Юрий Рытхэу - Время таяния снегов
В голову лезли совсем иные мысли… Много лет назад в яранге Ивтэка после голодной зимы родился ребенок-уродец с огромной головой. У взрослого отца не было такой головы, как у новорожденного.
Урод прожил недолго, месяца не протянул. Когда он умер, доктор сказал, что виной тому голод. Правда, шаманка дала этому несчастью другое, более веское объяснение, но Ринтын уже был большой, учился в школе и старался быть на стороне науки. Поэтому он поверил доктору, а не старой Пээп.
Ринтын аккуратно собрал листки, поднялся из-за стола и стал надевать плащ.
– Ты куда? – удивленно спросила Маша.
– Мне надо съездить в Ленинград,– ответил Ринтын, придавая своему голосу деловитость.– Я пока не могу тебе сказать. Приеду – все объясню.
Маша, казалось, хотела что-то возразить, но потом кивнула:
– Конечно, поезжай.
В общежитии Герценовского института было пусто.
– Они на обеде,– ответила строгая вахтерша на вопрос Ринтына, где находится Саша Гольцев.
Ринтын с раздражением подумал, что каждый раз, когда он приходит, оказывается, что Саша и его друзья то на обеде, то на ужине, то на завтраке. Создавалось впечатление, что они только и делают, что едят.
Пришлось порядочно прождать, пока появился Саша Гольцев. Он обрадовался другу и с ходу пригласил:
– Пойдем в кино!
– Не до кино мне,– ответил Ринтын,– я пришел к тебе по делу…
Он произнес эти слова и вдруг понял, что ему теперь ни за что не попросить денег.
А Саша уже приготовился и даже по своей педагогической привычке наклонил голову.
– Ты знаешь, у меня напечатали один рассказ,– сообщил Ринтын.
– Прости,– смущенно пробормотал Саша,– я и забыл тебя поздравить. Мы все читали. Молодец, Ринтын!..– Саша помолчал и добавил с завистью: – Хорошо тебе!
“В самый раз попросить”,– решил Ринтын, открыл было рот, но Саша продолжал:
– Там у тебя есть: подошвы торбазов, почерневшие от сока тундровых ягод. Когда я это прочитал, у меня даже вот тут,– Саша показал на сердце,– что-то сжалось. Все это знакомо, все это было и со мной! Бывало, отойдешь от школы всего на несколько шагов за лагуну – ягод сколько! Не только подошвы торбазов у меня чернели, но и губы, руки. А сок едкий, долго не отмывается…
– Ты можешь мне дать денег взаймы? – собравшись с духом, выпалил Ринтын и отвернулся, потому что почувствовал, как лицо его покрыла краска, даже жарко стало.
– Что ты сказал? – переспросил Саша.
– Если тебе трудно, то не надо,– тихо произнес Ринтын. Ему стало легче, и он смог посмотреть в глаза Гольцеву.
– Тебе деньги нужны?
Ринтын молча кивнул.
– Что же ты раньше не сказал? – рассердился Гольцев.– Сколько тебе нужно?
– Немного,– ответил Ринтын,– наверное, скоро пришлют гонорар.
Саша сбегал наверх, принес деньги.
Вместе пошли по магазинам и накупили продуктов, и Саша проводил друга на Финляндский вокзал.
В дороге Ринтын представлял себе, как обрадуется Маша. Они сегодня будут сыты! Пусть Бернард Шоу жил до девяноста шести лет, не пробуя мяса, но лучше съесть добрый кусок чайной с чесноком колбасы и на несколько лет сократить свой век, чем питаться одними грибами.
Дома на столе лежала записка: “Дорогой мой! Если приедешь раньше меня – обед под столиком. Поешь и терпеливо жди меня. Поехала на старую работу к подругам. Может быть, удастся занять денег. Целую моего льдышку”.
Маша называла его “льдышкой” за то, что он, по ее мнению, был чересчур сдержан во внешних проявлениях чувств. Это верно. Как ни старался Ринтын, у него ничего не выходило. Иной раз, глядя на Машу, он замирал от любви и восторга, но словами или каким-то жестом не мог это выразить и оттого часто мучился и казался еще более отчужденным и холодным.
Ринтын сел за стол. Зря он скрыл, зачем поехал в город. Маша сидела бы дома и ждала… Теперь ему придется ждать ее.
Часа три Ринтын сидел над бумагой и пытался писать. Потом бросил и пошел на вокзал.
Дождь стучал по листве и смачно бил каплями в разбитую колею дороги.
Пассажиры прятались от дождя в здании вокзала. К каждому поезду Ринтын выскакивал из душного зала ожидания и, всматриваясь в лица, пропускал мимо себя выходящих пассажиров.
Промчался поезд дальнего следования с нарядными, ярко освещенными вагонами. А Маши все не было. Ринтын стал беспокоиться.
