Коммунисты - Луи Арагон
Ну, конечно, у мадам Дюгар есть справочник. Гальен, Гальен… нашел. Его сразу соединили. Лавочница орала в трубку и ничего не могла понять. Тогда он попросил к телефону Клеманс.
Клеманс была не дура. Она не стала ни о чем допытываться. — Вы, верно, вчера вечером курочек испугались, раз сегодня спозаранку уехали в такую даль, — только и сказала она. Он решил, что для сволочей, подслушивающих разговор, неплохо продолжать в таком духе. Потом подумал: что я, спятил, в самом деле? Вздумал ухаживать за ней!.. Сказав все, что было нужно, он оборвал разговор и повесил трубку. Ну и озорная девчонка!
Капитан де Бреа почти сразу же уехал. Он только хотел посмотреть, как расквартируют эскадрон, и оставил вместо себя двух своих лейтенантов. Надо полагать, он осведомил офицеров-артиллеристов о Сесброне… Перед отъездом он вызвал рядового Валье и сказал, что разрешает ему явиться в воскресенье утром в Каркассон на футбол. Тут шутки плохи, через две недели надо всыпать этим сухопутным морячкам! Честь кавалерии поставлена на карту. Не терять же такого левого крайнего, как Валье.
Таким образом, с эскадроном остались лейтенанты Мегр и Каэрдаль и несколько сержантов, в общем довольно безобидных. Столовались вместе с артиллеристами, и Люсьен за ужином с первого взгляда оценил своих сотрапезников. Хотя они были явные противники коммунизма и хотя Бреа несомненно рассказал им, кто он, и тем самым настроил их против него, однако ничего особо зловредного он в них не заметил… Кадровых офицеров среди артиллеристов не оказалось вовсе. Все это были люди, голосующие за правых, но не фашисты. Офицерскую столовую устроили в единственном деревенском трактирчике. Он назывался «Под платаном», потому что у его порога рос единственный во всей местности чахлый платан. В трактирном зале рабочие, среди которых было много иностранцев — испанцев, уроженцев Северной Африки, — непрерывно бросали монетки в музыкальный ящик и слушали музыку. Господам офицерам отвели заднюю комнату, отделенную от залы перегородкой с матовыми стеклами. К огорчению завсегдатаев, именно там стоял бильярд, покрытый серым чехлом. Главным украшением комнаты служила большая литография «На новые квартиры» — очень кстати, — только на картине были изображены наполеоновские солдаты, и бравый гусар на переднем плане, спешившись, трепал по щеке миловидную девицу. В углу, на выкрашенном в зеленый цвет резном деревянном столике, помещался узкий высокий радиоприемник устарелого образца, но на коротких волнах он работал неплохо… Мегр и Каэрдаль успели уже познакомиться с капитаном Барбо, с двумя лейтенантами и одним младшим лейтенантом, которые были рады новым лицам: — Знаете, в этой дыре пропадешь с тоски… не будь радио… а по женской части — совет: помнить судьбу вашего предшественника, доктор, и держать себя в узде!
В первый вечер господа офицеры вздумали припереть «парламентария», как они называли Сесброна, к стене разговорами о политике, причем обнаружили полное невежество. Они рассчитывали совсем уничтожить этого застенчивого с виду человека. Не тут-то было. Он держался очень независимо, не болтал зря, но отвечал, когда его спрашивали, уточнял события, даты. Говорил то, что думал. Давал отпор, но старался не раздразнить собеседников. Своеобразный человек. Невозмутимый, с чувством юмора. Ясно было, что Сесброну дороги его убеждения, что он решительно не верит, будто его партия подчинена Москве и получает оттуда директивы и деньги. Мало того, он, повидимому, всерьез считал, что коммунисты — настоящие патриоты. До конца августа — куда ни шло, но теперь… А как вы объясните раздел Польши?
— Позвольте, в свою очередь, задать вам вопрос, господин лейтенант: что вы скажете о тех, кто до конца августа много лет подряд работал на Гитлера и кто в прошлом году, во время Мюнхена… Знаете ли вы, что если бы война началась в прошлом году, Польша вместе со странами оси пошла бы против русских и против нас? Ведь Тешин-то они отобрали у чехов при помощи Гитлера! — Нет, этот не думал сдаваться. Младший лейтенант Лораге хотел было огрызнуться, но так или иначе в этой пустыне лучше было жить мирно.
Они торчат здесь якобы для охраны завода от воздушных налетов, но у них нет зениток. Им обещали прислать две 75-миллиметровки. Орудийная прислуга налицо, но вот орудий, орудий-то и нет! Их ждали со дня на день уже целых две недели. А кто их знает, прибудут они или не прибудут. Все рассказы свидетельствовали о том, что в армии царит полнейший хаос… по сравнению с этим сатира Куртелина — детская забава. Получалось так, что эскадрон прислали защищать артиллеристов. А кавалеристы были вооружены одними карабинами, ни автоматов, ни пулеметов. Тут, понятно, это не важно. Кто, в самом деле, вздумает нападать на завод не с воздуха? Ну да, фрицы-то далеко, что и говорить, а испанцы?.. Неужели вы думаете, что испанцы нападут на нас с тыла? Я-то ничего не думаю. А в правительстве на этот счет не очень спокойны… Иначе почему бы нам стали присылать 75-миллиметровки? Да ведь их и не присылают. — Что же вы тут делаете? — В шары играем.
Кавалеристам, тем хоть надо за лошадьми смотреть. Все-таки дело. Ни в эскадроне, ни среди артиллеристов, повидимому, не было своих. И Гильом чувствовал себя очень погано, неуютно и одиноко. Не успел завести знакомства в Каркассоне, и вот… извольте радоваться, откомандировали. Конечно, доктор тут, но у Гильома не было никакого повода зайти к нему, а о том, чтобы погулять с ним, и думать нечего! Придется коротать время с конягами. Им, конягам, все можно сказать, а молчишь — они тоже не удивляются. Не то чтобы Гильом был такой уж болтун. Но одно дело молчать, потому что говорить неохота, а другое — когда молчать надо, потому что тебя не поймут. Жить без товарищей — это все равно, что попасть в чужую страну и не знать языка, на котором там говорят. А с Сесброном… понятно, что его так и подмывало пойти поговорить с Сесброном. Но здесь это невозможно. Даже если бы он на стенку лез от тоски… Гильом отлично знал, что он не смеет подводить товарища Сесброна, депутата, да еще члена Центрального комитета… Он будет издали оберегать его… Ну и подобрали же олухов
