Генри Филдинг - История Тома Джонса, найденыша
Хозяйка отвечала утвердительно, сказав, что в настоящее время в гостинице находится много знатных и благородных господ.
— У нас остановился молодой сквайр Олверти. Вот этот джентльмен подтвердит вам.
— Кто же этот молодой знатный джентльмен, этот сквайр Олверти? — спросила Авигея.
— Кем же ему быть, — отвечал Партридж, — как не сыном и не наследником известного сквайра Олверти из Сомерсетшира.
— Вот странные новости слышу! Я очень хорошо знаю мистера Олверти из Сомерсетшира, и, насколько мне известно, у него нет сына.
При этих словах хозяйка насторожила уши, а Партридж немного смутился. Однако после непродолжительного колебания он отвечал:
— Действительно, сударыня, не всем известно, что он сын сквайра Олверти, который никогда не был женат на его матери. Но он, несомненно, его сын и будет его наследником; это настолько же верно, как то, что его зовут Джонсом.
При этих словах Авигея уронила кусок шпика, который отправляла в рот, и воскликнула:
— Вы меня удивляете, сэр! Возможно ли, чтобы мистер Джонс находился сейчас в этом доме?
— Quare non?[246] — отвечал Партридж. — И возможно, и несомненно.
Авигея поспешно доела остатки ужина и бросилась в комнату своей госпожи, где произошел разговор, который будет передан в следующей главе.
Глава V,
раскрывающая, кто были любезная дама и ее нелюбезная служанка
Как алая роза, случайно посаженная среди лилий, смешивает в июне свой румянец с их яркой белизной; или как резвая телка в прелестный майский день разливает свое благовонное дыхание по цветущим лугам; или как нежная, верная горлица в ясный апрельский день мечтает о своем дружке, сидя на красивой ветке, — Софья (то была она), блистая сотней прелестей, дыша ароматным дыханием, с мыслями, направленными на любезного Томми, и с сердцем, столь же добрым и невинным, сколь прекрасно было лицо ее, лежала, склонив очаровательную головку на руку; как вдруг вошла в комнату ее горничная и, подбежав прямо к постели, проговорила:
— Сударыня… сударыня… отгадайте, кто остановился в этой гостинице?
Софья встрепенулась, воскликнув:
— Надеюсь, не отец настиг нас?!
— Нет, сударыня, тот, кто стоит сотни отцов; в эту самую минуту здесь находится сам мистер Джонс собственной персоной.
— Мистер Джонс! Быть не может. Не смею и думать о таком счастье!
Горничная подтвердила сказанное и была тотчас отряжена госпожой распорядиться позвать его: Софья объявила, что хочет немедленно видеть его.
Едва только миссис Гонора покинула кухню вышеописанным образом, как хозяйка яростно обрушилась на ушедшую. В сердце бедной женщины уже немало времени накипала злоба, и теперь она полилась из уст ее потоком ругательств, как льются нечистоты из мусорной телеги, когда уберут доску, их удерживающую. Партридж подбавил и свою долю злословия, причем обдал не только горничную, но (что может удивить читателя) пытался также замарать белоснежную репутацию самой Софьи.
— Бочонок всегда отдает сельдями, — сказал он. — Noscitur a socio[247] — справедливая пословица. Нельзя, конечно, отрицать, что дама в нарядном платье учтивее своей спутницы, но, ей-богу, обе они не многого стоят. Две птички из Бата, ручаюсь вам; порядочные люди не путешествуют ночью верхом, да еще без слуг.
— Ей-ей, правда, — подхватила хозяйка, — вы попали прямо в точку. Благородные господа, останавливаясь в гостинице, всегда заказывают ужин, будут они кушать или нет.
Во время этого разговора в кухню вошла миссис Гонора; исполняя поручение Софьи, она велела хозяйке тотчас разбудить мистера Джонса и сказать ему, что с ним желает поговорить дама. Хозяйка направила ее к Партриджу, заметив, что он друг сквайра, а сама она никогда не заходит к мужчинам, в особенности к джентльменам, и с недовольным видом вышла из кухни. Гонора обратилась к Партриджу, но тот отказался исполнить просьбу, «потому что друг мой, — сказал он, — лег очень поздно и будет крайне недоволен, если его потревожат так рано». Миссис Гонора все же упрашивала разбудить его, уверяя, что он не только не будет недоволен, а, напротив, страшно обрадуется, когда узнает, зачем его будят.
— В другое время, может быть, и обрадовался бы, — ответил Партридж, — но non omnia possumus omnes[248]. Для рассудительного человека довольно и одной женщины зараз.
— Что вы разумеете под одной женщиной, приятель? — воскликнула Гонора.
