По крайней мере, там сама Геральдическая коллегия могла бы допустить, что у всех нас одна родословная и все мы прямые потомки Евы и Адама, чье наследие поделено между нами.
Я призываю всех герцогов, графов, баронетов и других сильных мира сего не поддаваться этому постыдному и позорному заблуждению и прошу всех епископов, которые читают наше издание, пересмотреть этот вопрос, протестовать против такой практики на будущее время и заявить: "Мы не будем конфирмовать или крестить лорда Томнодди или сэра Карнаби Дженкса в ущерб всяким другим юным христианам". Это заявление, если их милости согласятся его сделать, устранит большой lapis offensionis [10], и заметки о снобах будут написаны не зря.
Ходит рассказ об одном известном nouveau riche [11], который, оказав однажды услугу выдающемуся прелату, епископу Буллоксмитскому, попросил его светлость в воздаяние за это конфирмовать его детей частным образом в собственной капелле его светлости, каковую церемонию благодарный прелат и совершил надлежащим образом. Может ли сатира зайти дальше? Найдется ли даже в этом, самом забавном из журналов более наивная нелепость? Как будто человек не желает отправиться в рай, если ему не подадут специального поезда, или как будто он полагает, что конфирмация из первых рук более действенна (как некоторые полагают и об оспопрививании). Когда скончалась эта знатная особа, бегум Самру, уверяли, что она оставила десять тысяч фунтов папе и десять тысяч архиепископу Кентерберийскому, чтобы не промахнуться и чтобы церковные власти оказались наверняка на ее стороне. Это всего лишь немногим более явное и неприкрытое проявление снобизма, чем те случаи, о которых говорилось выше. Хорошо воспитанный сноб втайне гордится своим богатством и почестями совершенно так же, как сноб-выскочка, который самым смехотворным образом выставляет их напоказ, и высокородная маркиза или герцогиня так же кичится собой и своими бриллиантами, как королева Квашибу, которая совершает свой парадный выход в треуголке с перьями, нашив на юбку эполеты.
Отнюдь не из презрения к знати, которую я люблю и уважаю (в самом деле, разве я не говорил выше, что был бы вне себя от радости, если бы два герцога прошлись со мной по Пэл-Мэл) — отнюдь не из презрения к отдельным лицам я желал бы, чтобы этих титулов вовсе не было; но, рассудите сами, если б не было дерева, то не было бы и тени от него; и насколько честнее было бы общество, и насколько больше пользы было бы от служителей церкви (о чем сейчас и идет у нас речь), если б не существовало этих искушений высокого ранга и вечных приманок суетности, которые то и дело сбивают их с прямого пути.
Я видел много примеров того, как они оступаются. Когда, например, Том Снифл впервые попал в сельскую местность, под начало пастора Фадлстона (брата сэра Хадлстона Фадлстона), который жил в другом приходе, то не могло быть человека добрее, старательнее и лучше Тома. Он взял к себе жить свою тетушку. К беднякам он относился как нельзя лучше. Ежегодно исписывал целые стопы бумаги очень благонамеренными и очень скучными проповедями. Когда семейство лорда Брэндиболла приехало в свое поместье и пригласило его отобедать в Брэндиболл-парке, Снифл так разволновался, что чуть не позабыл слова предобеденной молитвы и опрокинул соусник со смородиновым желе на колени леди Фанни Тоффи.
И каковы же были последствия его близкого знакомства с этим благородным семейством? Он поссорился с тетушкой из-за того, что никогда не обедал дома. Несчастный совсем забыл своих бедных и насмерть загнал свою старую клячу, то и дело скача на ней в Брэндиболл, где упивался своей сумасбродной страстью к леди Фанни. Он выписывал из Лондона изящнейшие костюмы и духовного покроя жилеты, щеголял в модных сорочках и лакированных сапогах, тратился на духи; купил у Боба Тоффи кровного скакуна; бывал на сборах стрелков из лука, на общественных завтраках, даже на охоте; мне совестно в этом признаться, но я видел его в креслах Оперы, а после того на верховой прогулке на Роттен-роу бок о бок с леди Фанни. Он удвоил свою фамилию (что делают многие бедняги-снобы) и, вместо прежнего "Т. Снифл", на изящной карточке появилось: "Преп. Т. Д'Арси Снифл, Бэрлингтон-отель".
