Джон Пристли - Добрые друзья
Иниго застонал.
— Первым делом он сказал, что наслышан о моем таланте и приехал на меня взглянуть. Видите ли, он близко знаком с Джеком Роззи, а юный Роззи сейчас работает вместе с отцом, стариком Роззи — антрепренером синдиката «ПМХ».
— На помощь! — прокричал Иниго.
— Не паясничайте, пожалуйста. Так вот, я, конечно, поверила не всему, что он плел — Далвер, в смысле, — но это уже кое-что. Никогда не знаешь, где повезет. Вчера он хотя бы понял, что я не застряла в этой труппе навечно и готова идти дальше.
— Но что вы хотите от меня? Чтобы я пошел к юному Роззи и попросил его передать старику Роззи…
— Ах, замолчите! По-вашему, это пустяки, потому я на вас и сержусь. Все очень серьезно. Разумеется, вам незачем идти к Роззи, вы вообще не должны мне помогать. Я сама о себе позабочусь. Но если бы вы пошли и предприняли что-нибудь для себя — а вас запросто возьмут, с такими-то песнями! — я бы не стала возражать. Не могу смотреть, как вы упускаете шанс за шансом. Мне от этого тошно. Да, меня раздражает ваша бездеятельность. Это так… так беспомощно и по-любительски!
— Так вот оно что… — тихо проговорил Иниго.
— Да, именно, — упрямо ответила Сюзи.
В эту минуту в зал тихо вошел еще один посетитель — одинокие посетители всегда входят очень тихо. Потом появилось еще трое джентльменов, и шуму от них было, как от маленькой армии, — чего и следовало ожидать от трех джентльменов. Видимо, все четверо были беспомощными любителями, поскольку Сюзи смерила их презрительным взглядом. Иниго теребил карточку, которая лежала у него в кармане. Вид у него был по-прежнему слегка взволнованный, но на губах теперь поигрывала тень улыбки.
— Ну? Говорите. — Сюзи посмотрела на него без злобы, но и без каких-либо признаков восхищения.
— Да нет, я просто так… — робко выдавил Иниго.
Весьма пухлая нижняя губка Сюзи дернулась, недвусмысленно говоря: «Сейчас вы возмутительно беспомощны и совершенно не похожи на мужчину моей мечты». Сюзи стряхнула с юбки сигаретный пепел и поднялась.
— Мне пора.
Иниго пошел в свою комнату, гадая, удалось ему «расставить все точки над i» или нет. Конечно, сказано было много, однако лишь малая часть сказанного соответствовала его первоначальным планам. Если бы не одно «но», Иниго почувствовал бы себя раздавленным, убитым и ростом два фута. Этим «но» была карточка в его кармане. Иниго хотел показать ее Сюзи за кофе. Стоило ей раскаяться — и, возможно, чуть-чуть прослезиться, — как он отмахнулся бы от ее извинений и мигом вызволил ее из пучин самокритики, показав заветную карточку и объяснив, что с ней нужно делать. Миг этот, как мы с вами увидели, так и не наступил, и карточка осталась у Иниго в кармане. Она попала туда сегодня утром, за полчаса до того, как Иниго отправился на встречу с Сюзи. Некий молодой человек с деспотическим носом, черными кудрями, в ядовито-розовой рубашке и воротничке, ввалился утром к нему в комнату, чуть не наступая на пятки квартирной хозяйке, и назвался мистером Мильбрау, мидлэндским представителем фирмы «Фельдер и Хантерман».
— Вы, конечно же, знаете, кто это такие, — хихикнул гость.
— Кто? — Иниго еще не оправился от первого удивления.
— Фельдер и Хантерман.
— Не знаю, — ответил Иниго, изумленно разглядывая своего гостя: тот, словно фокусник, молниеносно стянул шляпу, пододвинул к камину стул, сел, прикурил сигарету, закинул ногу на ногу и потер руки — все за один короткий и насыщенный действиями миг.
— Ха-ха, ‘мешно, ‘мешно! — вскричал мистер Мильбрау. — Не думал, что вы такой остроумный — ан нет, вовсю потешаетесь над стариком! — Он еще сильнее прежнего потер руки.
— Да кто они такие? — со всей серьезностью вопросил Иниго. — Фамилии вроде бы на слуху.
— Ну все, прекратите, — осадил его мистер Мильбрау. — Считайте, я купился — купился! Давайте перейдем к делу, ‘ватит меня разыгрывать.
— Никого я не разыгрываю, честное слово. И в мыслях не было. — Иниго не понимал, с какой стати этот молодой человек в рубашке вопиющего цвета вломился к нему и твердит что-то про розыгрыши. — Я только говорю, что ничего не слышал про этих Как-бишь-его и Как-бишь-его.
Мистер Мильбрау оторопело уставился на Иниго и разинул рот, но сигарета при этом не выпала, а осталась висеть на нижней губе и преспокойно дымилась сама, как дрессированная.
— «Фамилии ‘роде бы на слуху»! — едва не заорал он. — Фельдер и Хантерман — самые крупные издатели нот на сегодняшний день — и дольше всех на рынке! Вы же пианист! Вы тыщу раз играли по нашим нотам! Нет, вы точно шутите! Вот, ‘гощайтесь.