— Я вам не приятель, — оборвал ее Партридж и без обиняков сообщил, что Джонс спит с женщиной, употребив при этом выражение, неудобное для печати. Оно так взбесило миссис Гонору, что горничная выругала Партриджа наглецом и стремглав побежала докладывать госпоже своей об успехе данного ей поручения и о добытых сведениях; вдобавок она их еще преувеличила, обозлившись на Джонса, словно он сам произнес слова, вырвавшиеся из уст Партриджа; она окатила юношу потоком ругательств и советовала госпоже своей не думать больше о человеке, который никогда не был ее достоин; потом припомнила историю с Молли Сигрим и изобразила в самом дурном свете его бегство от Софьи, чему, надо признаться, немало благоприятствовала сложившаяся теперь обстановка.
Софья была настолько огорчена, что и не думала останавливать поток речей своей горничной. Но наконец она прервала ее, сказав:
— Никогда я этому не поверю: его оклеветал какой-нибудь негодяй. Ты говоришь, что узнала об этом от его друга; но какой же друг станет выдавать такие вещи!
— Я думаю, — отвечала Гонора, — что этот молодчик его сводник: отроду не видала более гнусной рожи. Впрочем, такие беспутные повесы, как мистер Джонс, нисколько не стыдятся подобных вещей.
Правду сказать, поведение Партриджа было несколько непростительно, но он еще не проспался как следует после выпитой им вчера дозы, к которой поутру прибавилось свыше пинты вина, или, вернее, солодового спирта, потому что грушевка была далеко не безупречной чистоты. А надо сказать, что та часть головы его, которую природа назначила вместилищем для напитков, была очень неглубока, и даже небольшое количество жидкости переливалось через ее края и прорывало шлюзы сердца, так что все заключенные в нем тайны вытекали наружу. Да и вообще шлюзы эти были у него очень ненадежны. Представляя характер его в наивыгоднейшем свете, скажем, что Партридж был отменно честный человек, ибо, отличаясь крайней любознательностью и вечно суя нос в тайны других, он добросовестно им отплачивал, сообщая, в свою очередь, все, что знал сам.
Между тем как Софья, терзаемая тоской, не знала, чему верить и на что решиться, вошла Сусанна с заказанным сак-веем. Миссис Гонора тотчас же шепотом посоветовала своей госпоже порасспросить служанку, которая, вероятно, может сообщить ей правду. Софья одобрила эту мысль.
— Подите сюда, милая, — обратилась она к Сусанне, — ответьте чистосердечно на все, о чем я вас спрошу, и я обещаю вам, что вы получите хорошее вознаграждение. Нет ли сейчас в гостинице молодого джентльмена, красивого молодого джентльмена, который…
Тут Софья покраснела и смешалась.
— Молодого джентльмена, который прибыл сюда в обществе дерзкого грубияна, сидящего в кухне, — подхватила Гонора.
— Да, он здесь, — отвечала Сусанна.
— А не знаете ли вы чего о даме… — продолжала Софья, — о даме… Я не спрашиваю вас, хороша ли она или не хороша; может быть, и нехороша, дело не в этом, только не знаете ли вы чего о даме?
— Ах, сударыня, — вмешалась Гонора, — плохой же вы следователь. Послушай-ка, голубушка, что этот молодой джентльмен сейчас в постели с какой-нибудь девкой или нет?
Сусанна улыбнулась и ничего не ответила.
— Отвечайте же, голубушка, — обратилась к ней Софья, — вот вам гинея.
— Гинея. А что мне в гинее, сударыня, — отвечала Сусанна. — Если хозяйка проведает об этом, так я сию минуту место потеряю.
— Вот вам еще гинея, — сказала Софья, — и я даю вам слово, что хозяйка ничего не узнает.
Сусанна минуту поколебалась, потом взяла деньги и рассказала все, что ей было известно.
— Если вы так любопытствуете, сударыня, — проговорила она в заключение, — я могу тихонько пробраться в его комнату и посмотреть, лежит ли он у себя в постели или нет.
Получив согласие Софьи, она отправилась на разведки и вернулась с отрицательным ответом.
Софья вся затрепетала и побледнела. Миссис Гонора умоляла ее успокоиться и не думать больше о таком недостойном человеке.
— Простите, сударыня, — сказала Сусанна, — надеюсь, вопрос мой не оскорбит вашу милость: не будете ли вы, ваша милость, мисс Софья Вестерн?
— Откуда вы можете знать меня? — удивилась Софья.
— Да вот мужчина на кухне, о котором говорила эта дама, вечером рассказывал про вас. Но я надеюсь, сударыня, вы на меня не сердитесь?
