Жозе Эса де Кейрош - Семейство Майя
— Послать мне вызов, мне! Мне, которого знают все на свете!..
Он умолк, задохнувшись. А Эга, подняв руку, мягко заметил, что они отклонились от сути обсуждаемого вопроса. Дамазо задумал, набросал и оплатил статью в «Роге». Этого он не отрицает и не может отрицать: доказательства перед ним на столе и, кроме того, другая сторона располагает признанием Палмы…
— Ах он бессовестный! — вскричал Дамазо в новом порыве возмущения, от которого он закружился, как обезумевший, по комнате, натыкаясь на стулья. — Ну и негодяй этот Палма! Уж с ним-то я потолкую!.. С Карлосом — это пустяки, уладим, мы все — воспитанные люди… А уж с Палмой — нет! Я рассчитаюсь с этим предателем! Человек, которому я то и дело давал по полфунта, по семь мильрейсов! И ужины, и экипажи! Этот вор попросил у Зеферино часы, якобы покрасоваться на крестинах, и тут же заложил их в ломбард!.. И мне подстроить такое!.. Да я его на куски разорву! Где вы его видели, Эга? Скажите мне где! Я сегодня же отыщу его и отстегаю хлыстом… Нет, предательства я не прощу никому!
Эга с терпеливым спокойствием человека, знающего, что жертва никуда от него не денется, снова напомнил о бесполезности лишних слов:
— Так мы никогда не кончим, Дамазо… Речь идет о том, что вы, Дамазо, оскорбили Карлоса да Майа и должны либо публично отказаться от своих оскорбительных слов, либо дать удовлетворение в поединке…
Но Дамазо, не слушая его, в отчаянии взывал к Кружесу, который продолжал сидеть на бархатном канапе с испуганным и страдальческим видом, полируя один о другой свои новые лакированные ботинки.
— Ах, Карлос! И он еще называл себя моим близким другом! Человек, для которого я был готов на все! Даже переписывал ему статьи… Вы же знаете, Кружес. Ну скажите, скажите же что-нибудь! Неужели вы все против меня?.. Я ведь даже ездил в таможню за его багажом…
Маэстро покраснел и опустил глаза — он чувствовал себя бесконечно несчастным. Наконец Эга, которому надоела эта игра, решительно объявил:
— Вот что, Дамазо: или вы берете свои слова обратно, или деретесь!
— Взять обратно? — заикаясь, еле выговорил Дамазо, весь дрожа и напрягаясь в жалкой попытке сохранить достоинство. — И какие слова? Еще чего! Хорошенькое дело! Я не из тех, кто берет свои слова обратно!
— Прекрасно, значит, вы деретесь…
Дамазо отшатнулся в растерянности:
— Как это дерусь? Я не из тех, кто дерется. Разве что на кулаках. Пусть приходит, я его не боюсь, я его одолею…
Мелкими шажками, как все толстяки, он метался по ковру, потрясая поднятыми кулаками. Пусть Карлос придет, он его отделает. Ему еще только недостает драться на дуэли!.. К тому же дуэли в Португалии всегда кончаются фарсом!
Эга, сделав вид, будто миссия его закончена, застегнул редингот и собрал бумаги, разложенные на Библии. Потом преспокойно объявил последнее, на что был уполномочен. Поскольку сеньор Дамазо Салседе отказывается дать удовлетворение с оружием в руках, Карлос да Майа предупреждает его, что, где бы он его ни встретил, будь то на улице или в театре, он плюнет ему в лицо…
— Плюнет мне в лицо! — завопил тот, побледнев и отступив на шаг, словно плевок уже настигал его.
И вдруг в панике, обливаясь потом, Дамазо бросился к Эге, схватил его за руки и, задыхаясь, воскликнул:
— Послушай, Жоан, о Жоан, ты же мой друг, ради нашей дружбы помоги мне выпутаться из этой передряги!
Эга был великодушен. Оторвав Дамазо от себя, он мягко усадил его в кресло и, чтобы успокоить, дружески похлопал по плечу. Потом сказал, что, если уж Дамазо взывает к его дружбе, он будет говорить не как секундант Карлоса, суровый по необходимости, а как старый приятель Дамазо, памятуя о временах, когда они встречались в доме Коэнов и на «Вилле Бальзак». Другу Дамазо нужен совет? Что ж, пусть он подпишет письмо, подтверждающее, что все написанное им в «Роге» о сеньоре Карлосе да Майа и некой даме — плод пустого досужего измышления. Лишь это может его спасти. Иначе Карлос встретит его на Шиадо или в Сан-Карлосе и плюнет ему в лицо. А если уж такая беда приключится, тогда дорогому Дамазозиньо, дабы весь Лиссабон не указывал на него пальцем, именуя презренным трусом, придется драться с Карлосом на шпагах или пистолетах…
— И тогда вы заранее можете считать себя покойником.