Когда нетерпение Ринтына достигло предела и были пережиты в воображении все возможные несчастные случаи, Ч из второго вагона, осторожно щупая ногами железные ступеньки, сошла Маша. Она огляделась, как будто знала, что Ринтын ее встречает, и улыбнулась, заметив его. В руках у нее была сетка, набитая продуктами.
– Держи,– сказала она и тяжело вздохнула.
Они пошли по мокрой, раскисшей дороге. Ноги разъезжались в глине. Ринтын бережно поддерживал жену и повторял:
– Осторожнее, Маша.
Дождь щелкал по рваной клеенке на столах возле пивной будки.
– Давно приехал?
– Три часа назад.
– Где был?
– К Саше Гольцеву заходил. Занял у него деньги. А ты?
– На барахолку ездила.
– Куда?
– На барахолку,– повторила Маша.
– Что ты говоришь? – ужаснулся Ринтын.– У нас со всего факультета только Алачев отваживался туда ходить. Там, говорят, одни жулики торгуют.
– Кроме жуликов, много и таких, как я, которых нужда погнала,– сказала Маша.– Много женщин, да и мужики есть.
– А что ты продала? – поинтересовался Ринтын.
– Кофточку.
– Она ведь у тебя единственная! В чем ты будешь зимой ходить?.. Надо было со мной посоветоваться.
– Ты же не сказал, куда едешь,– с оттенком упрека сказала Маша.
Ринтын переложил в другую руку тяжелую сетку и признался:
– Я больше не мог смотреть, как ты мало ешь. Ну ладно, я один. Могу и потерпеть. А вас уже двое, значит вдвойне нужна еда.
– Я не работаю,– возразила Маша,– а ты целыми днями сидишь и пишешь. Я-то знаю, что это только с виду легкая работа, а на самом деле сколько сил уходит… Все думала, как бы раздобыть денег. Сходить к подругам? Но мне-то известно, как они живут. Тянут от получки до получки, едва сводят концы с концами. Совестно у них просить. Вот и решила поехать на барахолку. Я там уже один раз была. Ты на меня не сердись…
– Что же мне сердиться? – пожал плечами Ринтын.– Только зря ты думаешь, что я такой нежный, не могу потерпеть. Когда я жил в Улаке, мы частенько голодали. Ели один раз в день, и это считалось вполне достаточно зимой, когда зверя в море нет. Питались одним юнэвом. Такие листья квашеные в бочках. Конечно, грибы куда лучше. А работали на морозе. Есть у нас такой обычай: с семи лет мальчишке уже не разрешается входить в полог до темноты, если нет сильной пурги. Целый день на морозе… А тут сидишь в теплой комнате… Пишешь, не рубишь лед на замерзших водопадах. Тебе надо много есть. Я вспомнил одну историю, которая приключилась в нашем селении. Не хотел тебе говорить…
И Ринтын поведал жене о том, как в семье Ивтэка родился уродец.
– Но я, честное слово, не голодаю! – горячо возразила Маша.– Напрасно ты так беспокоишься.
Они поставили на стол все, что купили.
Маша уселась против Ринтына. Лицо у нее разрумянилось, непослушные волосы падали на лоб, и она часто встряхивала головой, откидывая их назад.
Ринтын любил разглядывать ее лицо. Каждый раз он делал для себя маленькие приятные открытия. Маша сначала терпеливо сидела и ела, аккуратно отставив в сторону мизинец, потом заерзала и недовольно сказала:
– Ну что ты на меня так уставился? Будто впервые видишь.
– Ты каждый день новая,– ответил Ринтын.– Я хочу тебя поцеловать.
– Что с тобой, льдыш?
– Влюбился в тебя еще раз,– вздохнул Ринтын.
– Ты какой-то странный,– задумчиво произнесла Маша.– Иногда я смотрю на тебя, сидящего за столом, и мне тоже кажется, что там совсем другой человек. И выражение лица другое, и весь ты иной. Кажется, ушел весь в бумагу, растворился в ней, а вместо тебя сидит чужой и гоняет тебя по белому полю…
– Я и сам порой чувствую какую-то раздвоенность. Будто очень долго смотрю в зеркало. Попробуй сама – даже страшно становится! – ответил Ринтын.
Маша убирала посуду, Ринтын помогал ей и думал о том, как сложилась бы его жизнь, если бы на пути ему не встретилась Маша. Неужели была бы другая женщина? Это невозможно! Конечно, есть мужчины, которым мало одной женщины. Но жена должна быть только одна и на всю жизнь, вот такая, разумеется, как Маша.
– Маша! Праздновать так праздновать! – вдруг решил Ринтын.– Пусть сегодняшний день будет нашим праздником. Не буду больше сегодня писать.
Перебивая друг друга, они стали мечтать, как поселятся в далеком маленьком селении на берегу Ледовитого океана, где синие льдины смотрят в окно; растили в мечтах сына и прикидывали, что купить на первый гонорар.
