Франс Бенгстон - Викинги

Наконец, он отнял свирель от губ и с довольным видом почесал свои большие уши.

— Бывало, я играл и хуже,— сказал он.

— Я уверен,— сказал Орм,— что в мире до сих пор нет мастера, который мог бы сравниться с тобой, Неудивительно, что эти люди обожествили тебя с самого первого твоего появления среди них. Но ни один человек не в силах понять, как ты можешь получать такую музыку из такой простенькой дудочки.

— Это исходит из доброты дерева, из которой сделана свирель. Если свирель сделана, как надо,— сказал Фелимид,— эта доброта открывается, когда на свирели играет человек, обладающий такой же добро­той в душе, а также терпением отыскивать секреты, сокрытые в свирели. Но в душе у него не должно быть дерева.

Писец Фасте подбежал и упав на колени, стал умолять Фелимида одолжить ему свирель. По щекам его текли слезы.

— Зачем она тебе? — спросил Фелимид.— Ты умеешь играть на ней?

— Нет,— ответил писец.— Я — государственный служащий, работаю в департаменте налогов. Но я научусь. Я хочу остаться с тобой и играть на свирели.

Фелимид отдал ему свирель. Он поднес ее ко рту и начал дуть. Ему удалось выдуть только слабый скрип и больше ничего, и патцинаки схватились за животы от смеха на его потуги. Он продолжал дуть лицо его побледнело, глаза выпучились, а Фелимил серьезно смотрел на него.

— Ты что-нибудь видишь? — спросил он. Писец возвратил ему дудочку. Сотрясаясь в рыда­ниях, он ответил:

— Я вижу только то, что ты недавно играл. Фелимид кивнул головой:

— Можешь остаться,— сказал он.— Я буду учить тебя. Когда я закончу обучение этих девушек, я научу тебя играть так, что ты будешь играть перед самим императором. Можешь оставить свирель себе.

Так закончился вечер, а на следующее утро Фели­мид поехал с гостями к кораблю в сопровождении большой группы патцинаков. Но перед тем как покинуть его, они все получили от Фелимида подарки. Орму, Черноволосому и Ульфу он подарил по ножу с золотой насечкой на рукояти и с серебряными ножнами, а для Йивы передал тюк китайского шелка. Они поблагодарили его за подарки и подумали, что жаль, что у них нет ничего, что можно было бы передать ему в знак дружбы.

— Мне доставляет удовольствие немного вещей,— сказал Фелимид,— и золото и серебро не входят в их число. Поэтому ничего не значит, что у вас нечего мне подарить. Мне не нужны подарки, чтобы быть уверен­ным в вашей дружбе. Однако есть одна вещь, которую мне хотелось бы иметь, если только у вас будет воз­можность послать ее мне. Твои большие собаки еще живы?

Орм сказал, что живы и в добром здравии, и что когда он уезжал, их было четырнадцать. Тогда Фели­мид сказал:

— Скоро, Черноволосый, ты станешь взрослым воином и отправишься в свой собственный большой поход, ведь ты так рано начал. Может так случиться, что ты поедешь в Киев или в Миклагард. Если такое случится, привези мне в качестве подарка две-три большие собаки. Этот подарок мне очень понравится, ниодин другой мне не доставит такого удовольствия. Ведь они родом из Ирландии, моей родины.

Черноволосый обещал, что сделает это, если попадет в Восточную Страну, затем они свернули лагерь и обратились опять на север. Писец Фасте равнодушно покивал им, когда они уезжали, его мысли были заня­ты другим. Он сидел с хазарскими рабами, обучаясь игре на свирели. Черноволосый и Ульф хотели бы еще побыть с патцинаками, посмотреть на танцовщиц и получить от них другие удовольствия, но Орму не терпелось попасть снова на свой корабль, к своим людям, но их не отпускали, пока не будет полностью выплачен выкуп за Черноволосого и Ульфа. Орм один пошел к кораблю, и когда люди на борту увидели его, то очень обрадовались и спустили лодку. Токе вручил ему его меч и спросил, как дела. Орм рассказал, как он встретил Фелимида и как они решили все дело между собой, назвал и размер выкупа за Черноволо­сого и Ульфа.

Токе рассмеялся от радости.

— Нам на удачу жаловаться не приходится,— сказал он,— и не надо тебе тратить серебро, чтобы освободить мальчиков. У нас на борту девять патци­наков, связанных по рукам и ногам, они составят более чем достаточный выкуп за двоих.

Он добавил, что Споф и Длинная Палка и многие другие не могли не думать о всем том серебре, которое просыпалось в воду.

— Они уговаривали и умоляли меня,— сказал он,— пока наконец я не согласился. Споф вместе с двад­цатью воинами пошел по правому берегу, где не было опасности быть атакованными. Между двумя порогами они пересекли реку в том месте, где река настолько мелкая, что им почти не пришлось плыть, и незаметно в сумерках прокрались к месту, где лежали сокровища. Там они неожиданно услышали веселые крики и увидели пасущихся коней, и напали на этих патцина­ков, когда те выуживали серебро. Мы без труда захва­тили их, потому что они были не вооружены и не успели выскочить из воды. Вместе с ними мы захва­тили все серебро, которое они выловили. Мы как раз сейчас обсуждали, не стоит ли освободить одного из Них и послать его к своим, чтобы освободить тебя и Мальчиков.

Орм сказал, что это действительно хорошие новос­ти, хотя он и сомневается, согласятся ли с таким мнением патцинаки. Некоторое время он стоял в раздумье.

— Я не буду требовать выкупа за этих пленни­ков,— сказал он,— и никто на корабле от этого не потеряет, кроме меня. Но они не должны быть освобождены до тех пор, пока не освободят мальчиков.

— Ты — великий вождь,— сказал Токе,— и до­лжен поступать как таковой. Но в данном случае ты проявляешь великодушие к людям, которые не заслуживают такого отношения. Во-первых, это они напали на нас, а не мы.

— Ты не знаешь Фелимида,— сказал Орм.— Он стоит большого великодушия. Это дело будет разре­шено так, как я хочу.

Итак, он вместе с Токе поднял мешок серебра и понес к ожидавшим патцинакам. Когда те увидели, что в мешке, то забегали вокруг, измеряя шапки друг друга, чтобы найти самые большие, но Фелимид при этом рассердился, снял свою шапку и приказал, чтобы серебро отмерялось в нее. Никто не осмелился возра­жать.

После этого послали людей поискать доску. Ее положили на камень и подрубили так, что она стала весить одинаково с обеих сторон. Затем на один конец посадили Черноволосого. Через другой конец патци­наки перекинули седельные сумки, и в них Орм стал сыпать серебро из мешка до тех пор, пока Черноволосый не оторвался от земли. Все патцинаки, сказал Фелимид, согласились с тем, что взвешивание было проведено правильно, потому что они понимали, что если бы Черноволосый разделся перед тем, как сел на доску, Орму пришлось бы отдавать меньше серебра, и никто не смог бы пожаловаться, что взвешивание проводится нечестно.

Когда взвешивание закончилось, Токе пошел об­ратно к кораблю с оставшимся серебром, а Орм сказал Фелимиду:

— Мне часто везло в ходе этого путешествия, особенно в том, что я встретил тебя. Когда мы уезжа­ли, ты сделал нам подарки в знак дружбы, а теперь и у меня есть, что тебе подарить в ответ. Видишь этих людей?

Токе освободил пленников, а Фелимид и его люди уставились на них в изумлении.

— Это — те люди, которые поехали выуживать серебро,— сказал Орм,— мои люди пошли с той же целью и захватили их на месте ловли. Но я отдаю их тебе без выкупа, хотя и не сомневаюсь, что многие сочтут меня дураком. Но я не хочу с тобой торговать­ся, Фелимид.

— Ты достоин всей твоей удачи,— сказал Фелимид,— а это — очень много.

— Тем не менее, я привезу тебе больших собак,— сказал Черноволосый,— в следующий раз, когда буду проходить этим путем. А это может быть довольно скоро, потому что сейчас, когда меня взвесили сереб­ром, я считаю себя полноправным мужчиной.

— Не забудь вымыть танцовщиц в молоке, чтобы поприветствовать нас,— сказал Радостный Ульф,— по меньшей мере таких же красивых, как те, что мы видели сегодня.

Фелимид почесал за ухом.

— Вы считаете, что это все, на что я способен,— сказал он,— предоставить вам танцовщиц после ваше­го возвращения. Я выберу самых безобразных, кото­рых смогу найти, и вымою их в лошадином навозе, чтобы вы, глупые мальчишки, не вздумали украсть их у старого Фелимида после всех тех усилий, которые он затратил, чтобы обучить их.

Они попрощались с шутом и его патцинаками и вернулись на корабль. Затем подняли якорь и отпра­вились в обратный путь. Раненые, казалось, пошли на поправку, и даже Олоф Синица, ранение которого было самым тяжелым, был в хорошем настроении. Гребцы налегали на весла с охотой, хотя и знали, что впереди у них еще долгий путь против течения. Семе­ро сыновей Соне были самыми веселыми из всех, хотя на борту лежали тела двух их погибших братьев, их намеревались похоронить во время первой стоянки вместе с теми, кто погиб от пчел. Токе подумал, что вообще-то этот поход странный, потому что они про­шли такой длинный путь и получили такие сокрови­ща, а Красная Чаша так и не покинула ножен. Он подумал, однако, что им может придтись гораздо труд­нее на пути домой, имея на борту столько золота. Ульф и Черноволосый сидели счастливые на палубе, рассказывая другим обо всем, что с ними произошло, когда они были пленниками патцинаков. Только у Орма было задумчивое лицо.