Дамазо слушал, утонув в бархатном кресле и глядя на Эгу с неописуемо глупым выражением лица. Потом медленно простер к нему руки и пробормотал из бездны охватившего его ужаса:
— Хорошо, я подпишу, Жоан, я подпишу…
— И прекрасно сделаете… Дайте мне лист бумаги. Вы сейчас взволнованны, я сам напишу как надо.
Дамазо встал — ноги его не слушались — и обвел гостиную пустым и бессмысленным взглядом:
— Почтовую бумагу? Это будет письмо?
— Разумеется, письмо Карлосу!
Тяжелые и неверные шаги несчастного стихли наконец в темном коридоре.
— Бедняжка! — сочувственно вздохнул Кружес, дотрагиваясь до своих сверкающих ботинок.
Эга строго цыкнул на него. Дамазо вернулся и принес роскошную бумагу с монограммой и короной. Дабы сокрыть в тиши и тайне горестное отречение, он задернул портьеру, и широкая полоса бархата, развернувшись, явила герб Салседе, на котором были изображены лев, башня замка, рука с мечом, а внизу, золотыми буквами, — грозный девиз: «Я могуч!» Эга тотчас очистил от книг стол, сел, размашисто написал на листе дату и адрес Дамазо…
— Я напишу черновик, а вы потом перепишете…
— Хорошо, — простонал Дамазо, снова плюхнувшись в кресло и вытирая платком шею и лицо.
Эга меж тем писал медленно, с наслаждением. И в смущавшей его тишине Кружес, не выдержав, встал и проковылял к зеркалу, где пестрела целая гирлянда карточек и фотографий. В них воплощалось светское тщеславие Дамазо, ведь они свидетельствовали о «настоящем шике», который составлял главную страсть его жизни: визитные карточки титулованных лиц, фотографии певичек, приглашения на бал, билеты на ипподром, дипломы члена Морского клуба, Жокей-клуба, клуба Стрелков голубей, даже вырезки из газет, где сообщалось о днях рождения, отъездах и прибытиях сеньора Салседе, «одного из наших выдающихся спортсменов».
Несчастный «спортсмен»! Листок бумаги, который исписывал Эга, мало-помалу нагонял на него тоскливый страх. Святый боже! Зачем все эти церемонии в письме Карлосу, с которым он был так дружен? Довольно было бы и одной строчки: «Дорогой Карлос, не сердись, прости, это была шутка». Так нет же! Целая страница мелким почерком, да еще со вставками между строк! Вот Эга переворачивает лист, обмакивает перо, видно, стекающим с него унизительным фразам не будет конца! Дамазо не удержался и потянулся через стол к бумаге:
— Послушай, Эга, правда письмо не будет опубликовано?
Эга подумал, держа перо в воздухе:
— Пожалуй, нет… Я даже уверен, что нет. Карлоса смягчит ваше раскаяние, и он, разумеется, положит письмо в ящик стола и забудет о нем.
Дамазо вздохнул с облегчением. Слава богу! Так-то лучше между друзьями! А что до раскаяния, он и сам хотел его проявить! Статья и в самом деле глупость… Да что поделаешь? Когда дело касается женщин, он всегда такой: ярится, как лев…
Он стал обмахиваться платком, успокаиваясь и мало-помалу вновь обретая вкус к жизни. Наконец, он даже закурил сигару, бесшумно встал и подошел к Кружесу, который, ковыляя по гостиной и разглядывая достопримечательности, задержался у фортепьяно с разложенными на нем нотами.
— Ну как, Кружес, сочинили что-нибудь новенькое?
Кружес, красный как рак, промычал, что не сочинил ничего.
Дамазо постоял минуту с ним рядом, жуя сигару. Затем, бросив тревожный взгляд на стол, где Эга все продолжал писать, пробормотал над плечом маэстро:
— Ну и в переплет я попал! Если бы мы не были друзьями… Я бы не отступил! Но вы понимаете, если этим письмом все будет улажено и если Карлос положит его в ящик…
Тут Эга поднялся из-за стола и с листом в руке медленно подошел к Дамазо, просматривая написанное.
— Прекрасно, это все уладит! — воскликнул он, дочитав бумагу. — Документ составлен в виде письма Карлосу, так лучше всего. Вы перепишете и подпишетесь. Вот послушайте: «Ваша милость сеньор…» Понятно, вы обращаетесь к нему «ваша милость» — это документ, касающийся чести… «Ваша милость сеньор… Поскольку Ваша милость через посредство Ваших друзей Жоана да Эги и Виторино Кружеса изволили выразить возмущение, вызванное у Вас некой статьей в газете «Рог Дьявола», черновик которой написал я и я же способствовал ее публикации, то честно и открыто заявляю Вашей милости и признаю, что эта статья содержит сплошь ни с чем не сообразные лживые измышления; единственным оправданием моим может служить лишь то, что написал я ее и послал в редакцию в состоянии полного опьянения…»
Эга остановился. И обратился не к Дамазо, который от изумления даже выронил на ковер сигару, а к Кружесу:
