Маракотова бездна - Артур Конан Дойль
— Смотрите, возвышенности расположены в определенном порядке, — заметил я. — Кажется даже, что это не отдельные здания, а башни и архитектурные детали какого-то единого величественного строения.
— Ну еще бы! — согласился Билл Сканлэн. — По углам явственно заметны большие купола, а между ними притаились купола поменьше. Если бы можно было увидеть все целиком! Наверняка здесь поместился бы весь завод «Меррибэнкс»!
— В результате долговременных заносов на поверхности остались только самые высокие фрагменты крыши, — пояснил профессор Маракот. — С другой стороны, здание до сих пор не рухнуло. На большой глубине держится постоянная температура чуть выше 32 градусов по Фаренгейту, что сдерживает и даже останавливает разрушительные процессы. Даже разложение устилающих океанское дно и порождающих свечение органических остатков происходит очень медленно. Но присмотритесь! Эти знаки — вовсе не декоративный узор, а содержащая некий текст надпись!
Сомневаться в правоте нашего мудрого наставника не приходилось. В ряду постоянно повторялся один и тот же символ. Открывшийся нашим изумленным взорам фриз действительно представлял собой чередование букв какого-то древнего алфавита.
— Я изучал финикийские археологические находки и вижу в этих знаках нечто знакомое и наводящее на плодотворные размышления, — задумчиво произнес профессор. — Итак, мы обнаружили древний город, но это удивительное открытие унесем с собой в могилу. Больше мы ничего не сможем выяснить: книга знаний захлопнулась. Согласен с вами в том, что чем скорее настанет конец, тем лучше.
Да, финал экспедиции стремительно приближался. Воздуха ощутимо не хватало; мы уже мучительно задыхались. Содержание углекислого газа повысилось настолько, что кислород с трудом преодолевал давление и едва пробивался из баллона. Встав на диван, можно было глотнуть более чистого воздуха, однако уровень затхлости заметно повышался. Профессор Маракот с отрешенным видом сложил руки на груди и безвольно опустил голову. Билл Сканлэн, окончательно обессилевший от воздействия углекислого газа, распростерся на полу. У меня отчаянно кружилась голова, а на сердце навалилась невыносимая тяжесть. Я закрыл глаза: чувства стремительно притуплялись. А когда с трудом поднял веки, чтобы в последний раз взглянуть на прекрасный мир, который покидал, тут же с изумленным криком вскочил на ноги.
Сквозь иллюминатор на нас смотрело человеческое лицо!
Не бред ли это? Я схватил профессора за плечо и с силой встряхнул. Он резко выпрямился и удивленно, утратив дар речи, взглянул на призрак. Если он видел его так же отчетливо, как я, значит, это не была всего лишь причуда моего угасающего сознания. Лицо выглядело длинным, худым и смуглым, с короткой остроконечной бородкой и быстрыми, зоркими темными глазами, пытливо изучавшими каждую деталь нашего трагического положения. Кажется, человек все понимал; тем не менее лицо выражало крайнюю степень изумления. В нашем аппарате горел свет, и, должно быть, перед ним предстала ужасающая картина тесной камеры смерти, где один обреченный обитатель уже лежал на полу бездыханным, а двое других, с мучительно искаженными близкой кончиной чертами, задыхались и едва не теряли сознание. Мы оба — и я, и профессор Маракот — беспомощно держались за горло, а тяжело вздымавшаяся грудь свидетельствовала об отчаянии. Человек взмахнул рукой и исчез.
— Он нас бросил! — горестно воскликнул Маракот.
— Или поспешил за помощью. Давайте поднимем Сканлэна и положим на диван. На полу он наверняка умрет.
С трудом мы втащили механика на узкий диван, а его голову аккуратно положили на подушки. Лицо Сканлэна стало серым, он что-то бормотал в бреду, но пульс по-прежнему прощупывался, хотя и слабо.
— Надежда еще есть, — прохрипел я.
— Но это же безумие! — из последних сил отозвался профессор. — Как человек может жить на океанском дне? Чем здесь дышать? Должно быть, мы стали жертвами коллективной галлюцинации. Мой юный друг, мы с вами определенно сходим с ума, причем одновременно.
Глядя на застывшую в неживом призрачном свете пустынную серую долину, я подумал, что Маракот прав, но спустя миг заметил движение. Вдалеке показались тени, вскоре получившие определенные очертания и превратившиеся в целенаправленно приближавшиеся человеческие фигуры. По океанскому дну к нам спешила группа людей, а мгновение спустя все они собрались перед одним из иллюминаторов и, показывая на нас пальцами, активно жестикулируя, начали о чем-то бурно спорить. В толпе присутствовали несколько женщин, но подавляющее большинство составляли мужчины. Один из них отличался от остальных более высоким ростом, мощной фигурой и очень большой головой с пышной черной бородой. Этот человек определенно пользовался особым авторитетом. Он быстро осмотрел наш аппарат и, поскольку край его не помещался на том холме, куда мы приземлились, увидел в дне люк. Тут же отправил одного из спутников в том направлении, откуда все появились, и принялся знаками требовать, чтобы мы открыли дверь.
— Почему бы и нет? — спросил я. — Утонуть ничуть не страшнее, чем задохнуться. Так или иначе, конец один.
— Может быть, и не утонем, — с надеждой в голосе ответил Маракот. — Поступающая снизу вода не сможет подняться выше уровня сжатого воздуха. Дайте Сканлэну немного виски. Пусть сделает усилие, даже если оно окажется последним. Необходимо, чтобы наш друг принял вертикальное положение.
Я влил в рот механика немного алкоголя. Тот с усилием проглотил терпкую жидкость и изумленно посмотрел вокруг. Вдвоем с профессором мы посадили Билла на диван и встали по обе стороны. Выглядел он ошарашенным, а соображал, судя по всему, совсем плохо, но я все-таки в нескольких словах объяснил ситуацию.
— Если вода зальет батареи, может возникнуть отравление хлором, — предупредил профессор. — Откройте все баллоны с воздухом: чем выше станет давление, тем меньше воды к нам попадет. А сейчас помогите мне повернуть рычаг и открыть люк.
Хотя я чувствовал, что принимаю участие в коллективном самоубийстве, навалившись как следует все вместе, мы сдвинули с люка круглую пластину. Как и следовало ожидать, булькая, пенясь и сверкая в электрическом свете, в наш маленький дом тотчас хлынула вода. Быстро достигла она наших щиколоток, колен, пояса, и на этом уровне внезапно остановилась. Однако давление воздуха оказалось невыносимым. Головы у нас закружились, а в ушах застучала барабанная дробь. Долго существовать в такой атмосфере было невозможно. Чтобы удержаться на ногах, пришлось из последних сил вцепиться в край стола.
Стоя, мы уже не могли смотреть в иллюминаторы и не знали, что делается для нашего освобождения. Трудно было представить, что подошедшие люди способны оказать эффективную помощь, и все же решительный, деловой вид собравшихся и