В следующий миг под носом у Иниго оказалось два ряда сигарет. Тот вежливо отказался и раскурил трубку, пока мистер Мильбрау рассказывал о причине своего визита.
— Видите ли, я сейчас разъезжаю по центральным ‘рафствам в поисках песен и танцевальных мелодий, — начал он. — Вот уже два дня как я в Треугольнике. Бываю здесь раз в пару месяцев. Вчера ‘одил на ваш концерт. Делать-то ‘ольше нечего — да и это моя работа, понимаете, мы ж должны знать, как играют наши номера. И вы, ‘ризнаюсь, меня удивили. Да-да, удивили! Программка шикарная, а я ‘наю в них толк — видел сотни — сотни и сотни. Эта комедианточка — ‘росто прелесть, талант! Как там ее? Ах да, Дин. И парнишка, который юморит и танцует, тоже хорош, оч-чень хорош, ей-богу. Отличная программка! Имейте в виду, некоторые ваши номера, — тут он поднял обе руки и уронил обратно, — просто мертвые, их и убить нельзя — как есть мертвые. У меня с собой около ‘вадцати номеров — сентиментальные и шуточные песни — с ними вы свою программу не узнаете! Нет, нет, погодите-ка, одну минуту. Вы, чего доброго, решите, будто я пришел вам что-то продавать. Я ‘десь не для этого.
Иниго мысленно порадовался его последним словам и стал ждать, когда его гость прикурит вторую сигарету.
— Итак, — сказал мистер Мильбрау, глядя из-под полуприкрытых век на клочок бумаги. — В вашей ‘рограмме было несколько номеров, которые я слышал впервые. Очень… недурных! — Последнее слово он почти прокричал. — Хитрые номера, ох хитрые! Даже меня в пляс потянуло, а ведь я в этом деле не первый год. Вот тут они записаны — без названий, конечно, но вы их узнаете. — Мистер Мильбрау передал ему бумажку, и Иниго с первого взгляда понял, что все указанные номера — первой в списке стояла песня «Свернем же за угол» — написал он.
— Все эти номера, — продолжал мистер Мильбрау, — я слышу впервые. А я ‘ного лет в этом деле. Отличные песни — яр-ркие, задорные, запоминающиеся! Пр-режде всего мелодии, конечно, тексты — ерунда, тексты я и сам ‘ременами пописываю. Окажите любез-зность, милейший, откройте мне: где вы их достали? Вы пианист и должны знать, потому я и пришел к вам. Адрес мне дали ‘чера в театре, после концерта. У меня много дел — ужасно много, — но я должен знать, кто автор. Ну что, окажете милость? Где вы их раздобыли?
— Нигде, — пылко ответил Иниго, — я сам их написал!
— Вы?
— Да, я. А недавно, между прочим, как раз довел их до ума — вон они лежат, на столе.
Мистер Мильбрау подскочил со стула, крикнул: «Можно взглянуть?» и, не дожидаясь ответа, начал листать ноты — при этом он покачивал головой и напевал себе под нос. Закончив, он аккуратно сложил листки и звонко шлепнул по стопке ладонью.
— И кому вы думали их отдать? — осведомился он — очень тихо, но с большим напором.
— А никому, — ответил Иниго. — Я вообще об этом не думал.
Мистер Мильбрау покачал головой:
— Не думал! Не знает «Фельдера и Хантермана»! И выдает такие шедевры! Не говорите мне, что вы профи, — вы не профи — я это сразу понял. Вероятно, вы не позволите мне взять их с собой? — осторожно спросил он.
Иниго ответил, что не позволит.
— Что ж, так и думал. Пр-рекрасно понимаю, прекрасно. Вот что я вам ‘кажу. Знаете, как бы я поступил на ‘ашем месте — если б сам писал эти штучки? Сейчас расскажу. Я бы сложил их в сумку, взял пальто, шляпу и безо всяких раздумий вышел за дверь, сел бы на первый поезд и седня же приехал к «Фельдеру и Хантерману», пока они не закрылись на ночь. Играть эти штучки я бы больше не стал — мало ли кто слушает? Клянусь, я бы седня же пришел с ними на Чаринг-Кросс-роуд и там остался — а на труппу плевать. Через месяц сами будете над собой смеяться. Я потрясен вашими сочинениями. По мне, может, не видно, но я потрясен. Тока не подумайте, будто я призываю вас к поспешным действиям. Послушайте моего совета, мистер Джоллифант. Не посылайте никуда свои песни. Берите их и ступайте сами. Проиграйте разок для себя — и вперед! А если покажете их «Фельдеру и Хантерману» — на седня это самое крупное издательство нот в стране — то больше никуда ходить не придется. Да, отнесите их «Фельдеру и Хантерману» и спросите мистера Пицнера — П-и-ц-н-е-р-а. Скажите, что от меня. Нет, вот как мы поступим. Я сам напишу мистеру Пицнеру и все ему объясню. Седня же! Он будет вас ждать. Отправлю ему телеграмму. Он очень занятой человек, наш мистер Пицнер. К нему просто так не пробиться, тока по знакомству, но как пробьетесь — дело в ‘ляпе. Напишу ему письмо и заодно черкну пару слов на этой карточке, ‘окажите ее ‘екеташе — и вас ‘азу ‘игласят. — Мистер Мильбрау так распалился, что от согласных в его речи почти ничего не осталось.