Чем все это кончилось, можно себе представить: когда граф Брэндиболл узнал о любви пастора к леди Фанни, с ним случился тот самый приступ подагры, который чуть было не убил его (к неизъяснимому горю его сына, лорда Аликомпейна), и он обратился к Снифлу с незабываемыми словами, положившими конец всем его притязаниям:
— Сэр, если бы не мое уважение к Церкви, я бы, черт возьми, спустил вас с лестницы! — после чего милорда снова прихватила подагра, а леди Фанни, как все мы знаем, вышла замуж за генерала Подаджера.
Что касается бедного Тома, то он был не только по уши влюблен, но и по уши в долгах; кредиторы на него набросились. Мистер Гемп с Португал-стрит объявил недавно, что его преподобие разыскивается за неуплату долгов, и теперь его можно увидеть где-нибудь на водах за границей; иногда он отправляет церковную службу; иногда натаскивает какого-нибудь отбившегося от стада дворянского сынка в Карлсруэ или Киссингене; иногда, — стыдно сказать! — приклеив бородку, толчется украдкой около рулеточных столов.
Если бы на пути этого несчастного не встретилось искушение в образе лорда Брэндиболла, он бы и по сей день скромно и достойно следовал своей профессии. Он мог бы жениться на кузине с четырьмя тысячами приданого, дочери виноторговца (старик поссорился с племянником из-за того, что тот не уговорил лорда Б. заказывать у него вино); мог бы народить семерых детей, давал бы частные уроки, сводил бы как-нибудь концы с концами и жил бы и умер сельским пастором.
Мог ли он избрать лучшую долю? Если вам интересно узнать, каким прекрасным, добрым и благородным может быть такой человек, прочтите "Жизнь доктора Арнольда" Стэнли.
Глава XIII
О снобах-клерикалах
Среди множества разновидностей снобов-клерикалов не следует забывать об университетских снобах и школьных снобах: они образуют весьма сильный отряд в этой армии черных одеяний.
Мудрость наших предков (которой я с каждый днем восхищаюсь все более и более), по-видимому, решила, что воспитание детей дело настолько неважное и незначительное, что почти всякий, носящий рясу и духовный сан, может за него взяться, вооружившись розгой, и даже в наше время найдется не один честный джентльмен-помещик, который, нанимая дворецкого, очень заботится, чтобы у того была рекомендация, и лошадь ни за что не купит без надежного ручательства и самого тщательного осмотра, однако же посылает сына, юного Джона Томаса, в школу, не расспросив, что за человек там учитель, и отдает мальчика в Суичестер-колледж, под начало доктора Блока, потому что он и сам (добрый, старый английский джентльмен) сорок лет тому назад тоже учился в Суичестере под началом доктора Базуига.
Мы нежно любим всех школьников, ибо многие тысячи их читают и любят "Панч": да не будет им написано ни одного слова, которое не было бы честным и не годилось для чтения школьников. Он не хочет, чтобы его юные друзья стали в будущем снобами или же были отданы на воспитание снобам. Наши отношения с университетской молодежью самые тесные и теплые. Простодушный студент нам друг. Чванный профессор колледжа дрожит в своей трапезной, боясь, что мы нападем на него и разоблачим как сноба.
Когда железные дороги еще только грозили покорить те земли, которые они впоследствии завоевали, какой крик и шум подняли, если позволено будет вспомнить, власти Итона и Оксфорда, опасаясь, что эта чугунная дерзость пройдет слишком близко от очагов чистой науки, вводя в соблазн британскую молодежь. Тщетны были все мольбы: железная дорога наступает, и старинные учреждения обречены на погибель. На днях я с восхищением прочел в газете самое достоверное объявление-рекламу: "В университет и обратно за пять шиллингов". "Университетские сады (говорилось в объявлении) будут открыты по этому случаю; университетские юноши проведут регату; в часовне Королевского колледжа будет играть знаменитый орган" — и все это за пять шиллингов! Готы вошли в Рим, Наполеон Стефенсон стягивает свои республиканские войска вокруг священных старых городов, и церковные главари, составляющие в них гарнизон, должны готовиться к тому, чтобы положить свои ключи и посохи к ногам железного завоевателя.